Космонавт
Шрифт:
— Да? — мужчина медленно прошёл к стулу и сел, откидываясь на спинку. — А откуда у него такие знания?
— Любознательный. Учился, видимо, — пожал плечами Крутов.
— В обычной школе? — прищурился мужчина. — Или где-то ещё?
Георгий Петрович оторвался от портфеля, взглянул на говорившего:
— Александр Петрович, вы что-то хотите сказать?
— Просто интересно, — мотнул головой он. — Парень знает вещи, о которых не всегда пишут в учебниках. Особенно для его возраста.
Крутов нахмурился.
— О чём вы, Александр Арнольдович?
Тот
— Ну, например, — он постучал пальцем по столу, — его взгляды на современную авиацию. Не кажется ли вам, что он чересчур уверенно рассуждает о вещах, которых вообще не должны знать вчерашние школьники?
— Он просто увлечённый парень, — парировал Крутов. — Читает литературу, интересуется. Сейчас вся страна смотрит в небо. Вам ли не знать, Александр Арнольдович.
Мужчина хмыкнул, резко встал и снова развернулся к окну, прикуривая вторую сигарету.
— А ещё, — продолжил Александр Арнольдович, выпуская струю дыма и прищуриваясь, остановив взгляд на сумерках за окном, — вы слышали его ответ про критический угол атаки. Он ответил не по учебнику, не по теории, а как практик. Откуда такие познания?
— Может, читал специальную литературу, — вставил Георгий Петрович, с раздражением засовывая очередную стопку бумаг в портфель. Было видно, что разговор ему неприятен.
— Или кто-то подсказал, — усмехнулся Серый.
Тишина повисла на несколько секунд.
— Вы что-то знаете про него? — спросил Крутов напрямую.
Александр Арнольдович затушил недокуренную сигарету и развёл руками:
— Просто вопросы.
— Какие? — нахмурившись, спросил Крутов.
— Семья у него… не совсем обычная.
— Мать работает на почте, отец — работяга, — отрезал Крутов, шагая по кабинету. — Что тут необычного? Мы же проверяли его. Как и всех.
Видно было, что он хотел бы и ещё что-то сказать, более решительное — но сдерживается. Александр Арнольдович усмехнулся:
— Если бы вы знали, кто его отец… И он с ними не живет, между прочим.
Крутов остановился и посмотрел на говорившего:
— Ну и кто же его родитель?
В этот момент Георгий Петрович резко закрыл портфель и с шумом задвинул стул.
— Извините, коллеги, но мне пора, — сухо сообщил он. — Дела не ждут.
Он кивнул и вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Когда его шаги затихли, Александр Арнольдович подошёл ближе к Крутову и, понизив голос, сказал, глядя тому в глаза:
— Присмотритесь к Громову.
— Почему?
— У его отца… интересное прошлое.
— Какое? — спросил Крутов, поправляя галстук. Ему всегда было некомфортно в компании куратора из комитета, особенно, когда он смотрел вот так, будто в самую душу.
Его собеседник наклонился к самому уху и что-то зашептал. Не прошло и пары секунд, как майор отшатнулся, глаза расширились от удивления:
— Не может быть… Тот самый? — спросил он ошарашенно.
Александр Арнольдович молча кивнул. Крутов дошёл до своего места и медленно опустился на стул, провёл рукой по лбу:
—
Вот чёрт…На минуту в кабинете повисла полная тишина.
— Так что всё же присмотритесь к нему, — сказал Александр Арнольдович и, подхватив шляпу, направился к двери.
— А если он просто хочет летать? — спросил его в спину Крутов.
— Может быть, — обернулся тот. — А может, не только.
Настенные часы продолжали тикать, отсчитывая секунды в тяжёлой тишине.
Плац аэроклуба.
Утро. 1 октября 1964 года.
7:30
Холодный осенний ветер гулял по плацу, заставляя курсантов плотнее застёгивать гимнастёрки. Стояли мы по стойке «смирно» — ровными шеренгами, подтянутые, с горящими глазами. Перед нами, на небольшом деревянном возвышении, выстроились инструкторы и руководство клуба. В центре — майор Крутов, его форма безупречно отглажена, лицо подчёркнуто строгое, но в глазах читалось что-то вроде скрытого удовлетворения.
Он сделал шаг вперёд, и плац мгновенно замер.
— Товарищи курсанты! — его голос, привыкший отдавать команды, разнёсся над рядами. — Поздравляю вас с началом учебного года! Сегодня вы делаете первый шаг в небо. Но помните — лётное дело требует не только знаний, но и дисциплины, выдержки, беспрекословного выполнения приказов. Здесь нет места разгильдяйству и халтуре!
Я стоял в первой шеренге, слушал и мысленно думал о том, как провёл последние дни сентября.
Каждое утро у меня начиналось со стадиона. Дядя Боря теперь бежал рядом, уже не пыхтел, как паровоз, а держался ровно, даже пытался шутить прямо на бегу. В тот понедельник он действительно вышел на работу. Вернулся вечером усталый, но довольный. Зашёл ко мне и сказал:
— Степаныч — мужик строгий, но справедливый.
С тех пор он каждый вечер заходил к нам и рассказывал о своих успехах на работе.
После пробежки я обычно заглядывал в библиотеку, где Николай Петрович рассказывал мне о полётах, да и не только. Ещё он любил делиться разными историями из своей преподавательской деятельности.
— Помню, был у меня курсант — Сашка Гуров, — рассказывал он, поправляя очки. — Талантливый парень, но горячий. Однажды на взлёте забыл проверить закрылки. Еле посадил машину. После этого я ему сказал: «Тебе что, жизнь не дорога?» А он мне: «Я же почти правильно всё сделал!» И главное, серьёзно так, будто о ерунде речь!
Видно было, что эта давняя история всё ещё будоражит его.
— И что вы ему ответили? — спросил я тогда.
— Сказал: «В небе нет 'почти правильно». Там или точно, или никогда. И что ты думаешь? После этого он стал одним из лучших.
Результаты экзаменов мы узнали на следующий день. Володя, Катя и я — прошли. Мажорчик Виктор — тоже прошёл.
Мы тогда отправились в кафе — небольшое заведение рядом с клубом, отпраздновать поступление.
— За нас! — поднял стакан с компотом Володя.