Королевство Гаргалот

Я стиснул челюсти и всадил в него еще четыре пули, кто знает их живучесть, есть же всякие с амулетами. Его отшвырнуло к стене, распластало на ней, кровь плеснула из всех ран тугими струями, как из туго наполненного винного бурдюка.

Ноги подогнулись, начал медленно сползать по стене на пол, однако нож из руки не выпустил и взгляд не опустил.

Вспыхнул огонь, это Рундельштотт трясущимися руками зажигает свечи у своей кровати.

– Кто ты? – спросил я требовательно.

Раненый искривил губы в злой гримасе, ненависть в его глазах плескалась все с той же яростью.

– О тебе уже знают…

– Я красавец, – согласился я. – И живая легенда.

– И за тобой идут, – шепнул он.

– Скоро?

– Узнаешь, – дошептал он. – И возмездие…

В коридоре прогрохотали шаги, Фицрой ворвался в комнату с обнаженным мечом в руке, огляделся быстро и стремительно дикими глазами.

– Еще есть?

– Близко нет, – ответил я. – Я думал, ты, как всегда, с бабами.

– Когда твой друг в беде, – сказал он трубным голосом, – с другого конца света прибежишь. Их было только двое?

– Из восемнадцати ребят, – подтвердил я. – Посмотри, что у них там за амулеты. Второй оказался таким живучим, даже непонятно…

Фицрой наклонился, но не сорвал добычу с груди убитых, а снял аккуратно через головы, бережливый, цепочки сохранил, некоторое время рассматривал на ладони задумчиво и внимательно.

– Странный рисунок…

Рундельштотт хмыкнул и пошел вдоль стен, поочередно зажигая свечи.

– Да, – согласился я, – странный. Но если их вот так…

Он с непониманием смотрел, как я прямо на его ладони повернул оба амулета и придвинул один к другому. Края вспыхнули белым огнем, Фицрой вскрикнул от боли, но удержал на ладони.

Амулеты моментально спаялись в одно целое, а странный рисунок перестал быть таким уж странным: оборванные линии продолжились на другом, но дальше тоже оборвались.

Фицрой сказал изумленно:

– Это же карта!

– Тебе виднее, – согласился я. – Искатель ты мой тутанхаимов… Осталось еще несколько человек убить, чтобы составить карту полностью. Или сотню, если карта большая.

– И убью, – ответил Фицрой с готовностью. – Ради карты, а так я вообще-то и комара не трону.

– Только сперва отыщи, – сказал я злорадно. – Не будешь же убивать всех подряд? Хотя кто тебя знает.

Он подумал, пробормотал:

– А вдруг сами придут? Как и эти?.. Как-то все здесь непросто… Не верю в простых грабителей… Посмотри на их руки. Жилы, мышцы… Точно несколько лет с мечом и копьем упражнялись.

– Да мы управлялись и с такими, – ответил я как можно более ровным и спокойным голосом, но Фицрой посмотрел на меня очень внимательно. – Управимся.

– Управимся, – согласился он. – Но ты не напрягайся так… У тебя самого жилы вот-вот порвутся! Что-то не так?

– Да все так, – сказал я как можно равнодушнее, – просто отвлекают, сволочи. Нужно еще и на них оглядываться, что обидно.

Он кивнул.

– Да, конечно… Но все равно не бери близко так. Где Понсоменер?

Вместо меня ответил скрипучим голосом Рундельштотт:

– Наверняка уже готовит коней. Уже вон рассвет, не видите? Кроме троих запасных, надо еще и под новый груз. Обрастаем добром! Хотя это и не совсем добро, но все-таки добро.

– В наших руках все добро, – заверил Фицрой твердо. – Мы же сами добро с головы до ног! Хоть и недоброе. Местами. А кое-где так и вообще…

Он не договорил, какие это мы кое-где, Рундельштотт закончил обходить комнату, свечи горят все, светло, как днем, критически оглядел оба трупа.

– Что-то я начал привыкать к такому… Хотя под ними точно не вино разлито.

– Вина столько не разлить, – согласился Фицрой. – Я сам такого прибью раньше, чтоб не разливал. Этих ребят не знаете?

Рундельштотт обошел по кругу, стараясь не вступать во все растекающуюся красную лужу.

– Это не по моей части. Сами управляйтесь. Юджин… что-то тревожит?

Я пробормотал:

– Да так… Эти двое сумели пройти так, что стража не учуяла. И, думаю, не учуяли и все прочие.

Рундельштотт в изумлении вскинул брови.

– И что? Есть такие заклятия. Дорогие и ненадолго, но есть.

– Значит, – сказал я, – заказ хорошо оплачен.

– А как насчет вот этой штуки? – спросил Фицрой и протянул на ладони уже сросшиеся воедино половинки амулета. – Этот не?

Рундельштотт бросил беглый взгляд.

– Этот не. Но кое-какие свойства в такие вложить можно. Немного и слабые, но все-таки… К примеру, у группы с такими амулетами можно делиться жизненными силами. Тот второй держался так долго, что первый ему сразу отдал все.

– А дорогой он теперь? – спросил Фицрой и подбросил амулет на ладони.

– Чары всегда стоят дорого, – ответил Рундельштотт сухо. – И даже очень дорого! Потому Юджин в некоторой степени прав, простому народу лучше о них забыть и надеяться только на свой труд и свои руки.

– А пользоваться магией только королям? – спросил Фицрой язвительно.

Рундельштотт покачал головой.

– Только самим магам.

– Ого!

– И тайно, – уточнил Рундельштотт. – Отвечаю на вопрос, который сейчас задашь: втайне потому, что магам вовсе не нужна ни слава, ни почести, ни золото, ни титулы. Все, что нам интересно, – это сама магия и тот путь, по которому можно пойти с нею. Это недоступно?

– Почему? – изумился Фицрой. – Это те же приключения…

– Что?

– Только не выходя из комнаты, – добавил Фицрой. – Давайте убираться отсюда. Пусть хозяин вызовет городскую стражу, выясняют, что и как, хотя понятно, ничего не узнают, а нам пора к морю! Хотя вот Юджин против, он во дворце ночевал…

– Я те дам против, – огрызнулся я. – Понсоменер наверняка ждет во дворе уже с оседланными конями! Все, уходим.

Они заторопились на выход. Я на пороге оглянулся на тела в лужах крови. Не стоит показывать перед компаньонами беспокойство, хотя какое там беспокойство, страх ползает по спине, как стая холодных ящериц с липкими гекконьими лапами.

Это двое сумели пройти мимо поставленной Пэлсом Гледжером королевской стражи, я сам видел двоих у входа в таверну, а еще наверняка кто-то дежурит внутри. А если так, то кто-то сможет повторить все, только уже с учетом этой проваленной попытки.

Во дворе шум и гам, прибыла целая группа знатных глердов, хамят челяди, требуют самых лучших комнат, а также вина и женщин. Хозяин носится между ними, счастливый и озабоченный, уже забыл про отъезжающих, мы заплатили сполна, а это же прибыли новые деньги.