Кристальный пик

— Нет, все-таки ты очень глупая, — донеслось до меня следом вместе с усталым вздохом. — Только не потому, что прислуга, а потому что не слушаешь, что люди тебе говорят! Хорошо, я понял... Не хочешь слушать, тогда смотри. Не на меня смотри, а вот сюда, Маттиола.

Шелест пергамента и еще один вздох, на этот раз прерывистый и удивленный. Прижавшись спиной к каменной кладке, где пролегал петроглиф о сошествии Дейрдре с Меловых гор под руку с духом северного ветра, я сжала пальцы в кулак, борясь с нестерпимым желанием выглянуть, и вся обратилась в слух.

— Что... Что это? — спросила Матти спустя минуту после того, как шелест прекратился.

— Твой портрет.

— Нет, это не... Когда ты успел?

— Не я сам, конечно. Живописец из меня паршивый. Зато один из моих братьев, Осилиал, имеет то, что люди талантом называют. Ему даже необязательно показывать, что нарисовать нужно — достаточно описать. Вот я и пошел к нему после пира, решил тебе подарок сделать. Ты только с холстом поосторожнее, а то краска еще не высохла...

— Но на этом портрете я... Не такая... Другая...

— Разве? Присмотрись.

— Да, я вижу. Я имела ввиду... Здесь шрамы не такие уродливые.

— Они и в жизни совсем не уродливые, Маттиола.

— Но на картине я выгляжу лучше.

— Нет. На ней ты такая же, как везде. Такая же, какой я тебя вижу, когда смотрю. Ты красивая, Маттиола. Всегда красивая.

То, как нежно он произносил ее имя, заставляло меня сомневаться, точно ли именно Вельгар находится за этим углом. Его голос всегда был грубым и низким, но только не тогда, когда он разговаривал с Матти. Что-то неуловимо менялось в нем при одном ее появлении; возможно, то же самое, что менялось в Соле рядом со мной, над чем Мелихор часто хихикала и подшучивала, удивляясь, как я не заметила это еще несколько лет назад. Что человеческие мужчины, что драконьи — все они одинаково быстро теряли себя перед ликом женщины, в которую умудрились влюбиться, но затем находили в ней себя настоящего.

— Могу я прикоснуться к тебе?

— Можешь.

— А поцеловать?

— Тоже.

— И...

— Хватит спрашивать, Вельгар! Все ты можешь. Только действуй уже, наконец. Знаешь, сколько я ждала этого?

Он издал нервный смешок, но затем коридор поглотила тишина, и лишь выглянув из-за угла можно было увидеть, насколько близко Вельгар и Матти стоят друг к другу. Руки к рукам, плечи к плечам, грудь к груди... Уста их соприкасались тоже. Тонкие руки Маттиолы лежали на широких мужских плечах, путаясь в длинных волосах лунного цвета. Вельгар наклонился к ней еще ниже, и те скрыли их от меня завесой. Слышалось лишь прерывистое дыхание и звуки поцелуев, тихие и влажные, которые никто не имел права слышать. Они заставили меня устыдиться и вспомнить, зачем я вернулась в замок на самом деле.

Решив, что отвлекать Маттиолу в такой момент будет верхом кощунства, я отправилась искать Гектора сама. Первую половину дня он всегда проводил в кузнице за ремонтом доспехов, а вторую — за ковкой оружия. Сейчас же он, должно быть, и вовсе не вылезал из-за наковальни: заказы на выплавку копий и мечей сыпались от Мидира сотнями, и еще вчера из окна обеденного зала я видела, как Гектор возвращается в замок на рассвете, чтобы, поспав всего несколько часов, снова уйти до следующего восхода. Будучи трудолюбивым, как Матти, и таким же преданным, он трудился в поте лица на благо своего туата. Но, может быть, между этим он все-таки успевал что-то еще?..

— Нет мальца здесь, — ответил кузнечный мастер, и за звонкими ударами его молота, высекающего искры из раскаленной добела стали, я едва расслышала, что именно он сказал. Все в кузнице дышало жаром, и стоило мне пробыть там всего с минуту, как по спине уже стекал соленый пот. — Я его в город за новыми огнедержцами отправил, он все наши перебил, дурак криворукий. А у нас столько заказов, по самое горло! Уволить бы его к собакам за такое, чтоб неповадно было, но талантливый же мальчишка, зараза, упорный...

— Простите, вы сказали «огнедержцы»? — переспросила я и принялась обмахиваться рукой, сместившись поближе к раскрытым воротам. Из-за того, что здесь не было ни одной вещицы из дерева или камня, кроме столов, все вокруг накалялось тоже и было таким горячим, что обжигало даже если ты просто стоял рядом.

— Да, госпожа, это мы, кузнецы, так закаленные вёльвами склянки называем, в которых драконий огонь храниться может. Раньше мы их не использовали, но теперь, когда столько оружия выковать надо, только с драконьим огнем успеть и можно. У нас целый ящик огнедержцев был, пока Гектор не уронил его прямо под копыта нашему рабочему мерину. Видно, по девкам гулять начал, возраст-то самое оно, вот и не думает ни о чем больше.

— Вы это своими глазами видели? В смысле, как он склянки разбил. Или он только сказал вам это? — спросила я, но, заметив, как кузнец смотрит на меня из-под сведенных бровей, осеклась. Не хватало еще посеять в нем подозрение, будто Гектор на самом деле вор! Даже если это и впрямь так. — Впрочем, неважно, забудьте. Продолжайте работу. Я попрошу драконов лично помочь вам с выплавкой. Так никакие склянки не понадобятся. И быстрее будет, и безопаснее.

— Спасибо, госпожа! Да будет славен ваш век, госпожа!

В отличие от ленивых высокородных господ, вечно занятые рабочие не славились красноречием и длинным языком. Поэтому, довольная уже тем, что кузнечный мастер вообще решился поведать мне об инциденте с Гектором, я решила более не пытать человека и спешно покинула кузнецу. Голова кружилась от духоты, но от глотка свежего воздуха легче не стало. Я успела взмокнуть до нитки, пока дошла до замка, погруженная в мысли одна страшнее другой.

Драконий огонь недаром звали солнечным — горячее пламени нельзя было ни высечь, ни раздобыть. Его хранили бережно, а коль разбивали, то часто не могли оправиться от ожогов ни один год, ибо даже камни плавились в этом огне, как глина. Единственное, для чего драконье пламя использовалось в мирные дни — это для согрева в месяц воя, когда самый лютый мороз тушил и очаги, и жизни. Даже кузнецы избегали его, настолько сложно было обращаться с ним, чтобы не превратить и себя, и оружие в жидкое месиво. Но если уж удастся закалить в драконьем пламени меч, то знай: он будет верно служить поколениям людей и сможет рассечь даже мрамор, сколько лет в ножнах не пролежит. А еще только солнечное пламя могло расплавить то, что брали ни молоты, ни стрелы — драконью чешую...

Я велела себе проявить терпение, — в конце концов, как показало прошлое, все тайное рано или поздно становится явным, — и побродила по замку еще немного, но, куда бы не заглянула, Сола нигде не было. Тогда мне пришлось возвратиться к маковому полю и выполнить его наказ, взяв в руки меч. Тренировка затянулась до самого заката: из-за дурных мыслей, лезущих в голову, я никак не могла сосредоточиться, из-за чего рубящие удары меча очень скоро превратились в обыкновенное размахивание палкой. Мышцы болели, а косы, заплетенные Матти этим утром, расплелись. Красные пряди в них даже не блестели на солнце, словно поглощали свет. Я невольно вспомнила о Селене, расчесывая их гребнем после купаний, но сразу тряхнула головой, решив лишний раз не тревожить осиный улей, пока он тих.

— Одна хочешь спать? — нахмурился Сол, когда я вечером улеглась в свою постель вместо того, чтобы пойти следом за ним в башню, как раз заглянувшим проводить меня туда.

— Да, мы с Матти давно не устраивали посиделки. Хотим погадать на углях.

— Разве девицы не накануне Эсбатов гадают?

— Именно так, но напомнить тебе, где мы были во время летнего Эсбата? Надо наверстать упущенное.

— Понял, — кивнул Сол, ничего не подозревая. В конце концов, гадания были излюбленной нашей забавой, ради которой я и раньше ни раз выпроваживала его за дверь. — Драконам с девицами, гадающими на суженого, и впрямь не место. Пойду лучше «Память о пыли» почитаю. До сияющего утра, драгоценная госпожа.