Кот и мышь
Шрифт:
Но крики продолжались.
Катинка сидела неподвижно, прижимая одеяло к подбородку, как будто оно могло защитить ее сердце от ужаса, который причиняли эти сдавленные крики, казалось, издаваемые не человеком, но и не животным. Она это знала, так как выросла в сельской местности Уэльса и слышала крики кролика в капкане, визг свиньи под ножом мясника, вопли лесных обитателей, ставших добычей хищников. Но эти звуки не походили на них. Кого-то — не человека и не животное — истязают в этом доме, только она испытывает к нему жалость, и теперь ей придется покинуть убежище среди белых прохладных простынь, пересечь комнату, открыть дверь и взглянуть в лицо ужасу, таящемуся снаружи... Надеясь, что дверь окажется запертой, дав ей повод вернуться в постель, и одновременно молясь, чтобы она была открыта и позволила ей вмешаться в происходящее, Катинка медленно повернула ручку. Дверь приоткрылась
Где-то в доме закрылась дверь, и крики тотчас же прекратились. На какое-то мгновение Тинка застыла как вкопанная, глядя в коридор, потом захлопнула дверь, подбежала к кровати и упала на нее, зарывшись лицом в подушки.
В дверном проеме в дальнем конце коридора она увидела человека с круглым белым лицом, тупо глазеющего на ее медленно открывающуюся дверь и потирающего руки странными «моющими» движениями... Человека с белым лицом европейца и коричневыми руками индийца, покрытыми кровью и пеной...
Глава 5
Теперь в доме было тихо. Никто не двигался и не говорил. Дрожащая Тинка лежала на кровати, с колотящимся сердцем глядя на дверь и ожидая, что она начнет открываться, но этого не происходило. Крики умолкли, и в доме воцарилась тишина.
Видел ли незнакомец, что она наблюдает за ним? Он смотрел прямо на ее дверь, но заметил ли он стоящую там Тинку? В отличие от коридора, в комнате было темно — свет не падал на нее. Она молила богов своего детства спасти ее от человека с белым английским лицом и коричневыми индийскими руками...
Когда-то она уже видела этого человека, как и миссис Лав, — видела их вместе, и это ассоциировалось у нее со смертью. Люди в залах суда, в тюремных камерах, в моргах, на кладбищах, в больничных залах ожидания... Журналист видит так много людей во время повседневной рутинной работы... И где-то, не так давно, она видела этих двух людей, мужчину и женщину, которые в ее мыслях были неотделимы от смерти.
Сколько времени этот человек находится в доме? Крался ли он по коридорам, избегая ее, ныряя в дверные проемы и наблюдая, как она проходит мимо, абсолютно неподвижно, если не считать странных «моющих» движений жутких коричневых рук? Тинка внезапно подумала о голосах, которые час назад слышала в комнате внизу, покуда миссис Лав что-то резко выговаривала Дею на лестнице. Кому принадлежали эти голоса? Если двое слуг были на лестнице, с кем мог говорить Карлайон? Она посмотрела на портьеры. Почему их задернули? Чтобы облегчить ее несуществующую головную боль или чтобы не дать ей выглянуть в окно и увидеть, кто прибыл в дом? Но она посмотрела в окно — и что увидела? Радуга, похожая на «любовь с первого взгляда», исчезла с неба, солнце освещало гору, внизу серебрилась река, и две крошечные фигурки поднимались по тропинке к дому — Дей Джоунс и мисс Эванс, маленькая разносчица молока.
Но мисс Эванс сегодня уже приносила молоко в «Пендерин». Зачем же ей приходить снова? Ведь перевезя Дея Джоунса через реку, она должна была поплыть назад в своей лодке. Кто же тогда поднимался на гору с Деем? Катинка внезапно вспомнила, что миссис Лав проявила заботу о ней, придумав головную боль и отведя ее в комнату с занавешенным окном, после того как увидела Дея Джоунса Трабла, переправляющегося через реку с ее вещами. Карлайон, поднявшись на гору, тоже видел лодку, в которой, помимо Дея Джоунса и разносчицы молока, сидел третий человек — белый мужчина с коричневыми руками...
В дверь негромко постучали.
Сердце Тинки перестало биться. Она не смогла произнести ни слова. Дверь бесшумно открылась, и чей-то силуэт возник на фоне ярко освещенного коридора. Мужчина с коричневыми руками? Но это оказался Карлайон.
— Надеюсь, вы не спали? — спросил он.
«Какая же я идиотка! — подумала Катинка. — Как только я его вижу, все мои страхи исчезают и этой жуткой тайны как не бывало!»
— Мы вас не потревожили? — продолжал Карлайон, стоя в дверях. ~ Неожиданно пришел мой друг, я пытался уговорить его остаться на ночь и подумал, что слуги, которые готовили комнату, могли вас разбудить...
— Понятно, — с трудом вымолвила Тинка. — Ваш друг... собирается остаться?
— Нет, он договорился с мисс Эванс, что она через полчаса приедет за ним в своей лодке. Ему нужно вернуться до темноты.
— Он проделал долгий путь ради короткого визита.
Карлайон иронически улыбнулся.
— Совсем как вы.
— За исключением того, что меня вы смогли убедить остаться.
— Мы не можем рассчитывать, что нам будет везти со всеми гостями, — сухо отозвался Карлайон. — Ну... я просто хотел извиниться. Вашей голове лучше?
—
Спросите у миссис Лав, — сказала Тинка. — Она указывает мне, когда у меня должна болеть голова, а когда нет. — Решив, что зашла достаточно далеко, она выпалила: — Расскажите о вашем друге!Карлайон застыл, держась за дверную ручку.
— Что вы хотите узнать о нем?
— Почему он разноцветный? — спросила Тинка и разразилась истерическим смехом.
Оставшись одна, она поднялась с кровати и быстро начала одеваться. «Это конец, — думала Катинка. — Мне нужно убираться отсюда. Если мисс Эванс будет перевозить через реку разноцветного мужчину, то может заодно перевезти и меня. Я незаметно выскользну из дома, побегу по тропинке вниз, и если внезапно появлюсь перед мисс Эванс и скажу, что хочу уехать, они не смогут меня остановить...» Мысль о том, что придется выйти из своего ненадежного убежища, пробраться через шоколадный холл в сырой вечерний воздух и бежать сломя голову по узкой тропинке, внушала ужас, но этого не избежать. Тинка оставила вещи, присланные из отеля — ночную рубашку, халат, шлепанцы, умывальные принадлежности — черт с ними, лучше купить новые, чем обременять себя тяжелым пакетом во время бегства. В коридоре не было никого. В комнате в дальнем конце горел свет, но она старалась не думать об Амисте и о жутких сдавленных криках... Ступеньки скрипели у нее под ногами, но мужчины разговаривали в гостиной и, очевидно, ничего не слышали. Сердце Тинки громко колотилось, но она спустилась на первый этаж, прихрамывая, прошла через холл мимо вешалки с деревянными глазами улитки, выбралась на свежий воздух, проковыляла по гравию за угол дома и начала, неуклюже подпрыгивая, спускаться по тропинке. Ее никто не преследовал — если не считать тех криков...
Где-то в покинутом ею доме кого-то или что-то истязали, возможно до смерти. Амисту или не Амисту... Амисту с большими голубыми глазами и мягкими вьющимися волосами или Амисту с покрытым швами белым одутловатым лицом, которое она вообразила себе в ночном кошмаре... Юную девушку, кричащую и корчащуюся в муках боли и страха. «Ну и какое это имеет отношение ко мне? Никакого! Все равно я не могу ничего сделать в присутствии этих людей. Разве я сторож брату моему{23}, и так далее...» Но ноги Тинки начали спотыкаться, скованные жалостью к беззащитной девушке, оставшейся в этой жуткой компании... Она заставляла себя идти дальше. «Я переправлюсь через реку с мисс Эванс, а как только доберусь до деревни, расскажу обо всем и потребую отвести меня в полицию. Должен быть хоть один полицейский в Пентр-Трист!» Мысль о деревенском полисмене была утешительной.
К тому же у нее там есть друзья. Маленькая разносчица молока успела с ней подружиться, а кроме того, мужчины, с которыми она говорила вчера — Дей Джоунс Ач-и-фай и остальные. Правда, мисс Эванс отрицала существование Амисты, но Дей Ач-и-фай видел ее и разговаривал с ней. Амиста упоминала об этом в одном из бесчисленных писем. «Сегодня была большая суета, потому что еще один Дей Джоунс приходил чинить канализацию. Он единственный, с кем я говорила за несколько недель, исключая Карлайона и двух слуг. У него романтический шрам на лице».
Но Дей Джоунс Ач-и-фай сказал... Они все сказали, что не знают Амисту — не знают никакой миссис Карлайон. А Дей Джоунс добавил, что люди из «Пендерина» не приходят в деревню — они слишком «шикарные». «Сюда приходила пожилая женщина, которая работала там с Деем Траблом, но больше никого из «Пендерина» вы здесь не увидите». Потом он поднял руку и вытер ладонью щеку со шрамом, который описывала Амиста.
Значит, на помощь из деревни рассчитывать нечего.
Погруженная в размышления Тинка только сейчас осознала, что прекратила бежать и стоит, прислонившись к сырому валуну и глядя через темную долину на гору напротив. В этой долине между двумя мрачно нависающими над ней холмами ее удерживали жалость и другое чувство, таившееся в глубинах веселого и беспечного сердца. Чувство долга перед страдающим ближним. Она боялась, но не могла убежать. Ей придется остаться и вести битву в одиночку. Никто, кроме нее, не верит в существование Амисты. Или... Но может ли вся деревня быть во власти Карлайона? В любом случае, ей не найти помощи в Пентр-Трист, а к тому времени, когда она доберется до Суонси, убедит тамошних полицейских (при наличии письма Карлайона!), что какому-то существу в «Пендерине» грозит опасность, переправится с ними назад через реку и вернется в дом, что произойдет с этим жалобно кричащим существом в конце коридора? Амиста это или нет, но это создание страдает и мучается, так что ей нельзя отворачиваться от ужасной правды... Тинка закрыла лицо руками и дала волю слезам одиночества, усталости и страха.