Красная мантия
Шрифт:
Пока длилась эта «возвышенная и величественная» лекция, тощий тип осматривал детей. Узнал я его, только когда он добрался до меня. При нём не было саквояжа, а аугментированная рука была затянута в перчатку из тонкой кожи. Именно этот гад предлагал сдать меня в работный дом. Я разузнал немного, что это аналог детского дома. Он находится в порту, и там всегда есть доступные койки для новых воспитанников. Но вот причины такой щедрости замалчивались.
Худощавый не успел закончить осмотр, когда створки шлюза открылись и из них вышел служитель культа в красном балахоне. Его походка была рваной, складывалось впечатление поломанной машины. Оно усилилось, когда он подошёл ближе. Я узнал в нём учителя. Рваной была не только походка, периодически его мимические мышцы подвергались
— Последствия принятия д-д-дара Омниссии, — в середине фразы его накрыл более длительный и сильный приступ.
Проковыляв вдоль строя детей, он остановился напротив меня и скупо бросил:
— Этот, — после чего, дойдя, передал инфопланшет худощавому.
Тот, немного от смявшись, принял его и, быстро прочитав, кинул в воздух.
— Так, нужны ещё трое, посообразительнее. Запрос на послушников для лекс-… — дочитать ему не дали, грубо вырвав инфопланшет из рук.
Не обращая ни на кого внимания, он направился к вагонетке. Худощавой засуетился.
— Так, этот, вон та и та, — указанных детей вытолкнули вперёд.
Получив в качестве одобрения безразличный кивок от старика, нас направили к вагонетке. Было видно, что мелюзга готова сорваться в истерику. Я же покидал станцию, осознавая, что сюда уже не вернусь.
Всё время нахождения в вагонетке я успокаивал детей, и к концу мне это вроде удалось. Учитель выглядел плохо, всё больше и больше напоминая сломанную машину, которая пытается выполнить поставленную задачу. Мне трудно представить, что бы он предпринял, сорвись дети в истерику.
Когда открылся шлюз, учитель вышел, я же построил детей гуськом. Взявшись за руки, мы поспешили за ним. Проход был коротким, и вот мы уже в новой, более просторной вагонетке. Она была заполнена металлическими ящиками, бочками, на которых были выдавлены знаки культа и нанесена непонятная маркировка. Места было достаточно, но никто не рискнул расположиться на ящиках.
Ещё два часа мы провели в пути, пока открывшийся шлюз не встретил нас волной спёртого воздуха и гвалтом множества голосов. Практически сразу внутрь шагнули два сервитора с грузовыми захватами на конечностях и техножрец, сопровождающий их. Пропустив их , почти у самого входа нас встретили ещё двое служителей культа. Они были вооружены топорами в виде половинки шестерни и клевцами с обратной стороны. Верхние и нижние конечности оказались аугментированы. Хотя аугментация, как по мне, была весьма топорной. По своей воле на такое я бы точно не согласился. Бегать и рубиться можно, но вот в быту будут проблемы, не говоря уже про мелкую работу.
Они обсудили что-то с учителем, на время приложив инфопланшеты друг к другу, и мы двинулись дальше. Скорость была высокой, буквально на пределе детских возможностей, мне приходилось буквально тянуть детей за собой. Размеренный стук конечностей наших сопровождающих буквально прокладывал путь в толпе. Она своевременно расступалась, образуя коридор, который почти сразу схлопывался за нами.
Высокий темп движения и нежелание потеряться почти лишали меня возможности осмотреться. Я смог отметить, что это огромнейшее помещение, вместимость которого можно измерить стадионами. Дальний край был отгорожен синей пеленой, к которой мы и направлялись. По бокам громоздились ярусы, на которых перемежались помещения, скопления людей, ящиков и всевозможных грузов. Однако разглядеть подробнее мне никто не давал возможности. Выйдя на более свободную площадку и миновав штабеля грузов, мы вышли к откинутой аппарели челнока.
Его внутренности были почти полностью забиты детьми, жавшимися к стенкам и углам. Все они были напуганы, часть тихонечко плакала. У края аппарели стоял техножрец с шестом. Вдоль руки к шесту тянулся кабель.
Наша процессия потянулась внутрь. Учитель же остановился возле аппарели. Когда мы поравнялись с ним, он ничего не произнёс. Меня подтолкнули вперёд, он же, ничего не сказав, ушёл. Я наблюдал за ним, пока поднявшаяся аппарель не скрыла от меня красную мантию.
Гул двигателей
и инерция поднявшегося транспорта взволновали детей. Но, казалось бы, лёгкий удар жреца о палубу пустил разряд, от которого маленьких пассажиров и меня передёрнуло. Порядок был восстановлен.Глава 8 Базовое знание. (Р)
Неуклонно снижающееся число рядового жречества, как и качество поступающего материала, вынудило меня и Совет снизить требования и кратно увеличить количество отбираемых технотрэлов. Обряды и ритуалы обучения будут пересмотрены с целью повышения результативности применительно к сложившимся обстоятельствам.
Карус Вой, локум-фабрикатум мира-кузни Жао-Аркад
Мир-кузня Жао-Аркад, жилой сектор космического лифта храма-кузни Дуаргино Уо
Два месяца спустя
Если я не ошибаюсь, сегодня этому телу исполняется десять лет, и вот уже три с половиной года, как я живу в нём и в этом мире. Я пытаюсь куда-то двигаться, но не понимаю, становится лучше или хуже.
Моё новое обиталище — это каморка два метра в ширину и три метра в длину. В ней расположены две двухъярусные кровати с небольшими нишами в стенах[ 2] . Ещё есть плафон освещения. Ещё ни разу здесь я не видел солнечного света.
Когда все жильцы собираются внутри, становится очень тесно. Еда тут отвратительная, и порции маленькие даже по детским меркам. Но можно заслужить поощрение, например, как этот батончик. Вкус у него гораздо лучше, чем всё, что я ел до этого, за исключением витаминов. Не знаю, стоит ли мне считать его праздничным блюдом? Но что мне стоит, так это съесть его побыстрее. Скоро тут окажутся мои соседи, их голодные взгляды и урчащие животы не испортят мне аппетит, но батончик они могут банально отобрать.
Обус — откровенный перестарок, уже третий год здесь. Хотя, как до нас довели, этот этап обычно проходят за год. Остальные двое прибыли в одной со мной партии.
Обучение весьма тяжёлое. День начинается с подъёма и общей молитвы Богу-Машине и окружающим духам машины. Дальше идёт приём пищи в виде стакана питательного субстрата.
— Плоть слаба, и вам не стоит её стяжать, ибо машина вечна! — начинает одной и той же фразой лектор.
В лекциях нет системы, о чём он будет рассказывать, зависит только от него самого. Четыре часа лекций способны утомить кого угодно, но только не агентированного лектора. Сквозь свои динамики он бы вещал и вещал, делясь благостным знанием с теми, кто практически не способен его принять.
Дальше мы разбиваемся по группам и отправляемся на практическую часть, каждой группе соответствует своё направление. Моё — это рунный жрец. Я один из немногих, у кого уже есть приписка к учителю. Именно он и определил моё направление. Если на то будет его воля, то, получив ранг младшего послушника, я смогу вернуться к нему или же продолжу постигать знание до получения ранга старшего послушника. К сожалению, связи с учителем у меня не было.
Несмотря на то что электрожрецов тут почти не было, каждый служитель этой обители обладал ударным жезлом или посохом. Электроразряды, выпускаемые из них, помогали поддерживать почтительную тишину в залах, а также стимулировать тягу отстающих к знанию.
Для особо нерадивых или упёртых были плети. Пороли ими обычно публично, сразу после утренней молитвы. У меня была возможность убедиться в их силе на общих помывках раз в неделю. Тонкие белые полоски были на спинах ребят обоих полов.
Практическая часть состояла из повторения и отработки показанных учителем ритуалов. Он ходил между рядами и наблюдал за старательностью и чёткостью выполнения движений, раздавая разряды тем, кого считал недостаточно старательным. И мне перепадало достаточно часто. Эпизодически учитель останавливал всех и вызывал персонально. Тогда нужно было показать не только движение или порядок действий на макете, но и чётко произносить соответствующие молитвы и литании. Называл он лишь номер комнаты и места. Моим был 135.2, что значило: комната 135, верхняя полка сверху.