Кошка Белого Графа

– Пр-росто, – в голосе кошечки проскользнула нотка превосходства. – Пр-роведу.

Она нырнула под медную ванну на львиных лапах. Я последовала за ней и с удивлением уставилась на круглое отверстие в стене, похожее на то, что прорезали для меня в двери, только меньше.

– Это для проветривания?

Шоколадка издала звук, похожий на хмыканье.

– Ветр-ра там нет. – И ехидно добавила: – Толстая. Не пр-ролезешь.

– Не толстая, а красивая, заруби себе на носу!

Будут еще всякие нахалки мне дерзить.

Отверстие и правда было маловато. Но я вспомнила жемчужный храм Свена и Свяны. Его ходы приспосабливались к размеру того, кто по ним шел. Может, и здесь так будет? Я просунулась в лаз, мысленно уговаривая его стать шире и пытаясь передать окаменелому дереву под лапами ощущение тесноты, которое испытывала. Так же, как передавала Кавалеру все, что знала о барышне Агде.

Не берусь судить, был ли от этого толк или дворец просто следовал заложенной в него воле древних строителей, но темный туннель, пахнущий спящим лесом, раздался вверх и в стороны – как раз настолько, чтобы я могла пройти, не испытывая неудобств. Вздох Шоколадки сказал, что для нее это стало неожиданностью.

Древесное нутро дворца оказалось пронизано целым лабиринтом извилистых ходов. Возможно, они служили для воздухообмена или как-то помогали обогреву огромного здания – Шоколадка не знала. Стены напоминали переплетенные корни; они не светились, как туннели в храме Свена и Свяны, но я отлично видела, куда иду.

Сначала своенравная посланница Кавалера вывела меня в необъятный зал, в центре которого росло самое настоящее живое дерево. Рассмотреть диковину я не успела. Мы выскользнули из-за одной портьеры, пробежали наискосок и нырнули под другую, где прятался еще один лаз.

В следующий раз мы вышли в умеренно широком коридоре, миновали два поворота и юркнули в нишу со статуей лесной нимфы. Позади статуи под широким листом какого-то южного растения на высоте в половину человеческого роста скрывался вход в очередной туннель.

– Иди, – сказала Шоколадка. – Близко. Внутр-рь нельзя, только смотр-реть. Вер-рнешься – пр-ровожу обр-ратно.

Маленькая кошечка выглядела серьезной и исполненной сознания собственной важности. И по праву. Без нее я ни за что не разберусь в этих ходах!

– Спасибо, Шоколадка, – сказала я. – Хочу, чтобы ты знала, Кавалер не для меня.

– Пр-равда? – она недоверчиво склонила голову набок.

– Ты же видишь, я не такая, как ты. Мои кавалеры ходят на двух ногах.

Сказала и, взобравшись по стене, нырнула в проем, оказавшийся мне как раз впору.

Идти и правда пришлось недалеко. Почти сразу стали слышны звуки клавесина, а после третьего поворота впереди возникло пятнышко света, и я поняла, что означало Шоколадкино «внутрь нельзя». В щелку, которой заканчивался туннель, можно было разве что нос высунуть. Сколько я ни уговаривала ее расшириться, действия это не возымело.

Снаружи отверстие прикрывала легкая драпировка, сквозь которую было прекрасно видно большую солнечную комнату. Барышня Агда сидела за клавесином, наигрывая меланхоличную мелодию, подле нее дремала в кресле старая госпожа Хьяри в своем неизменном колпачке с монетками. Пусть Нежа и скрыла меня от ее ведьмовского взгляда, под защитой толстой стены я чувствовала себя спо- койнее.

Вошла служанка в белом переднике:

– Барышня! Вам подарок от графа Скадлика!

Агда не повернула головы, под тонкими пальцами родился скорбный аккорд.

– Так куда подарок-то?

Служанка оглянулась на госпожу Хьяри, и стало видно, что в руках у нее плоская коробочка, перевязанная алой лентой.

– Не нужны мне от него никакие подарки, – хмуро отозвалась Агда. – Скажи, пусть назад отошлют.

– Еще чего! – старуха вмиг проснулась. – От подарков отказываться дело глупое. Что дают, надо брать. Неси сюда, – велела она служанке, – поглядим. А сама поди прочь.

В коробочке оказалась лаковая шкатулка с серебряными уголками и затейливым замочком. К замочку прилагался ключик на цепочке. Госпожа Хьяри покачала его в воздухе, ловя солнечные блики, затем сунула под нос Агде, словно погремушку младенцу.

– Смотри, какое диво, – старуха вложила ключик в ее вялую руку. – Давай, открывай!

Агда с неохотой подчинилась. Шкатулка курлыкнула, как горлица, крышка приподнялась, явив нутро, выстланное черным бархатом. На бархате что-то поблескивало.

– Ай, красота-то какая! – преувеличенно восхитилась старая ведьма. – Ты только глянь!

Агда глянула и загляделась. Взяла вещицу в руки, любуясь сверканием драгоценных камней.

– Ты примерь, примерь, – подзуживала госпожа Хьяри.

А вот это она зря. Ободок с золотыми листочками и рубиновыми ягодками, обхвативший девичье запястье, даже мне напомнил о венчальных браслетах, а барышня взглянула, и по ее щекам побежали слезы.

– Что ж ты опять ревешь-то!

Старуха вскочила, заперла дверь, потом силой пересадила Агду со стула на большой диван с цветочной обивкой. Несмотря на почтенные года, двигалась она со звериной ловкостью – совсем не так, как смиренная травница, которая заискивала перед королевой-бабушкой.

– Он ей тоже, небось, подарки дарит, – плаксиво сказала Агда. – Я видела их: он шел такой красивый, улыбался ей, а на меня даже не взглянул…

– Сколько раз говорю: нельзя ему сейчас на тебя глядеть! – старуха обнимала барышню как тогда, в доме Снульва, только сейчас я отчетливо слышала каждое слово. – Папаша ее разобидится, войну, чего доброго, затеет. Ты же не хочешь, чтобы из-за тебя война началась?

Агда всхлипнула, а я зажмурилась, пытаясь уложить услышанное в голове.

– Вот понесет она, он, заботы ради, отошлет ее в тихое место, и ты вернешься в его постель. А там… мало ли что с женщиной в тягости стрястись может?

– Как это?

– Да вот так, – старуха усмехнулась. – Принцессы создания нежные, здоровье у них слабенькое. Сквознячком продует или вдруг еще какая напасть…

– А ребенок? – Агда повернула к ней голову.

– И ребенок туда же…

– Матушка Гиннаш! – барышня вырвалась из обнимающих ее рук. – Вы с ума сошли!

– Чего всполошилась? Шучу я, шучу, – ведьма вновь притянула Агду к себе. – Ты о дурном не думай, ты о свадьбе думай.

Барышна запротестовала опять, но старуха пригнула ее голову к своему плечу.