Красная королева

Смотреть, как багровеет лицо Ателаниты, было сплошным удовольствием. Страха перед ней я больше не испытывала, просто понимала, что пока еще этот противник мне не по зубам. Но жизнь и спорт очень хорошо обучили меня терпению, умению ждать и выбрать нужный момент.

Королева-мать справилась с собственным гневом и ровным голосом осведомилась о здоровье миледи Лекорн.

— К сожалению, мадам Лекорн все еще чувствует себя слишком слабой. Мне очень тяжело обходиться без ее мудрых наставлений, но я полна сострадания и жалости. Я не могу заставить мадам служить мне сейчас, но готова ждать ее полного выздоровления.

В этой фразе лжи было примерно около ста процентов. Тем приятнее было мне произносить ее. Я дважды навещала мадам Лекорн в ее комнатке и с удовольствием отметила, что полное выздоровление ей не грозит в ближайшие годы. Сейчас мадам, потерявшая почти половину своего веса, выглядела древней старухой. Ее беспокоили боли в желудке, она могла питаться только жидкими кашами и размоченными в бульоне сухарями. И я была уверена, что больше она не сможет служить при дворе.

Когда при взгляде на миледи Лекорн меня весьма болезненно начинала грызть совесть, я напоминала сама себе, что она — только первая ступенька на моем пути. Первая ступенька лестницы, которая приведет меня к сыну. И таких ступеней будет еще много. Заткнись, совесть.

На визит к дочери у меня было выделено совсем немного времени. Я смотрела, как эта маленькая незнакомая девочка, ловко управляясь десертной вилочкой, с удовольствием ест привезенную мной в хорошенькой корзинке июньскую землянику. Что-то странное творилось в это время в моей душе — мне было ее безумно жалко.

Малышка сидела за высоким неудобным столом, на взрослом стуле, куда подложили две подушки. Вокруг нее, строго наблюдая за каждым движением, с постными лицами стояла ее свита. Я совершенно не представляла, как помочь принцессе Элиссон, но пообещала, что постараюсь улучшить ее жизнь настолько, насколько смогу. Пусть не сейчас, сейчас я слишком слаба. Но однажды в этом дворце все изменится…

Глава 26

Лето катилось к концу. Первое мое лето в этой новой жизни. За эти месяцы многое произошло. И самой тяжелой и отвратительной новостью стало то, что королева-мать настаивала на возобновлении наших сексуальных отношений с мужем. Каждый раз, когда я ездила во дворец навестить сына и маленькую принцессу, она неизменно приходила к середине моего визита и начинала нудеть и упрекать меня:

— Один ребенок — это не ребенок! Вы обязаны обеспечить трон Луарона достаточным количеством наследников! Что будет, если дофин умрет?! Мне донесли, что ваш лунный цикл уже полностью восстановился. Ваш отказ делить постель с мужем — нарушение заповедей Господних! — она набожно перекрестилась, глядя мне в глаза.

Эти разговоры доводили меня до трясучки. Принцессу Элиссон она за ребенка явно не считала!

Я прекрасно понимала, что как бы далеко я от нее ни находилась, ей постоянно и регулярно докладывают о каждом моем движении. Увы, я не могла себе позволить заменить фрейлин в своей свите. Многие из них за эти летние месяцы поменяли свое поведение. Их услужливость и понимание, что со мной нужно считаться, стали значительно больше. Но, безусловно, кто-то из них регулярно «стучал» королеве. Возможно, все они. Я старалась не обижать их, но помнила, что они враги.

Ложиться в постель с мужем и еще раз рисковать здоровьем я вовсе не собиралась. К сожалению, король все больше склонялся к тому, что мнение акушерки не так уж важно. Дважды меня подвергали допросам на местном «консилиуме». Лекари: мэтр Борен, мэтр Агностио и третий, самый словоохотливый из них — мэтр Мунир, весьма строго опрашивали меня, задавая бесчисленное количество дурацких вопросов.

На последнем таком сборище появилось еще два местных врача, которые присутствовали больше для солидности. Меня расспрашивали о том, что я ем и пью, как я себя чувствую по утрам, есть ли у меня головокружения, по каким дням проходит мой лунный цикл и насколько он стабилен. И еще о тысяче других, совершенно не имеющих отношения к здоровью вещей. Например, спрашивали, испытываю ли я желание гладить кошек, нет ли у меня особого пристрастия к рыбной пище и всякую прочую хрень.

Их вердикт, к моему счастью, был весьма осторожен. Мне рекомендовали дать больше времени для отдыха перед следующей беременностью.

Я прекрасно понимала, что мое возвращение в постель к мужу — только вопрос времени. Это сильно пугало. Конечно, я чувствовала себя достаточно здоровой, но тело было в неидеальной еще форме. Да и после родов прошло всего полгода. Даже если мне удастся доносить ребенка, не факт, что я выживу.

А свекровь между тем становилась все более бесцеремонной. Упреки в мою сторону приобретали все более изощренную форму. Последний наш разговор закончился серьезным скандалом.

— Королева, которая не рожает своему мужу сыновей, ничтожество! — она стояла передо мной как олицетворение бессмысленной ненависти и даже не прятала победную улыбку. Его величество, нахмурившись, слушал слова матери, не вмешиваясь и не обрывая ее. Придворные затихли за его спиной, любуясь моей беспомощностью.

— Ваше королевское высочество, а позвольте мне полюбопытствовать, почему же вы не родили своему мужу этих самых сыновей и наследников? Что мешало вам, ваше высочество, рожать, рожать и рожать? Сейчас я так жалею, что у моего мужа нет нескольких братьев, которые могли бы помогать ему в государственных делах.

— Да как ты смеешь…! — Ателанита была в бешенстве и даже дернулась, сделав шаг мне навстречу. — Как ты смеешь?! Я родила своему мужу пятерых детей! Пятерых! Сам Господь захотел прибрать моих ангелов себе! А ты… — она на какой-то момент споткнулась, удержав на языке некое оскорбление, и уже чуть спокойнее продолжила: — Ты не желаешь выполнять свой долг!

— Ваше высочество! Я родила своему мужу уже двоих детей. Хвала Господу, — я демонстративно перекрестилась, — они оба до сих пор живы. Может быть, ваше высочество, если бы вы лучше следили за своими детьми, они остались бы живы? Или вы отнеслись к их здоровью так же пренебрежительно, как к здоровью дофина?!

— Ангердо! Ты позволишь…

Разъяренный король вскочил со стула. Золотой кубок, поблескивая каменьями, по широкой дуге влетел в стену, оставляя на настенной фреске красные винные пятна, напоминающие собой кровь. Казалось, что белые и голубые цветы на изображении заплакали…

Он треснул по столу открытой ладонью, и гулкое эхо поднялось к потолку зала.

— Замолчите! Вы обе замолчите!

Выглядело это весьма мужественно, но несколько пафосно. Король же, в раздражении пройдясь вдоль накрытого стола, вынес свой вердикт:

— Элен, как я вижу, загородная жизнь не слишком образумила вас. Я даю вам еще шесть месяцев на поправку здоровья, а к Рождеству жду вашего переезда во дворец, — с этими словами его королевское величество, не прощаясь, покинул зал. Свита потянулась следом, оглядываясь на меня и королеву-мать. Смотрели по-разному. Кто с брезгливой жалостью на меня, кто с восхищением на королеву.

Пауза была долгой. Уже стихло шуршание одежд и шаги свиты, а Ателанита все еще наслаждалась своим триумфом. Свекровь смотрела на меня внимательно, с трудом сдерживая улыбку на своих змеиных устах. И заговорила уже совершенно спокойным тоном: