Кошка Белого Графа

Сюртук отца превратился в простую вайнскую рубаху с шитьем по вороту.

– Кто-то пытался войти в мой сон, – сказал Рауд.

– Твоя Кошка?

– Нет. Хотя я ловил по ту сторону купола взгляд оборотня. Тут другое.

Рауд описал, как все происходило.

– То есть этот голос проник не только сквозь твою защиту, но и сквозь Щит дворца? – на отцовском лбу прорезались напряженные морщины, а брови-медведи оседлали уступ переносицы.

– Именно. Я хочу, чтобы ты попробовал разузнать в Гнезде, как это возможно и кто на такое способен. Общая Память должна хранить подобные случаи.

Отец мрачно кивнул и в очередной раз вызвался стать сторожем его снов, а Рауд в очередной раз отказался.

– Было бы куда полезнее, если бы ты заглянул в сны короля и еще пары интересных людей.

– Ты прекрасно знаешь… – сейчас же начал отец.

– Гнездо не позволит, – закончил за него Рауд. – А если речь идет о заговоре против короны?

– Ты готов представить доказательства?

Рауд задумался на мгновение.

– Если однажды я попрошу тебя и твоих, с позволения сказать, друзей допросить человека, как вы умеете – здесь, в ловушке…

Вряд ли до этого дойдет, но кто знает?

– Почему здесь, а не во сне? – быстро спросил отец.

Оба отлично знали: если дать членам Гнезда ключ к семейной ловушке, те смогут проникнуть в нее снова.

– Потому что место, гм, допроса может быть защищено от вторжения сновидцев, – ответил Рауд, стараясь, чтобы отец не почувствовал его тревоги и сомнений.

Дагрун Даниш долго смотрел сыну в лицо. В его глазах бился миллион вопросов, но он молчал, только хмурился все сильнее.

– Хорошо, – с неохотой произнес он наконец. – Так что там твоя Кошка? Нет от нее вреда?

Бывший Белый Граф, а ныне мастер сновидений, с легкостью воссоздал человеческий облик Карин Эльс, каким запомнил его, однажды увидев.

– Я позаботился, чтобы Щит пропустил ее. Не хотелось бы пожалеть об этом.

Она стояла посреди расписной горенки. Кокетливый свадебный наряд, больше похожий на костюм для маскарада, соломенные волосы, дерзко рассыпанные по плечам, бирюзовые глаза снежной кошки… пустые, незрячие.

– Да, такое тело стоит вернуть из Небыли, – заметил отец, оглядывая свое творение. – Смотри, не потеряй голову.

Рауд не ответил.

Он стал полноправным владыкой зимы шесть лет назад, а вскоре обнаружил, что красота женщин уже не волнует его, как в юности, когда он впрямь мог потерять голову при виде оголенного плечика или хорошенькой ножки, показавшейся из-под подола. Во всем, что не касалось магии, он чувствовал себя постаревшим лет на пятьдесят.

А потом дар ушел, и все изменилось вновь.

В последние месяцы Рауд заново открывал для себя то, что считал утраченным навсегда. Но смотрел теперь иначе и видел больше.

Под его взглядом кукольное личико, созданное отцом, ожило, черты стали выразительней, четче, обрели самобытность, взгляд наполнился чувством и глубиной – весь облик разом задышал, засиял, и у Рауда потеплело на сердце.

Женская красота бывает разной. Неброско-утонченной, как у Камелии, игривой, как у ее наперсницы Кайсы… Красота Кошки была яркой и сильной. Рауд любовался своим «агентом» при каждой встрече со все большим удовольствием, но так, чтобы девушка не заметила. Он и без того заставил ее бояться себя. Не хватало еще, чтобы Карин заподозрила его в мужских притязаниях.

Отец тоже отметил перемены в иллюзорной «невесте».

– Хороша! Жаль, что не нашего круга.

– Она расцарапала ногу Гюнтеру, защищая фрейлину из свиты принцессы, – сказал Рауд.

– Ты шутишь?! – отец рассмеялся со злым удовлетворением.

Рауд понимал его, но сам чувствовал другое.

Когда ему рассказали, он испугался. Как испугался полгода назад, услышав о дуэли брата. Гаденыш Гюнтер и людей не щадит, а кошку раздавит с наслаждением…

Нет, с нее довольно.

Рауд хоть сейчас пристроил бы Карин Эльс к хорошим людям. К тем, кого в случае провала не свяжут ни с ним, ни с принцессой.

Но боги имеют на нее виды, а от богов не спрячешься…

В первый же день нашего пребывания во дворце Камелия приказала обеспечить мне свободный доступ в уборную. Сперва для этого просто держали приотворенной дверь, но кто-нибудь непременно умудрялся ее закрыть, причем именно в тот момент, когда мне было нужнее всего; приходилось мяукать и скрестись. Потом отыскали местного мастерового, и он устроил лаз в дверном полотне.

Как это происходило, я не видела, но управился он быстро. Отверстие получилось аккуратное и словно бы не вырезанное, а природное – как все во дворце. Казалось, сучья разошлись и изогнулись друг против друга, образовав проем. Теперь я могла ходить по своим надобностям, когда захочу, не дожидаясь ничьих милостей.

У лаза, занавешенного лоскутком бархата, я всегда прислушивалась и принюхивалась: нет ли кого внутри. Если есть, дожидалась, когда он выйдет.

Сейчас я чуяла в уборной постороннего, но не человека.

Кошку!

При этом занавеска кошкой не пахла. И дверь не пахла, и пол у двери…

Заинтригованная, я скользнула внутрь. Там было тихо и темно – для человеческих глаз. Мои же звериные различали каждую деталь обстановки. На первый взгляд, в довольно просторной комнате никого не было. Но не успела я толком осмотреться и принюхаться, как прямо передо мной очутилась кошка. Спрыгнула откуда-то сверху, должно быть с колонны водогрева.

Кошка была небольшая и плотно сбитая. Этакий бочонок на лапках, обернутый в плюшевую, как у Кавалера, шерстку. И ушки такие же круглые. А вот цвет другой – шоколадный.

Кошечка выгнула спину колесом и низко завыла:

– О-он мо-о-у-ой! Не отда-а-о-у-а-м!

Я не сразу поняла, что она имеет в виду и кого, но ответила тем же. Иначе в кошачьем противостоянии нельзя. Спина и хвост – две крутые дуги, объятые вздыбленным мехом, из горла – грозный рык без слов. Я не видела себя со стороны, но снежная кошка в гневе должна быть страшна.

Моя противница продержалась недолго. Поворчала для порядка и сникла.

– Тебя Кавалер прислал? – спросила я строго. – И ты с ходу драться?

– Пр-рости, – попросила кошечка. – Куда пр-ропала? Мы искали.

В знак примирения она потянулась понюхать меня, потом попыталась лизнуть. Подлиза!

– Велено пер-редать: мы нашли твою человеческую кошку.

– Как тебя зовут? – спросила я.

– Шоколадка. А ты Сахар-рок.

Я фыркнула. Вот упрямый котище!

– Как ты вошла?