Краткая история белковых тел.
Шрифт:
– Привет, Петро!
– обрадованно здороваюсь с ним, но бывший сослуживец энтузиазма не проявляет.
– Здорово!
– цедит Безручко сквозь зубы, не глядя в мою сторону.
Не знаю, чем вызвано его недовольство и мне, в общем-то, всё равно, но хочу объясниться:
– Вы куда делись с блокпоста? Я, когда вернулся...
– А ты куда дернул? Ушел к танку, а на нас в это время навалились укропы.
– Потом вернулся.
– Потом, потом! Кольку они ранили, я его тащил на себе, а в хате он умер.
– Петр сплюнул под ноги.
– А дядька Никита?
– В подвале сховался. Не знаю, нашли его, чи не...
Я боялся спрашивать об Оксане. Вдруг
А когда что-то случается с близкими, известными тебе лично - тогда другой расклад и потому у меня нет привычки сближаться с кем-то. Чтобы потом не переживать. Это одно из правил белковых тел - ни с кем не сближаться. И такое открытие я уже делал, когда уходил из Засечного по неубранным полям подсолнечника.
Не дожидаясь моего вопроса, Безручко безучастно сообщает:
– Оксана с матерью уехала в Мариуполь. Их укры вроде пропустили как беженцев.
– Понятно.
Я отделываюсь одним словом, потому что больше говорить не о чем. Уехала, спаслась и, слава богу! Остальное меня не касается.
Патрулирование начинается сразу. Старшим в нашей группе назначен Петр. Третий патрульный с позывными Скрипач оказывается мелким парнем, роста ниже среднего, щуплым, но достаточно быстрым и вертким. Он весь увешан оружием от автомата до десантного ножа, рукоять которого торчит из разгрузки. В разгрузку, кстати, он засунул несколько гранат, а с боку на поясе ещё болтается пистолет.
– Ты откуда такой военный?
– интересуюсь я.
– С Дона. Казак я.
– Ага, казак...
– с сомнением бормочет Петро.
Парень шмыгает носом, но не от простуды, как я понимаю у него такая привычка.
– Предки мои с Дона, - поправляется он, - а сам я из-под Луганска. Здесь учился в Донецке.
– Да ладно!
– я удивляюсь появлению столь неожиданного спутника, - студент что ли? Что изучал?
– Химию. В Луганске завод есть химический, хотел туда после...
Скрипач явно не хочет продолжать студенческую тему. Он выдвинулся вперед, опережая нас с Петром на несколько шагов, настороженно вертит головой по сторонам, напоминая голодного птенца, оставшегося без родительской опеки.
Народу нам встречается мало. По дороге изредка проносятся разные легковые и грузовые машины, прогромыхали три танка ополчения.
– Где будем искать диверсантов?
– нарушаю неловкое молчание, повисшее между мною и Безручко.
– Сами найдутся!
– мрачно отвечает тот.
Мы идем дальше.
17.
Этот город производит на меня странное угнетающее впечатление, как город-призрак, внезапно возникший посреди богатой и густонаселенной земли. Широкие улицы, утопающие в зелени деревьев, жаркое солнце в бездонной синеве неба, современные дома. Но... людей на улицах почти нет, магазины закрыты, на домах появились шрамы войны: следы осколков, возникшие после яростных обстрелов украинских военных, черные провалы окон от пожаров. Машины пролетают мимо, словно боятся задержаться на мертвых улицах и тут же превратиться в сюрреалистичные памятники эпохи гражданской войны на Украине. Памятники в
виде обгорелых остовов.И мне кажется, что город-призрак живёт сам по себе, своей отдельной жизнью, город, забытый населением.
До нас вдруг доносятся звуки выстрелов со стороны соседней улицы. Огонь ведут, похоже, из гранатомета. Что там? Прорвались танки укропов? Начался штурм со стороны аэропорта?
Скрипач пригибается, а поскольку парень и без того маленький, кажется, что он опустился на корточки. Мы с Петром берем наизготовку автоматы и жмемся к стене дома. Что делать? Бежать вперед или укрыться за углом, а может, прыгнуть в подвал через разбитое окно?
Из-за поворота выкатывается толстая старая женщина. Она что-то бормочет и размахивает руками как встревоженный шмель, которого выкуривают дымом из гнезда. Завидев нас, женщина бросается в нашу сторону.
– Хлопцы!
– кричит она еще издали, - там диверсанты, стреляют.
– Где, кто?
– почти хором спрашиваем мы.
– Там, там, - она машет рукой по направлению к соседней улице.
– На машине они. Выскочили, достали трубу, и давай из неё палить во все стороны.
– Всё, погнали!
– не дослушав, Петро машет рукой, и мы бежим за ним следом.
На соседней улице уже пусто. Ни машины, ни людей. Из окон двух пятиэтажных домов поднимается густой черный дым - стреляли по жилью. Где-то слышен отдаленный плач, наверное, кого-то убили или ранили.
– Суки укропские!
– скрипит зубами Петр, - мы их достанем!
Про себя я не сомневаюсь - конечно, достанем, рано или поздно. Мы их достанем или они нас.
По нам стреляют. Я не сразу понимаю, кто стреляет, откуда. Пули шлепают в стену пятиэтажки прямо возле нас: одна бьёт над моей головой, вторая крошит кусок бетонной плиты возле ноги Скрипача.
– Тикай за угол!
– командует Безручко, - давай, давай!
Мы бежим, улепетываем, аж пятки сверкают.
Когда по тебе ведет огонь неизвестно кто - это гораздо страшнее, чем бой с видимым противником. Чудится, что пули летят отовсюду, что опасность подстерегает за каждым поворотом, во всех подъездах, и в этом есть нечто мистическое, первобытное. Потому я испытываю страх первобытного человека перед неизведанными силами природы. Мне немножко стыдно за эту боязнь, но под бешеным огнём боязнь растворяется сама собой, уступая желанию быстрее спрятаться в безопасном месте.
На бегу вспоминается Кравчук. "Я живу на чужой территории и домой невозможен побег". Мне слышится его бархатный голос, вальяжный тон, на который велись офисные девицы как мотыльки на свет огонька. Теперь это выглядит смешно и нелепо, и ужасно дико, ведь чужая территория здесь, вокруг, а своего дома у меня нет.
Заворачиваем за угол, тут тихо, пули не залетают. Скрипач отработанным движением берет автомат наизготовку, и начинает контролировать свой сектор обзора. Я перевожу дыхание, смотрю на Безручко - что он сделает в такой ситуации, а тот взялся за рацию.
– Мастер - это Братан. В районе работают снайперы...
Я отступаю на один шаг, сажусь на корточки. Замечаю, что мои бежевые мокасины постепенно пришли в негодное состояние. На левой ноге замшевое покрытие со стороны мизинца оторвалось от подошвы, и зияющая брешь теперь пропускает внутрь воду и грязь. На правой ноге оторвалась пятка. Да, обувь надо менять. Но где взять новую?
Вспомнив младшего брата Петра Миколу, его начищенные до блеска берцы, я теперь позавидовал обувке младшего Безручко. Хотя, чему завидовать? Парень погиб и никакие берцы ему теперь уже не нужны.