Кошка Белого Графа
Шрифт:
И я спросила о фантумах.
Граф откликнулся с охотой. Похоже, он был рад поговорить об отвлеченном.
Так я узнала, что у фантумов был тайный союз – Орден бессмертных. Его члены придумали для себя секретный язык и набор символов. В вещах фантума-химеры, которого дорогой ценой одолел Хальфорд, нашли старинный перстень с головой летучего змея. Крылья – знак превосходства и преодоления смерти. Поэтому все крылатые у фантумов стоят на ступеньку выше прочих.
Вернее, стояли в прошлом.
Тщательное расследование показало, что химера, уроженец Вайнора, действовал в одиночку. У него не было ни сообщников, ни семьи, ни друзей.
Карета въехала в ворота дворцового парка. Даниш как всегда повел меня напрямик через сугробы. Я научилась не замечать его призрачного двойника, и граф тоже не обращал внимания на куклу в свадебном наряде, которая шагала рядом с ним, не оставляя следов.
Вдруг он остановился и присел передо мной на корточки.
– Прости меня, Карин.
«За что?»
– За то, что втянул тебя в свои интриги. За то, что мало делаю для того, чтобы помочь тебе. За ловушку – тогда, в первый раз. Я не хотел причинить тебе боль, я просто… испугался. Карин, ты видишь, что происходит вокруг. Так не должно быть!
Казалось, он ищет слова, чтобы сказать что-то очень важное, не открыв ни одной опасной тайны, не дав даже намека на нее. Ищет и не может найти.
В вышине холодно синело небо. Береза над нами поникла под тяжестью снега, одетые белым ветви сплелись в пушистое кружево.
– Есть способ… – медленно начал граф. – Но чтобы прибегнуть к нему, мне придется совершать вещи, которыми я не смогу гордиться. Иначе нельзя. Прошу, верь мне и не суди строго. Я лишь хочу, чтобы все стало… правильно.
Он посмотрел на снег под моими лапами и снова поднял взгляд, полный отчаянного желания быть понятым.
Таким я Рауда Даниша еще не видела.
Мне сделалось не по себе, и я спросила:
«А за снежный ком?»
– Какой ком?
«Как же? Помните, я сбежала, а вы поймали меня своей силой и катили по лесу, как снежок. Это было очень обидно. Раз вы просите прощения так, будто умирать собрались, то просите и за снежный ком».
Он слабо улыбнулся:
– И за снежный ком тоже прости.
Я посмотрела в его глаза и поняла, почему богиню зимы зовут Нежа. Если она выбрала владыкой зимы человека с такими теплыми глазами, ее сердце не может быть совсем ледышкой.
Рауд опустился на одно колено.
– Можно тебя погладить?
«Меня – это кошку или Карин?»
Было грустно и смешно: Белый Граф у моих ног, вернее лап. Майра лопнет от зависти…
Он не ответил. Медленно протянул руку, и я сказала себе: «Только не вздумай урчать». Но было поздно. Как можно не ур-р-рчать, если это так хор-р-рошо, что словами не пер-р-редать… и весь мир-р-р где-то далеко-далеко, и кажется, вр-р-ремя остановилось… М-р-р-р…
Он уже гладил меня много раз. И носил на руках.
Уйма людей меня гладила.
Но никогда в этом жесте и моем на него отклике не было столько двусмысленности.
Я чувствовала, как ласковая ладонь спускается с шеи на лопатки, проходит по спине до пояса, потом почти до хвоста – и снова, и снова. М-р-р-р…
«Ваше сиятельство!»
Рауд убрал руку. Его дурное настроение развеялось, в опаловых зрачках прыгали смешинки.
– Зови меня по имени, сколько раз просить!
Потом он вдруг посерьезнел.
– Мы вернем тебе тело, Кошка.
А вот это он зря сказал. Не обещай того, что не можешь выполнить.
Глава 20,
в которой я попадаю на невероятный бал
Зал я узнала с первого взгляда, хотя была здесь всего раз, и то мимоходом, когда мы с Шоколадкой перебегали от одного тайного лаза к другому. Как можно не узнать место, посреди которого растет живой дуб – зеленый в разгар зимы!
Его крона накрывала центр зала раскидистым шатром, ветви были украшены пестрыми гирляндами, безделицами из фольги и крохотными лучезарами, заключенными в футляры цветного шелка. Узловатый ствол в четыре обхвата обвивали золотые и серебряные цепи.
Вокруг дуба без видимых опор ходили друг за другом солнце и луна. Недосягаемо высокий потолок изображал небесный свод, но вместо звезд на нем цвели цветы. Звезды мерцали ниже, покачиваясь на прозрачных нитях – как стеклянные капельки в храме Свена и Свяны. Нити поблескивали, будто дождинки в воздухе; звезды весело перемигивались, меняя оттенки. И вся эта феерия огней разливались в зеркале узорчатого паркета сплошным озером бликов, сияя так, что глазам было больно.
Я думала, меня на бал не возьмут. Но было решено, что принцесса Вайнора должна предстать перед двором будущего супруга во всем великолепии. А снежная кошка, которой восхищалась сама королева-бабушка, станет пикантным штрихом к образу прекрасной камелии Севера.
Для меня даже соорудили корзинку в кружевах и лентах.
Но принцесса сказала:
– Я видела, как Белка ходит с графом. Белка, я знаю, ты большая умница. Может, ты и со мной пойдешь?
– Мр-рм, – согласилась я.
И мы пошли.
Сегодня Камелия впрямь была снежной принцессой. Платье льдисто-голубых тонов – тяжелые шелка, легкие вуали, искрящееся кружево. Кроем похоже на то, что отказались купить у нас обманщики Болли. Майра не зря пророчила: скоро такое будет носить вся Альгота.
Волосы ее высочеству подняли и уложили строгой спиралью, не выпустив ни единого завитка, а сверху накрыли тончайшей сеточкой, усыпанной крохотными алмазами. Алмазным было и тонкое ожерелье, украсившее ее шею.
Эта подчеркнуто холодная оправа придала красоте принцессы какую-то нечеловеческую изысканность. Даже страшно стало. Думаю, если бы у Нежи была дочь, она выглядела бы именно так.
Стукнул жезл церемониймейстера, парадные двери, увитые золотыми виноградными лозами, распахнулись. И под зычное «Ее высочество Камелия Аннеборга Сесилия, третья принцесса королевства Вайнор из дома Маритимов!» мы вступили в бальный зал. Альрик был уже там – нарядный и златокудрый, как на портрете. Взяв Камелию за руку, он двинулся по кругу, и придворные склонялись перед ослепительной парой.
Сперва было занятно наблюдать, как по людскому морю катится волна поклонов, потом стало скучно, и я принялась разглядывать обстановку.
Подобно дворцу в целом, зал был устроен по образу леса. Но на этот раз строителям показалось мало придать стенам вид жмущихся друг к другу деревьев. Как в настоящем лесу на опушку выбегает молодая поросль, так и здесь деревца и кусты выходили из стен по одному, парами или целыми стайками, образуя укромные закутки, в которых можно было уединиться и отдохнуть на мягких диванах. С неживых ветвей свисали связки настоящих еловых лап, перевитых лентами – символ близящейся Ночи Всех Богов, когда время замирает, уступая место вечности. Под деревьями стояли столики с напитками и угощениями.