Красная мантия

К сожалению, внутренности здания меня разочаровали. Ни черепов, ни готической архитектуры. Это была банальная станция, смешанная с неким аналогом нашего МФЦ. Тот же серый бетон, прямые минималистические линии. Одна половина была отдана под зал ожидания, вторая же представляла линию прозрачных квадратных окон различных служб, среди которых я смог прочитать только «Монорельс» и «Администратум».

К последнему мы и направились. Из-за роста я едва мог рассмотреть происходящее за окном. Лишь верхушку старческого черепа с фрагментом аугментации.

— Чем писарь Администратума может вам помочь? — послышалось из небольших динамиков, звук которых перемежался изрядными хрипами. Видимо, традиции и преемственность вокзалов нерушимы.

— Выдача официального документа об усыновлении и получение копии чип-ключа.

— К сожалению, выдача чип-ключей не является прерогативой Администратума согласно пункту 6 подпункта 3 общего свода правил….

— Да-да, но мне нужен именно документ, и я подавал заранее…

Дальше я не стал вслушиваться в препирания Дюка и чиновника Администратума. Ещё по Земле я знал, что взять их можно только планомерной осадой и тщательной подготовкой.

Любопытство разбирало меня, и единственным способом разглядеть, что происходит за прозрачными окнами, было решение забраться повыше. Помочь в этом могли лишь бетонные лавки зала ожидания. Встав на крайнюю из них, я попытался рассмотреть происходящее.

Сотрудник Администратума, с которым продолжал спорить дядя, не был виден за его массивной спиной. Ряд соседних окон оказался пуст. Но вот мой взгляд наткнулся на четвёртое окно справа от дяди. Мои глаза непроизвольно расширились. Это явно было то, что меня интересовало. За стеклом был молодой человек лет двадцати, может, двадцати пяти. Одет он был в серый балахон, по краям обрамлённый красный зубчатым кантом. На плечах балахона тоже была красная ткань, а справа на груди виднелся небольшой знак — череп, вписанный в шестерню. С такого расстояния он скорее угадывался, чем был достоверно виден. Да, его трудно было отнести к Механикус, как их изображали в моём мире. Но набор признаков доказывал его прямое отношение к культу.

Молодой человек сидел за столом, справа от него был компьютер с рядом небольших экранов. Это нагромождение коробок позволяла отнести к компьютерам только массивная клавиатура, явно перетяжелённая излишними кнопками и тумблерами. Венчала же этот «гроб технологий» небольшая подставка с огарками свечей и палочек для благовоний. Я искренне этого не понимал, ведь это всё должно засасываться в систему охлаждения и откладываться на деталях, ухудшая теплоотвод…

На техножреца парень не тянул ни внешне. ни возрастом. Он продолжал выполнять какие-то манипуляции, при этом то ли бормотал, то ли, что более вероятно, читал молитвы. Экраны светились сплошным зелёным светом, в который складывались строки и мелькающие изображения на таком расстоянии. Меня неудержимо тянуло заглянуть в них, попробовать прочитать и разобраться. Я не знал, чего во мне больше: чувства превосходства от того, какими технологиями я пользовался, или желания найти здесь нечто более величественное, что-то, чем располагал мой мир.

Не успел я дойти до окна, в котором заметны были зелёные отблески, как был перехвачен чьей-то рукой. Секунда страха сменилась узнаванием. Дядя, ничего не говоря, повёл меня на выход.

То, что он достиг поставленных целей, и то, что срок моего затворничества подходил к концу, было ясно из тубуса, сжатого в его руке. Поверх тубуса был намотан шнурок, на котором болталась знакомая чёрная пластина ключа.

Под размеренный шаг дяди мы возвращались домой. Освещение окружающего грота становилось всё более тусклым. Когда мы практически дошли до нашей квартиры, меня заворожило открывшееся в одном из панорамных окон крыши грота. В свете заходящей звезды была видна планета. Но наиболее притягательным было зрелище монструозной конструкции, опоясывающей её. Огромный обод из металлических конструкций опирался на ажурные лифты, спускающиеся к основанию зелёной планеты. Даже с такого расстояния была заметна некая неправильность увиденной конструкции. В определённых местах отсутствовала симметрия, и складывалось впечатление, что кольцо было изгрызено. Испытание временем и вызовами не прошли даром для неё. Увиденное зрелище вызвало в голове словосочетание «мир-кузница ». Я не знал, насколько велик он был или какое место занимал в Империуме, но его тайны манили.

Прошла ещё неделя. Я наконец-таки смог выходить на улицу. К сожалению, радиус моих прогулок был ограничен бараками. Я пытался сходить на станцию монорельса, но дважды был остановлен рабочими по пути. Тогда же я и познакомился с физическими наказаниями. Вторая попытка вылилась в выпоротую задницу. Вероятнее всего, за мной был организован присмотр из знакомых дяди. Ещё одним местом, закрытым для моих посещений, как, впрочем, и для всей остальной мелюзги, был вход в шахту. Он[ 9] не был намертво запечатан. Нет, там явно работали люди. Скорее всего, часть шахты была приспособлена под нужды поселения.

Знакомство с местной детворой оказалось несложным. Внутри них не было разделения по чётким группам. Группы легко создавались по интересам и так же легко разваливались. Как и в любом детском обществе на Земле, здесь имелись свои игры, свои ставки, своя валюта. Основной валютой являлась еда. Небольшие свёртки с порошком или же кусочки батончика переходили из рук в руки. И порой в них трудно было признать нечто съедобное.

Общее состояние детей было удручающим. На их фоне я выглядел не так уж и плохо. Тем не менее эти дети с местами явно выпирающими костями находили способ отказаться или утаить часть еды, чтобы использовать её в играх. Ведь если ты ничего не ставишь, то вскоре оказываешься на задворках общества. Этот мир с самого младенчества приучал их выживать.

Поначалу мне было тяжело пользоваться своим преимуществом в опыте и возрасте. Но вскоре эти чувства ушли на задний план, поскольку именно эти дети были единственным доступным мне ресурсом. Есть то, что использовалось для обмена и могло пройти не один десяток рук, мне было противно. Но вот использовать для обмена мне это абсолютно не мешало. Таким образом, у меня начали появляться мелкие предметы, имеющие ценность для детей. Различная мелочёвка, начиная от пуговиц, шариков и полосок заточенного металла, заканчивая важными для меня вещами.

Я щедро платил за новые для меня знания. Мне могли нести всё что угодно, чаще всего это были сборники молитв, обрядов, а также инструкции. Самым главным условием была новизна. Дети охотно меняли бесполезные листки на еду, которой им всегда не хватало. Видя мой интерес, Дюк тоже принёс пару брошюр с работы. Это были инструкции по работе с литейным оборудованием, нормы выдачи снаряжения, а также сроки его списания. Но по-настоящему ценной литературы были крохи.

Дни сменялись неделями, и размеренное бытие всё больше меня тяготило. Мой взрослый разум требовал действия и информации. Чем больше проходило времени, тем больше меня тянуло на авантюры. Одной из них стала вентиляционная шахта. Она располагалась в одной из боковых стенок Грота и уходила внутрь, её вентиляторы давно застыли в одном положении. А главное, взрослые редко там ходили. Соответственно, некому было меня остановить.

Подбив присоединиться небольшую компанию из моего барака, я с ними направился к вентиляции. Как оказалось, это не являлось чем-то запретным, так как вход был закрыт достаточно плотной решёткой, но это не могло меня остановить. Решётку не стали заваривать, более того, она оказалась всего лишь прикручена. Длинный болт с гайкой, собранные на манер ключа, позволят решить мне эту проблему, но не сейчас. Посещение вентиляции в составе компании станет достоянием общественности и лишит меня возможности регулярно туда пробираться.

На следующий день, запасшись водой и питательным порошком, я направился к вентиляции. Как я и планировал, раскрутить угол решётки оказалось нетрудно, однако я не учёл отсутствия света. Мне удалось пройти около километра, пока природного освещения не стало недостаточно. Похоже, мою экспедицию придётся отложить. Опять.

Вопрос, откуда брать источник света, был весьма серьёзным. Это уже не являлось той мелочью, которую можно было выменять у детей. К тому же трудно было аргументировать, зачем малолетнему ребёнку мог потребоваться источник освещения, пригодный для работы в шахте. Попытка поднять эту тему с дядей наткнулась на железобетонный аргумент: ночью читать вредно. К тому же лишних средств у дяди не было, он и так тратил немало на моё питание. Выход был найден в ламповой свече. Точнее, это был кусок фитиля, торчащий из банки с маслом. Он сильно чадил и давал больше дыма, чем света. Но это было уже что-то.