Красноармеец Горшечников

Тонька с Георгиной исчезли в путанице коридоров, Ромка погнался за каким-то знакомцем и тоже пропал. Гарька, позевывая, остановился возле титана, попил воды из прикованной цепочкой кружки. Есть хотелось невообразимо. Друзья всё не шли. От скуки Горшечников заглянул в первую дверь. В большом когда-то зале был устроен лабиринт из фанерных перегородок, не достигавших не только высоченного потолка, но даже и человеческого роста.

Возле полуоткрытой двери в одну из коробочек вполоборота стояла девушка, Гарьке видны были край щеки, впалой, как у всех по нынешним голодным временам, и прядь светлых волос, выбившихся из-под голубого платочка. Фигурка у девушки была прямо точёная, Горшечников невольно залюбовался.

– Насилу тебя нашёл, - Ромка выскочил сзади, как чёртик.
– Тут леший ногу сломит, понаделали закутов.

Кассир, устроившись за большим столом (охранник с винтовкой стоял позади), вырезал деньги из большого листа, потом устал и рассердился:

– Режьте сами.
– Он сунул ножницы Горшечникову.
– Фронтовик?

– Да.

– Четыреста рублей вам причитается.

Гарька расписался в ведомости, свернув деньги трубочкой, сунул их в нагрудный карман.

– Вот здесь, сумму прописью… Не задерживайте очередь, товарищ.

– «Тщитыриста», - вывел Ромка, брызгая чернилами.

Пол под ногами дрогнул, звук взрыва донёсся издалека, глухой, будто обёрнутый ватой. Лязгнул ротатор на соседнем столе.

– Опять землетрясение?
– кассир придержал неразрезанные листы.

– Не похоже.
– Охранник прислушался.
– Взрыв. Кажется, в порту.

– Надоели, проклятые, - проворчал кассир.
– Кто следующий? Проходим, проходим, товарищи. Спать будете дома.

– Долго нам ещё дома-то спать не придётся, - шумно вздохнул кто-то из красноармейцев.

Мимо в большой спешке прошла небольшая группа людей; впереди всех широко шагал человек в кубанке.

– Нет, - говорил он на ходу, - нельзя.

Его собеседник ожесточённо рубил воздух кулаком.

– Нельзя. Телеграмма товарища Ленина… вы же читали. Видите: «Новороссийскому управлению порта»… вы же видите! Конфискацию товаров с иностранных судов будем рассматривать как грабёж. Знаю, что враг. Ничего не поделаешь, товарищ.

Сердитый отстал.

– Доброе утро, Степан Архипович.

Человек в кубанке на ходу кивнул Тоньке.

– Болотов, начальник ЧК * 7, - пояснила она.

– Спешат к месту взрыва?

– Это не в порту, - сказала Тонька.
– У меня слух хороший. Это где-то на рейде. Пойду погляжу. А вы, товарищи, заглядывайте к нам. Вы комсомольцы?

– Мы партейные, - гордо сказал Улизин.

Товарищ Тонька посмотрела на них с уважением.

– Что, на квартиры?
– Георгина вдохнула солёный ветер, с сожалением посмотрела на море.

– Семечек купим, и айда, - отозвался Ромка.

– Я вас тут подожду.

* * *

Спустившись с крыльца, Гарька закурил и мечтательно поглядел на облака. Мимо процокала каблучками стоптанных туфель девушка, которую он заприметил в фанерном лабиринте, блеснула светлыми глазами. Голубой платочек был надвинут низко, затеняя лицо, точно у закрепощённой женщины Востока.

Горшечников пристроился ей вслед и завёл светскую беседу:

– Хорошая погода нынче.

Незнакомка вздрогнула и прибавила шагу.

– Кругом любовь, один я хожу как неприкаянный. Хоть ты со мной поговори, сероглазая.

Никакого ответа.

– Да ты постой, не бойся, - Гарька тоже заспешил.
– Зла не сделаю. Хочешь, леденцами угощу? Тьфу, пугливая какая! Дай хоть взгляну на тебя.
– Он заступил девушке дорогу и хотел заглянуть под платок, но тут навстречу вышли комиссар с Лютиковым.

– Горшечников, опять безобразишь? Оставь девицу в покое!

Девушка в платочке пустилась наутёк.

– Да я, товарищ комиссар, только леденцами её угостить хотел, - развёл руками Гарька.
– И чего перепугалась?

– Верно, неаккуратно предложил, - улыбнулся Лютиков.

– А, эти бабы, их сам чёрт не разберёт, - внезапно поддержал Горшечникова Север.
– Получил жалованье?

– Так точно.

– Ступай на квартиру.

– Можно мне тут побыть? В порту взрыв был, может, что-то узнаю.

– Везде ему надо сунуться!
– рассердился комиссар.

– Пусть идёт, - сказал помполит.
– Что ему на квартире делать?

Север махнул рукой.

– Два часа тебе. Возникнет надобность, ищи вас по городу… Где Улизин с Грамматиковой?

– Домой пошли, - зачем-то соврал Гарька.

Комиссар посмотрел недоверчиво, однако дальше расспрашивать не стал. Облегчённо вздохнув, Горшечников свернул на набережную. Субботники пошли городу впрок, на набережной было прилично: парочками прогуливались девушки, постукивали сандалиями-«деревяшками»; матросы строили им глазки, не забывая лузгать подсолнушки. Напившись на углу углекислой воды, продаваемой рыжим полупрозрачным еврейчиком, Гарька завертел головой в поисках Ромки и Георгины, но их не было. Досадливо крякнув, Горшечников заглянул в проулок и увидел безобразное зрелище: давешняя девушка в платочке беспомощно поворачивалась, отбиваясь от ухарей-матросов.

– Вот ты где, Машенька, - громко сказал Гарька.
– Товарищи, это моя невеста. Что же это, отойти нельзя, чтоб девушку не задели!

Он отстранил растерявшегося матроса, взял девушку под локоток и повёл её на набережную, к людям. Взволнованное девичье сердце билось рядом с его плечом, испуганное дыханье вздымало грудь (довольно плоскую, как с сожалением заметил Горшечников).

– Иди прямо, - прошептал он.
– Не смотри в их сторону.

Девушка вздрогнула, но послушно выпрямилась.

Позади послышался топот. Гарькино сердце ёкнуло. Драться с толпой рассерженных братишек ему вовсе не хотелось. Он остановился и поглядел в лицо преследователям.

– Кто такой будешь?
– сурово спросил матрос.

– Протри глаза тряпкой, - посоветовал Горшечников.
– Не видишь разве, что красноармеец?

– Документ есть?

– Во народ недоверчивый… - Ворча, Гарька достал красноармейскую книжку.

Застучали каблучки: девушка удрала.

– Бросила тебя подружка, - хмыкнул один из матросов.