Кот и мышь

Письмо было подписано просто «Карлайон». Очевидно, он не имел другой фамилии или не пользовался ею.

Тинка все еще стояла у стола, когда Карлайон вернулся. — Я только что прочитала ваше письмо полиции.

Он быстро подошел, подобрал его и произнес чопорным тоном:

— Не думаю, что вам следует жаловаться.

— Тем более что я тоже написала туда, ~ сказала Тинка.

— Это я и имел в виду. Похоже, мы доверчивая пара, мисс Джоунс.

— Говорите за себя. Я не знаю значения этого слова.

— Едва ли нам стоит этим гордиться, — почти с упреком заметил Карлайон. Тинка слегка покраснела. «Полагаю, — подумала она, — он предпочел бы видеть меня скромной викторианской мисс, а не крутой малюткой с Флит-стрит...» Хотя почему ее должно заботить то, что думает Карлайон?..

Утро казалось длинным. Мистер Чаки удалился вместе с мисс Эванс, и Тинке оставалось только валяться на диване, положив ногу на валик, и притворяться читающей книгу. Она понятия не имела, куда заведут ее поиски Амисты. «Я буду лежать здесь, изображая инвалида, пока они не выставят меня вон. И какая же польза от этого будет Амисте, хотела бы я знать? Но не могу же я прыгать по дому, точно одноногий кенгуру, открывать двери и заглядывать в шкафы, разыскивая ее!»

В течение нескольких месяцев Амиста писала письма из этого дома о людях, проживающих здесь. Но теперь те же люди отрицали не только ее присутствие, но само существование. Почему? Какая тайна окружала эту девушку? Какую власть имел Карлайон над другими обитателями дома и даже над приходящей ежедневно маленькой разносчице молока, что все они отрицали существование Амисты? Была ли она пленницей? Не Амиста ли приходила к ней в комнату прошлой ночью, отчаянно ища помощи? Теперь об этом знали Карлайон и миссис Лав. Какую же цену пришлось заплатить за свой тайный визит бедной испуганной девушке с ее миниатюрной белой ручкой и алыми остроконечными ногтями?..

Кот Тибальт потратил четверть часа на активную тренировку: пять минут — на «бой с тенью», пять минут — на погоню за собственным хвостом и еще пять минут — на подкрадывание по линолеуму за шариком для пинг-понга. Как он забавен, очарователен, грациозен и в то же время ужасен, думала Тинка. Шарик служит для него мышью, а когда Тибальт закончит тренировку, то будет гонятся за настоящими мышами и, поймав одну, станет ее мучить. Он отпустит ее, а как только она подумает, что освободилась, протянет бархатную лапу и вновь повергнет ее в отчаяние. А когда крошечное искалеченное создание отползет в сторону, надеясь окончить свои дни в мире, кот опять примется за свое. Тинка подумала о том, как его черный холодный нос обнюхивает кровоточащие останки мыши, и ее затошнило от ужаса. Лучше умереть сразу, чем жить, созерцая боль и мучения, которые никакие жертвы с твоей стороны не в состоянии предотвратить...

В комнату вошел Карлайон, и Тинка поведала ему о своих мыслях. Его голубые глаза затуманились.

— Сиамские кошки не мучают свою добычу, — резко сказал он, откинув со лба прядь волос. — Они убивают ее сразу или не убивают вовсе.

Но слово «добыча» резануло слух пребывающей в нервном напряжении Тинки, нисколько ее не утешив.

За ленчем Карлайон молча поглощал стоящие перед ним изысканные блюда. «Время идет, — думала Катинка, — и вскоре у меня не будет ни причин, ни предлогов оставаться здесь. Я буду вспоминать этот час и упрекать себя за то, что не воспользовалась им... Но все выглядит таким ужасным, что я не нахожу слов...» В любом случае, Карлайон — злодей, и она здесь не для того, чтобы влюбляться.

Дей Джоунс убрал со стола и принес кофе. Карлайон взял с подноса чашку и отошел к окну.

— Мисс Джоунс... — он оборвал фразу. — Не важно. Не имеет значения.

— Но что вы хотели сказать?

— Не знаю. — Карлайон беспомощно пожал плечами. — Все так запутано...

— Но если ни вы, ни я не хотим путаницы...

— Ни к вам, ни ко мне это не имеет отношения, — прервал он. — Все запутано само по себе. По крайней мере... — Он глотнул кофе и поставил чашку с блюдцем на подоконник. — Смотрите! На небе появилась радуга.

Тинка, хромая, подошла к нему. Над вершиной Бринтариана — Щит-горы по другую сторону долины — ярко-голубое со свинцовым отливом небо пересекала дуга из розовых, бирюзовых и янтарных полос, словно нарисованная невидимой рукой. Карлайон и Тинка наблюдали за ней, стоя рядом, но не касаясь друг друга. Столь совершенное зрелище было почти печальным — казалось, надеяться на лучшее уже невозможно.

— Радуга исчезла, — вздохнула Тинка. — Жаль. Все кончилось слишком скоро.

— Да, — сказал Карлайон. — Это как любовь с первого взгляда — слишком прекрасно и слишком коротко. — Он сунул руки в карманы старого твидового пиджака и уставился на свои туфли. — Но тут ничего нельзя изменить.

Пробормотав, что хочет прогуляться на гору, Карлайон быстро вышел из комнаты.

Миссис Лав с ее дружелюбной улыбкой ворвалась в калейдоскоп мыслей Катинки.

— Вы здесь, дорогая!

В ее вульгарном веселье ощущалось что-то зловещее. Тинка с трудом оторвалась от мыслей о Карлайоне.

— Где, по-вашему, я должна быть? — отозвалась она.

— В кровати. — Миссис Лав окинула ее профессиональным взглядом. — Голова не болит? Лодыжка не беспокоит?

— Нет, благодарю вас. Со мной все в порядке.

— Не рассказывайте сказки, — возразила миссис Лав. — С вами далеко не все в порядке, поэтому, хотите вы того или нет, я собираюсь уложить вас в постель, задернуть занавеси и дать вам вздремнуть. — Она решительно шагнула к Тинке. — Никаких споров! Дей Трабл уже возвращается с вашими вещами — я только что видела, как лодка переправилась через реку. Скоро вы наденете вашу ночную рубашку и ляжете в постель с грелкой, или меня зовут не Мэри Ллойд Лав, как меня назвали мои родители-актеры в честь старушки Мэри Ллойд^{22}... — Продолжая болтать, она помогла Катинке подняться в ее комнату. — Ну, раздевайтесь, а я встречу Дея и принесу ваши вещи. — Миссис Лав задернула тяжелые оконные занавеси и включила ночник у кровати.

У Тинки не болела голова, но от одного предположения об этом у нее застучало в висках и ей больше всего на свете захотелось лечь на прохладную простыню и положить голову на жесткую подушку. «Это как любовь с первого взгляда — слишком прекрасно и слишком коротко. Но тут ничего нельзя изменить». Или Карлайон сказал: «Мы тут ничего не в силах изменить»? Она подошла к окну, раздвинула портьеры и, прижавшись лбом к холодному стеклу, уставилась на гору с другой стороны долины. Но радуга исчезла — не было видно ничего, кроме горы, на которую падал тонкий солнечный луч, серебристой ленты реки и тропинки, по которой две маленькие черные точки поднимались к дому. Катинка неожиданно обрадовалась тому, что Дей Джоунс скоро принесет ее вещи. Будет приятно надеть собственную ночную рубашку вместо чудовищного изделия миссис Лав с его дешевыми кружевами. Дей и разносчица молока исчезли за поворотом тропинки, и она вернулась к кровати.

Большая комната казалась странно знакомой — остов кровати с эмалевыми цветами, «оазис» ковра на полу, хрупкая плетеная мебель, фарфоровые кувшин и таз с фиалками... Катинка легла на кровать в тишине и полумраке, молясь о мире. Из комнаты внизу доносились голоса. Быть может, Карлайон вернулся с прогулки на гору? Она напрягла слух, но не могла разобрать ни слова. На лестнице послышался резкий голос миссис Лав:

— Тише, Дей, ты разбудишь мисс Джоунс...

Тинка думала о Карлайоне и Амисте, потом о Тибальте — сиамском коте, который не стал бы мучить мышь... Карлайон сказал, что сиамские кошки сразу убивают свою добычу... Она зевнула, пытаясь устроиться поудобнее на жестких и холодных подушках... Тибальт не стал бы мучить мышь, но в этой комнате кот цвета радуги играл с круглой и белой мышкой, похожей на шарик для пинг-понга.. Шарик жалобно попискивал, когда плюшевые кошачьи лапы терзали его, впиваясь когтями в целлулоидное горло, отпуская на миг и хватая снова... Тинка выпрямилась на кровати. «Я спала, но теперь проснулась и больше не вижу во сне сиамского кота, который мучает маленькую белую мышку...»