Королевство пепла

Манона откинула голову назад на холодные камни стены позади нее, отбросив корону вместе с сапогами.

Астерина заговорила первой, нарушив молчание Ковена.

— Мы знаем каждый их шаг, каждое оружие. И теперь Крошанки тоже. Матроны, вероятно, в панике.

Она никогда не видела свою бабушку в панике, но Манона мрачно засмеялась:

— Я полагаю увидим завтра. — она осмотрела своих Тринадцать. — Вы прошли со мной так далеко, но завтра мы столкнемся с нашим собственным видом. Вы можете сражаться с друзьями, любовниками или членами семьи. — она сглотнула. — Я не буду винить вас, если вы не сможете это сделать.

— Мы зашли так далеко, — сказала Соррель, — потому что мы все готовы к тому, что принесет завтрашний день.

Тринадцать кивнули. Астерина сказала:

— Мы не боимся.

Нет, они не боялись. Глядя на ясные глаза вокруг нее, Манона видела это сама.

— Я ожидала, по крайней мере, большего, — проворчала Веста, — от армии Ферианской впадины, — что они присоединяться к нам.

— Они не понимают, — сказала Гислейн. — Что мы им предложили.

Свобода — свобода от Матрон, которые превратили их в инструменты разрушения.

— Пустая трата времени, — проворчала Астерина. Даже зеленоглазые близнецы-демоны кивнули.

Снова стало тихо. Несмотря на их ясные глаза, ее Тринадцать прекрасно знали о недостатке пяти тысяч Крошанок против Железнозубых и армии с ними.

Поэтому Манона сказала, глядя каждой в глаза:

— Я бы лучше полетела с вами, чем с десятью тысячами Железнозубых рядом со мной. — она слегка улыбнулась. — Завтра мы покажем им, почему.

Ее ковен улыбнулся, зло и вызывающе, и почтительно коснулся двумя пальцами лба.

Манона ответила тем же жестом, склонив голову, как и они.

— Мы Тринадцать, — сказала она. — С этого момента и до тех пор, пока Тьма не поглотит нас

…

Эванджелина решила, что она больше не хочет быть помощницей лорда Дэрроу, а скорее ведьм Крошанок.

Одна из женщин даже зашла так далеко, что подарила девочке с широко открытыми глазами красный плащ, в который Эванджелина была одета, когда Лисандра уложила ее в кровать. Завтра она поможет Дэрроу, пообещала Эванджелина. После того, как она убедилась, что Крошаки получили всю необходимую им помощь.

Лисандра улыбнулась на это, несмотря на то, что шансы все еще были не слишком высоки. Манона Черноклювая — теперь, как она полагала, Крошанка Манона — была груба в своих оценках. Крошанки могли держать Железнозубых в страхе, возможно, победить их, если им действительно повезет, но войска Мората все еще были там. Как только армия снова двинется, их планы по защите стен останутся прежними.

Не в силах и не желая заснуть на койке рядом с кроватью Эванджелины, Лисандра обнаружила, что бродит по залам древнего замка. Представляя, каким домом это стало бы для нее и Эванджелины. Каким двором.

Возможно, она неосознанно следовала за его запахом, но Лисандра совсем не удивилась, войдя в Большой Зал и обнаружив Эдиона перед очагом.

Он стоял один, и она почти не сомневалась, что он стоял так уже некоторое время.

Он обернулся, прежде чем она едва прошла через дверной проем. Следил за каждым ее шагом.

«Потому что я не влюблен в других наших союзников».

Как слова изменили все и еще ничего.

— Ты должен поспать.

Эдион слегка улыбнулся ей.

— Так же, как и ты.

Между ними воцарилось молчание, когда они смотрели друг на друга.

Она могла бы провести всю ночь таким образом. Так много ночей провести в шкуре другого зверя. Просто наблюдая за ним, запоминая мощные черты его тела, нерушимую волю в его глазах.

— Я думала, что мы умрем сегодня, — сказала она.

— Мы бы умерли.

— Я все еще злюсь на тебя, — выпалила она. — Но …

Его брови поднялись, свет, которого она не видела в течение некоторого времени, сиял на его лице.

— Но?

Она нахмурилась.

— Но я подумаю над тем, что ты мне сказал. Это все.

Знакомая злобная улыбка растянулась на его губах.

— Ты подумаешь над этим?

Лисандра подняла подбородок, глядя на него, пока он возвышался над ней.

— Да, я подумаю над этим. Над тем, что я планирую делать.

— Над тем, что я влюблен в тебя.

— Ох. — он знал, что чванливое высокомерие выбьет ее из колеи. — Если хочешь, называй это так.

— Есть ли что-то еще, что я должен сказать? — он сделал шаг к ней, позволяя ей решить, допустит ли она это. Она мочала.

— Просто… — Лисандра сжала губы. — Не умирай завтра. Это все, что я прошу.

— Чтобы у тебя было время подумать о том, что ты планируешь делать с моими словами.

— Точно.

Улыбка Эдиона стала хищной.

— Тогда я могу кое-что попросить у тебя?

— Я не думаю, что ты можешь что-то просить, но ладно.

Эта волчья улыбка осталась, когда он прошептал ей на ухо:

— Если я не умру завтра, могу я поцеловать тебя, когда день закончится?

Лицо Лисандры пылало, когда она отступила на шаг. Боги Всевышние, она была обученной куртизанкой. Хорошо обученной. И все же простая просьба заставила ее колени дрожать.

Она успокоила себя, расправила плечи.

— Если ты не умрешь завтра, Эдион, тогда мы поговорим. И посмотрим, что из этого выйдет.

Волчья улыбка Эдиона не дрогнула.

— Тогда до завтрашнего вечера.

Ад ждал их завтра. Возможно, их гибель. Но она не станет его целовать, не сейчас. Не даст такого рода обещания или прощания.

Лисандра вышла из зала, ее сердце колотилось.

— До завтра.