Красная мантия

Как я понял из разговоров, никто не верил, что я надолго задержусь здесь, потому что работа была достаточно трудна. Скорее всего, дядя хотел показать, что я ещё не способен достойно трудиться. Но я был готов сделать всё, чтобы задержаться здесь, чтобы встретиться с теми, кто может подсказать, как попасть в культ. И где же стоит искать Механикум, как не на фабрике.

В помещение вошёл, скорее вплыл весьма грузный тип. Ему было уже за пятьдесят. А на лице был отпечаток излишеств.

Глядя на него, я всё больше понимал, какая бездна нас отделяет. Вряд ли такую лоснящуюся харю можно было наесть на батончиках.

— А ты, наверное, Грэг, новый работник, хе-хе, Обращайся ко мне Грасус. Господин Грасус, или начальник Грасус. И никак иначе, — строго прикрикнул он.

— Да господин Грасус, — ответил я.

— А он неплох, Дюк. Может, из него и вправду будет толк. И помни, Дюк, ты за него поручился, его проблемы станут твоими проблемами, — надавил голосом начальник.

Дюк лишь поморщился.

— Я помню, о чём мы договаривались, Грасус, помню.

— Список на сегодня я переслал на инфопланшет. Номера с восьмого по десятый сделайте в первую очередь, они нужны как можно скорее.

«Вот и отношение, — подумалось мне, — но с этим можно работать».

Посмотрев на дядю, я увидел его длинный и медленный кивок мне. Мол, не подведи меня.

Спецовку мне не выдали, как и обувь. Ограничились небольшим молотком и металлической щёткой. Работа была настолько простой, что даже самый тупой пацан мог с ней справиться. Елозь щёткой по деталям, если формовочная смесь не отстаёт — стучи молотком. Елозь и стучи, елозь и стучи. И так целый день напролёт. Благо с меня требовали не так чтобы много. Мой дядя привык работать по десять-двенадцать часов, поэтому я был не сильно ограничен в перерывах. Глобально мне было достаточно создавать видимость работы. Тем не менее я старался трудиться достаточно честно в пределах своих сил. Мне нужно было зарекомендовать себя. Мне нельзя было потерять доступ на фабрику.

Моя работа продлилась до двух часов дня. Это было время перерыва на приём пищи. Работа основного литьевого конвейера не останавливалась. Люди подменялись на десять-пятнадцать минут, дабы успеть принять пищу. За обедом дядю я так и не увидел, поскольку никто не давал мне рассиживаться. Но что приятно удивило, так это сам приём пищи. Мне в тарелку кинули грамм двести сухой смеси, причём на внешний вид она была гораздо лучше, чем то, что мне выдавали раньше. Сразу вспомнилось, что моя пайка называлась иждивенческой. Новый порошок даже обладал вкусом, в отличие от этого пластилина, что я ел раньше! Воды тоже выдали немало, суммарно с тем, что оказалось в тарелке, примерно полтора литра.

«Интересно, нас будут ещё кормить или на сегодня уже хватит?» — бился вопрос в моей голове. Ведь, как ни странно, дядя почти не принимал пищу дома.

Также меня известили о том, что вся посуда с завтрашнего дня — моя работа. Ну что ж, чего-то подобного стоило ожидать. И как по мне, это малая плата за возможность выбраться из клетки детской жизни.

До конца смены я продолжал заниматься чисткой отливок. Примерно раз в час ко мне заглядывал кто-то из взрослых и забирал чистые детали. Взамен притягивал из груды неподалёку те, которые нуждались в чистке. Я решил, что первое время мне не стоит высовываться. Я слишком рискую потерять работу. Для меня дорога возможность просто посещать это место.

День заканчивался тяжело, тело ныло от постоянной непривычной нагрузки. Мне тяжело было представить, как начнётся завтра.

Мы сидели за столом в бытовке в ожидании начальника. Рабочая смена начиналась и заканчивалась с его одобрения. Войдя, начал он с дяди.

— Дюк, выпуск слитков превышен на три процента, хороший показатель.

Дальше начальник прошёлся по остальным, закончил же нашей четвёркой.

— Смотрю, пункты с восьмого по десятый готовы к отгрузке, замечательно, замечательно. Что там наш малыш? Так-так-так, если прикинуть, то он почти выполнил норму ученика. Ну что же, малыш, не хочешь ещё сбежать домой к мамочке с папочкой? Хе-хе.

— Нет, господин Грасус, но я не уверен, что смогу работать завтра так же эффективно, как сегодня, — слова вырвались из меня раньше, чем я успел подумать.

—Ну, этого стоило ожидать, ребёнок есть ребёнок, глупо от него ожидать большего. Вторая смена уже приступила, рубайте бурду — и по домам.

Как я и подозревал, нам выдали ужин. Часть работяг употребляла его здесь же, другие забирали с собой. Почему-то подумалось, что дядя ни разу не приносил эту смесь домой.

Обратная дорога была быстрой, и я опять не сумел запомнить маршрут. В вагонетке я обратил внимание, что в одной из рук дядя сжимал свёрток, но по прибытии в поселение меня отправили домой. Сам же дядя отправился на ночные улицы. В тот день он вернулся поздно, толкнул меня поближе к стенке и, почти не раздеваясь, плюхнулся на кровать. Сивушный запах резко ударил в нос. Я ещё долго не мог уснуть, гадая, хороший или плохой был повод у дяди нажраться.

Вот уже две недели, как я хожу на работу. Да это можно назвать полноценной работой, ведь плату я получаю немаленькую. На меня одного пайка взрослого мужчины — это весьма много. К тому же иждивенческую пайку я получаю тоже. Не знаю, на какие махинации пошёл дядя с Грасусом, но, похоже, официально на производстве я не числюсь. В кои-то веки чувство голода отступило. Я даже начал формировать запас питательной смеси.

После первого дня мне пришлось превозмогать слабость и делать больше перерывов. Но к концу недели обильное питание и постоянные нагрузки, которые я мог регулировать, позволили мне втянуться. Считая, что все уже ко мне попривыкли, я начал тихонько разглядывать производство. Сердцем его была огромная электрическая печь. К ней подводили монструозные кабели питания и рукава гидрошлангов (рукав высокого давления или рукава гидросистемы).

Дядя непосредственно руководил загрузкой руды и разливкой расплава по меньшим ёмкостям. Они же, в свою очередь, двигались на конвейер по производству слитков, а также на небольшой литейный участок. Тут же я впервые увидел сервиторов. Эти болезненные человекоподобные конструкции занимались тяжёлой работой. Ворочали и укладывали чушки металла, перемещали ещё горячие наплывы шлака, а также занимались очисткой крупных деталей размером с человека и больше. Но там, где есть сервиторы, должны быть и жрецы. Ведь кто-то должен их обслуживать и проверять. Но, к сожалению, во время моей работы желанные персоны так и не появились. Возможно, они приходят в смежную со мной смену.

Неделя сменялась неделей, моя работа продолжалась. Я всё больше вникал в процесс. Сразу стали заметны нестыковки. Ряд заказов выполнялся в первую очередь, другие же максимально откладывались. Были ещё такие заказы, которые не существовали. Разнарядка на их выполнение спускалась, а извещение об их выполнении не отправлялось. Сразу же начала прорисовываться моя роль. Им нужен был лишний человек для обработки левака. Я подходил идеально, ведь больше рабочих — это больше нормы, а дети не могут считаться работниками. К тому же отбрехаться со мной у него гораздо больше шансов. Но от своей цели я был всё так же далёк, как и в первый день. Я не знал, как выйти на Механикус, не показав своего знания. Мои косвенные наводки не давали результата. Выхода было два: либо терпеть и ждать, либо рисковать и идти напролом. И я уже склонялся ко второму, как мне подвернулся случай.

В конце очередной смены, войдя в вагонетку монорельса, мы слегка разделились. Меня уже не держали за руку всю поездку, да и маршрут я сумел запомнить хорошо. Правда, где дядя ориентировался по надписям, мне в силу возраста и плотного потока приходилось запоминать повороты. Но тем не менее я считал, что достаточно неплохо ориентируюсь на маршруте. И вот, стоя в вагонетке, когда на первой с начала пути остановке вышла почти половина пассажиров, в вагонетку зашёл он. Тот самый парень, которого я видел в окне станции. Это был однозначно он. Этой возможностью нужно было пользоваться. Вокруг него сохранялся небольшой ореол пустого пространства, но поскольку места в вагонетке стало больше, это не особо бросалось в глаза. Нужно было действовать, но аккуратно, не выбиваясь из образа ребёнка. Протиснувшись, я оказался рядом с ним.