Красный Герцог

Генриха вызвали одним из последних. Его ноги устали за столь длительное ожидание, всё это время он нигде не мог даже присесть. Юноша был рад заняться хоть минимальной активностью.

– Будешь принадлежать к седьмому отряду! Иди в барак номер тринадцать и занимай свободную койку. – распорядитель говорил коротко. Он также устал, как и все, кто стоял рядом с ним. После выполнения своего долга, он указал Генриху направление нужного барака. Не имея никого рядом, кто мог бы помочь ему в поисках, Генрих был вынужден в одиночку идти через весь лагерь, выискивая злополучное строение.

После пары минут безмятежного передвижения от одного здания к другому, Генрих наткнулся на строение, на котором красовалась красная табличка, с нарисованной цифрой “13”. Остановившись перед дверью, Генрих огляделся вокруг. Барак находился позади церкви, которая разделяла его от Вольфганга. “Жаль что не вместе, но хотя бы не так далеко друг от друга” – подумал Генрих. Эта мысль его успокаивала, ведь его старый друг находился рядом. Всего лишь в паре минут ходьбы.

Дверь барака скрипела при открытии. Внутри бурлила жизнь: новобранцы метались, занимая свободные кровати, кто-то уже лежал на завоеванной койке. Маленькое поле боя, где никому не было суждено пострадать, где также договаривались, побеждали и проигрывали. Жаль что настоящая война не такая же невинная.

Пробираясь через своих новых товарищей, Генрих медленно проходил вглубь барака. Ближе к концу людей почти не было. В основном занимали места посередине и у входа. Генрих же выбрал для себя свободную койку, рядом с которой никто не стоял и не претендовал на неё. Она была жесткой, было ощущение что Генрих лёг на доску, но даже такой доски было достаточно, чтобы отдохнуть. День был долгим. Тяжелым. У новоприбывших не хватит даже пары дней для отдыха и реабилитации. Завтра их скорее всего будут обучать искусству войны.

3.2 Отчаяние

Тихие закоулки города, люди бегут в разные стороны, бросаются друг на друга и роняют на землю. Некогда красивые здания разлетаются в пыль, земля взмывает в воздух от приземлившихся снарядов. При взгляде на небо видно тьму. Надвигающиеся тучи соединяются с дымом. Гигантская воронка закрывшая Солнце, царит высоко над всеми. Улицы, покрытые обломками и телами людей, высокие баррикады из мебели и мусора. Лабиринт, в котором крысой был человек, а небо с угрозой смотрит на всех, вкушая конец. Нет запаха, нет звука. Только визуальная картина ада, что породил человек. В центре этого мифического места кто-то мирно идёт по центру улицы, ступая по телам, перешагивая огонь. Черная фигура несла в руке мешки и приветливо махала свободной. Сколько бы она не проходила мимо огня, свет не мог озарить её; она все оставалась черной, словно туча, царящая выше птиц. Пытаясь к ней приглядеться, можно было смутно разглядеть очертания лица, что держало рот открытым. И чем ближе была фигура, тем четче можно было услышать странный, издаваемый ею звук. Крик? Отец?

Звук свистка разнёсся по бараку, призывая всех покинуть мир грёз. Генрих открыл глаза и увидел над собой деревянный потолок. “Кошмар” – подумал он. Юноша даже не заметил, когда уснул. И если все остальные успели раздеться перед сном, Генрих был единственный, кто спал в обычной одежде. Это уже не имело значения, так как всем нужно было одеваться, а он уже одет.

– Доброе утро, девочки. – произнёс хозяин свистка оглядывая бараки и сонных солдат.

Генрих, поднимаясь с кровати, посмотрел на человека со свистком. Он узнал голос Манфрэда, который уже вошел внутрь строения, как к себе домой.

– Меня зовут Манфрэд, и я офицер седьмого отряда. Следовательно, ваш командир. Считайте, что вы на войне, поэтому никакой фамильярности. Одевайтесь, жду вас на улице. – закончив своё приветствие, Манфрэд развернулся и вышел из барака.

Подходя к выходу, ступая мимо рядов с кроватями, Генрих слышал как новобранцы разговаривали друг с другом: “Какой радушный приём”, “Наверное, будет сильно злиться, если к нему на “Ты””, “Как будто сам не был на нашем месте”. Генрих завидовал, что кто-то успел уже завести себе друзей в этом месте, пока он спал.

Стоило выйти из барака на улицу, как можно было оцепенеть от холода. Это было утро середины осени, когда желательно носить что-нибудь теплое, вот только Генрих был почти в одной рубахе и легком мундире. Их он получил еще в больнице, и надеялся, что скоро ему дадут одежду по-теплее.

Перед ним в паре метров стоял Манфрэд. Смотря в небо, он о чем-то задумался. Сразу после того, как дверь барака закрылась, офицер обернулся. Ему хотелось посмотреть на того, кто так быстро успел собраться и выйти. Увидев перед собой Генриха, Манфрэд удивленно приподнял брови.

– Вы быстро справились, рядовой Генрих. – сказал Манфрэд, доставая из внутреннего кармана сигарету.

Генрих смотрел на курящего Манфрэда и с легким раздражением в голосе спросил:

– Когда мы сможем освободить моего отца?

– Сэр… – после непродолжительной паузы ответил ему Манфрэд.

– Что простите? – поинтересовался Генрих, он посчитал что ему послышалось.

– К старшему по званию надо обращаться на “Сэр”.

Смотря в глаза Манфрэда, можно было заметить нарастающую злость, но Генрих не придал этому никакого значения. Он повторно задал свой вопрос и ждал ответа.

– Скажите, пожалуйста, когда мы сможем это обсудить?

Услышав это, офицер бросил на землю свою недокуренную сигарету и притоптал её тяжелым сапогом. Почти сразу, он выпустив в лицо своего собеседника клубы едкого дыма, Манфрэд нахмурился.

– Ты ничего не сможешь обсудить. И никуда тебя не пустят, пока ты не будешь исполнять приказы, которые тебе дают. Даже собака способна выполнять команды. Так почему ты этого не делаешь? Ты соглашался на это!

Генрих ощущал это ужасное давление на себе. Его собеседник с каждым словом повышал свой голос. Ему уже был понятен Манфрэд, его характер и мотивы. Генрих понимал, что этому человеку уже не стоит доверять.

Проглотив скопившийся в горле ком, и дыша едким дымом от сигарет, Генрих так же держал взгляд высоко, смотря в глаза Манфрэда и, не показывая перед ним свою слабость, повторил свою просьбу.

– Когда мы сможем обсудить освобождение моего отца? Сэр… – юноша пристальным взглядом смотрел на Манфрэда, пытаясь изменить гнятующую атмосферу вокруг.

Под суровым взглядом своего дерзкого собеседника, левый глаз начал дергаться, показывая, что его обладатель находится на пределе нервного срыва. Эта картина раззадорила Манфрэда из-за чего он ухмыльнулся, не скрывая, что ему показалось это смешным.

– Не мне это решать, пацан. Все решения исходят из штаба. Я выполняю приказы и отдаю приказы вам. – его утомил этот диалог, и когда он увидел, что Генрих пытается еще что-то сказать, незамедлительно добавил:

– Я всё сказал, поэтому не лезь с таким разговором ко мне.

– Вы можете с ним поговорить? Убедить, что эта операция важна для армии? – Генрих попробовал последний раз потянуть за нужные ниточки, надеясь, что получит хоть какую-то помощь от нужного человека.

– Нет. Это тебе надо, ты и разбирайся. – ответ Манфрэда был короток и груб. Последний ответ человека, которого немного уважал Генрих и первый ответ человека, которого он по-настоящему начал ненавидеть.