Кристальный пик

— Акивилла хотела узреть не то, что ты сделаешь, а то, что почувствуешь, — попытался объяснить Солярис снова, опустив хвост вместе с когтями и запрокинув голову к лимонно-розовому небу. Разморенный ползущим по земле теплом, он позволил себе расслабиться куда больше, чем разрешал расслабляться мне на поле боя. Впрочем, это считалось «полем боя» исключительно для меня одной. Солярис не воспринимал меня всерьез, как противника, хоть и подходил к нашим тренировкам со всей ответственностью, особенно сейчас, когда оставалось всего две недели до военного похода на Керидвен. — Драконов сложно обмануть, тем более травяных. Любые слова мгновенно впитываются в них, как вода в землю, и если та вода отравлена, они это поймут. Акивилла хотела увидеть твое отчаяние и любовь — и она увидела. Как и я.

Солярис улыбнулся мне уголком губ, и я почувствовала жар на щеках, но вовсе не от того, что меня тоже согрело солнце. Затем он направился в мою сторону, медленно, размеренно, будто бы растягивал момент, и...

Прошел мимо.

— Эй, постой! Куда это ты?

— Хватит на сегодня, — бросил он мне через плечо, и я уронила к земле тяжелый меч, внезапно обнаружив, что все это время держала его на весу. Мышцы окрепли, но ныли не переставая. Мы тренировались уже больше часа, не взяв ни одной передышки, однако, зная Соляриса, я не верила, что он уходит для того, чтобы дать мне ее. — Попрактикуйся с манекеном или Кочевником. У тебя все еще хромает баланс, а у него хорошо получается сбивать противников с ног. Я вернусь к полудню и проверю.

— Хорошо, — согласилась я, но решила убедиться напоследок: — Кстати, пока не забыла. Про тебя тут Гектор недавно спрашивал. Говорил, ты обещал передать ему что-то... Какой-то там кусочек...

Солярис остановился на полушаге, но не повернулся. Он всегда старался спрятать от меня лицо, когда опасался, что то его выдаст. Именно поэтому он и носил на нем большую часть времени это докучливое бесстрастное выражение, которое Кочевник между нами называл «похоронно-девственным». Обычно я смирялась с этим, но в этот раз нахмурилась, взволнованная. Угрюмый дракон, привыкший действовать, а не ждать, и мальчишка с золотыми руками и с таким же золотым сердцем — что могло скрываться за их тандемом кроме новых неприятностей?

— Ты ничего не хочешь мне рассказать? — спросила я в лоб, не выдержав, на что Сол пожал плечами.

— Нет.

Я тяжко вздохнула, но, тем не менее, не стала его задерживать, окликать или устраивать допрос. Все равно бесполезно. Коль уж Солярис захотел что-то от меня утаить, то приложит для этого все усилия. Возможно, я бы даже закрыла глаза на очередные его секреты и пустила все на самотек, — в конце концов, не переворот же они с Гектором готовят, — но дурные мысли никак не шли из головы. Масла в огонь подливали и длинные незнакомые тени, шныряющие по ту сторону замковых окон, количество которых увеличилось вдвое сразу после того, как был заключен союз.

Пир закончился еще два дня назад, но воспоминания о нем оставались все так же свежи.

Когда мне начинало казаться, что я понимаю драконов, случалось что-то, что доказывало мне — это вовсе не так. В полной мере понять их можно было, только будучи драконам самому, ибо не поддавались ни логике людей те дикие пляски, в которые пустились все присутствующие Старшие и их хёны сразу после заключения мира. Словно не было многолетней вражды и их ненависти к людям, долгих уговоров и ростков сомнений, пустивших корни. Драконы прощали легко, быстро забывали обиды, и если хотя бы одного из них вдруг охватывало веселье или отчаяние, то его тут же подхватывали и другие, словно заразу. Именно поэтому, как объяснила мне позже Мелихор, не было ничего удивительного в том, что спустя час даже самый медлительный и хмурый дракон с каменными наростами на шее пил из одной с Мидиром кружки, хотя именно он был вторым после Борея, кто проголосовал против.

Вся еда оказалась сметена раньше, чем слуги успели вынести чистые тарелки, и даже пятнадцати бочек с вином не хватило, из-за чего Гвидиону в срочном порядке пришлось бежать к торговцам из Столицы и сулить им несметные богатства, если те среди ночи раздобудут еще. Какое-то время я даже не решалась сойти с платформы, боясь, что меня попросту сметут или задавят. Драконы галдели, звенели кубками и кувшинами, иногда спорили и бранились словами, которым учил меня Сильтан и которые я бы ни за что не осмелилась повторить вслух. Несколько раз к моей платформе подходили женщины и мужчины с волосами разных оттенков от пурпура до звездной синевы, кланялись и осыпали благословениями нараспев, будто читали молитвенные тексты. Я улыбалась каждому, кивала и пила клубничное вино, чтобы не давать горлу пересыхать от бесчисленных разговоров и духоты. Даже когда драконы сидели на скамьях и бездействовали, воздух вокруг раскалялся, точно в Золотой Пустоше. Когда же они танцевали, он трещал, и от жара на пирожных плавилась глазурь.

В тот вечер я впервые пробыла на пиру до самого рассвета и ничуть не пожалела об этом, потому что это был последний праздник в Дейрдре, который мы все могли застать. Драконы, как и люди, знали, что следующий их пир состоится лишь после того, как состоится наша победа в войне, потому и отводили душу напоследок. Однако первый солнечный луч выжег шумную праздность. Драконы тотчас отрезвели и вернулись на свои места, музыка затихла, и так началась наша подготовка к тому, чтобы собрать все части Круга заново.

Конечно, что такое две недели сборов для армии целого туата? Но теперь основной моей армией были драконы — и все, что им было нужно, это дождаться остальных сородичей, достаточно зрелых и согласных по доброй воли сражаться с нами бок о бок. Один из Старших пообещал по меньшей мере две тысячи таких сородичей, которые прибудут уже к концу месяца зверя, но Акивилла тактично предупредила, что это в лучшем случае — скорее всего, присоединится максимум тысяча. После завоеваний Оникса драконы желали забыть о войне, как о страшном сне, и не в порядках Старших было принуждать их силой или уговорами. Драконы могли прибыть в Дейрдре лишь потому, что сами этого хотели. Или не прибыть вообще.

Я решила не питать ложных надежд и посвятила эти две недели тому, чтобы проработать вместе с советниками все возможные исходы, пути и решения. Зал Совета буквально стал мне вторым чертогом — в своем первом я появлялась лишь для того, чтобы переодеться и вздремнуть пару часов, прежде чем снова отправиться на заседание, тренировку или в казармы, разбитые на границе Столицы для сбора лейдунга — народного ополчения. Видеть, как к шатрам для записи выстраивается очередь из седовласых крестьян и несовершеннолетних мальчишек, потому что каждой семье, отправившей на войну хотя бы двоих мужчин, полагалось строительство нового дома по завершении войны, было тяжко. Они кланялись мне, улыбались и целовали руки, но за что? За то, что я обрекала их на смерть?

Стянув с рук ленты из телячьей кожи, пропитанные потом и кровью, я решила, что могу сегодня позволить себе заняться делами не только королевскими, но и личными, и устремилась на поиски Матти, которая наверняка не меньше моего хотела бы узнать о тайне Сола и Гектора. Я не видела ее с самого пира, занятую наведением порядка и заботой о наших достопочтенных чешуйчатых гостях. Пускай большинство драконов и изъявили желание поселиться в можжевеловых лесах или в Столице, где пропитание они добывали себе сами посредством охоты или продажи своих драгоценностей, в замке их все равно оставалось больше, чем людей. Кажется, Маттиола даже ночью не покидала бадстовы для слуг, и мне хотелось верить, что делает она это исключительно из преданности своему делу, а не потому, что прячется от Вельгара. Тот бесшумно шнырял по замку с утра до вечера, и один раз мы даже поздоровались и обсудили свежесть пшеничных булочек, которые подавали на завтрак, прежде чем разойтись. Ни с кем, кроме меня, он за все это время ни разу не заговорил (даже с братьями). Потому, пересекая южное крыло и вдруг заслышав его голос, я и застыла, пораженная. А когда к нему добавился голос Маттиолы...

— Пожалуйста, перестань. Думаешь, я совсем глупая, раз прислуга?! Думаешь, мужчин за жизнь не видывала и откровенной лести не слыхала? Я не слепая, прекрасно вижу себя в зеркале и сама знаю, чего стою, а чего нет. Не нужно меня добрым словом приголубливать, хочешь — забирай свой медальон и дело с концом. Я с тебя обещаний не брала!

Там, за поворотом коридора с мягкими альковами, где еще недавно Матти писала Вельгару письма и пряталась от мирской суеты, раздался металлический звон, словно кто-то неистово дергал за ювелирную цепочку на шее, но та никак не хотела сниматься.