Кровь боярина Кучки

На рёв испуганной дочки вышли родители. Встреча с ними была испорчена. Хозяйка сурово собирала на стол. Поесть не успели - пришёл княжеский позовник:

–  Иван Ростиславич, Владимир Святославич и ты, Родислав Гюрятич! Государь ждёт вас к себе без промешки.

В высокой, облепленной пристройками, как вельможный терем, Старостиной избе Святослав Ольгович занял самый большой покой. Сюда он и пригласил пособоровать малую дружину [315] . Теперь она и взабыль [316] выглядела малой. Из бояр - Пук да ещё две-три бороды пожиже. Остальные бородачи в горлатных шапках истиха попрятались в беззащитном Новгороде-Северском ждать новых господ, новых милостей. Сидел ещё тут девяностолетний княжий сберегатель Пётр. «Вот кому возлежать на нетревожимой боярской перине! Ан нет, кочует со своим пестуном, пёсья мать!» - такие-то рассуждения вкладывал в ухо Роду Берладник, пока Ольгович держал совет об отчаянном их положении. Сочность густого голоса кутыря оборачивалась слезливостью. По доносу лазутников захватчик великокняжеского стола Изяслав был с главными силами вовсе не далеко - в полуторах поприщах. А храбрейший из Давыдовичей, другой Изяслав, тёзка великого князя, с киевским воеводой Шварном и тремя тысячами отборных всадников наступал на пятки. Как быть?

[315] МАЛАЯ ДРУЖИНА - здесь: тесный круг приближённых.

[316] ВЗАБЫЛЬ - в самом деле.

–  Спасать семью. И твою, и братнюю. Бежать в вятские леса, - посоветовал воевода Внезд.

–  Внездушка прав, - согласился боярин Пук, - Пока мы управимся с одним Изяславом, нас догонит другой, посильнее. Тогда пощады не жди.

–  А от двух Изяславов нам не уйти?
– робко спросил Святослав Ольгович.

–  Ежели оставить обоз, - начал рассуждать Пук.
– А без обоза придётся в зимних лесах окочуриваться голодной смертью…

–  Суесловием занимаетесь, - зло сказал Берладник.

–  Коли ты не суеслов, так пошто молчишь?
– завопил на него боярин Пук.

–  Поперёд батьки в печь не лезу, - не полез за словом в карман галицкий скиталец.
– Иван Гюргич старше меня, пусть скажет.

Все взоры сошлись с надеждой на сыне Суздальского Георгия. Иван что-то изображал угольком на скоблёных досках стола.

–  Вот, - отложил он своё писало и стал водить пальцем по столу.
– Должно нам здесь разбить слабейшего Изяслава, пока не подоспеет сильнейший. Бежать нельзя, ибо Давыдович со своей лёгкой конницей прищемит пятки. Сейчас его трёхтысячный отряд для нас страшней главных сил. Однако разбить его труда не составит. Одна заковыка: времени отпущено вот настолько, - Иван показал щепоть.
– Думайте, братие, как построить битву.

–  А ты, брат, нам её и построй, - вкрадчиво попросил Ольгович.
– Будь нашим большим воеводой. Да я гляжу, у тебя уже все построено, - ткнул он мясистым пальцем в угольный чертёж на столе.

–  Добро, - чуть кивнул Иван и стал объяснять: - Вот деревня. Вот лес. Вот поле. При подходе Давыдовича к деревне мы всеми силами отступаем в лес. Он - за нами. Мы лес проходим насквозь. Он - за нами. Мы в поле выстраиваем полчный ряд [317] для битвы. Он - тоже. Он считает нас вынужденными к рати и даёт сражение на избой. Наша же тайна в том, что мы не все выходим в поле из леса. Не все! Сторожевой полк [318] остаётся, хоронится в чаще и тихо пережидает, пока оба войска покинут лес. В поле разгорается битва. Наш полчный ряд, якобы не выдержав, даёт плеча [319] . Супостат - за нами. А за ним-то как раз выскакивает из лесу наш сторожевой полк. Посполу [320] с главными силами он сбивает противника в мяч - и для Изяслава Давыдовича всё кончено.

[317] ПОЛЧНЫЙ РЯД - три части боевого построения: чело и два крыла.

[318] СТОРОЖЕВОЙ ПОЛК - арьергард.

[319] ДАТЬ ПЛЕЧА - обратиться в бегство.

[320] ПОСПОЛУ - вместе.

–  Мне по нраву такой ход дела, - отёр влажный лоб кутырь и вопросительно посмотрел на Ивана Гюргича, ожидая дальнейших распоряжений.

–  Давайте распределимся, - предложил суздалец.
– Я возглавлю большой полк [321] и стану в чело полчного ряда. Мой галицкий тёзка берет правое крыло, - взглянул он на Берладника.
– Во главе левого крыла станет Владимир Святославич, - дотронулся он до руки муромчанина.
– А сторожевой, то есть засадный, полк составит наш друг Алтунопа из воинов хана Кунуя, ханича Итларя и отряда моего земляка Родислава Гюрятича.

[321] БОЛЬШОЙ ПОЛК - главные силы.

Внезд, лишённый не только главного воеводства, даже какого-либо начальствования в полчном ряду, пытался было протестовать, да государь не повернул к нему головы, занятый тонкостями предстоящего боя.

–  Пусть все окольчужатся и вооружатся, - приказывал между тем Иван Гюргич.
– А мечники, седельники и коштеи [322] пусть отведут по дал её сумных и товарных коней [323] . Сон у нас будет краток. С рассветом ждите врага и - в лес.

[322] МЕЧНИКИ, СЕДЕЛЬНИКИ, КОШТЕИ (ОТ СЛОВА «КОШТ») - обозная прислуга.

[323] СУМНЫЕ, ТОВАРНЫЕ КОНИ - вьючные, обозные.

Род вышел на морозный воздух вместе с Итларем.

–  Что-то ты через меру тревожен, мой друг?
– спросил ханич.

–  Не понравилось, как хан Кунуй на тебя смотрел, - сказал Род.

–  Теперь он всегда на меня так смотрит, - отмахнулся Итларь.
– С тех пор как отнял тебя у него, а самого заукрючил. Помнишь?

Шли они почему-то не на ночлег, а к темной околице.

–  Ты куда?
– удивился Род.

–  Не следуй за мной. Ступай спать, - попросил Итларь, - Я хочу выйти в поле.

–  Я с тобой, - настаивал Род.

За деревней дорогу перемела позёмка. Сбиваясь с пути, они проваливались выше колен, выкарабкивались и снова шли, пока избы не слились позади с кромкой леса в одну чёрную полосу. Наконец ханич остановился и поднял палец, призывая Рода к молчанию. Тишина воцарилась, как в глубине небес, где нет ничего живого. И вдруг эту чёрную тишину прорезал ещё более сумрачный волчий вой. Он покатился вдаль заунывным могучим звуковым ветром. Степной царственный волчий вой! Это выл Итларь, выкормыш дикой кыпчакской стаи. Выл всей гортанью, всей грудью, как взаправдашний волк. Вот звук оборвался. И вновь тишина… Наконец откуда-то из дальних далей слабой струйкой, постепенно крепчая, достиг их ушей ответный уныло-могучий звук. Это тоже был волчий вой, не отличимый от предыдущего, но, они знали, всамделишный. Ночью в степи волк ответил волку. Итларь повернулся и зашагал к деревне.

–  Ах, друг, это я гадал, - смущённо признался ханич.
– По нашему половецкому обычаю перед битвой выйди в степь и взвой волком. Если не услышишь ответа, жди поражения. Если волки ответят, одержишь победу. Теперь я знаю: мы победим!

–  Я и без твоих волков знал то же самое, - далеко не радостно вздохнул Род.
– Когда Иван Гюргич говорил, я видел битву и нашу победу. А ты ради Бога, в которого мы оба поверили, прислушайся к моим словам, будь настороже. Вспомни, что я предрёк тебе когда-то в степи: твоя смерть от ножа в спине. Сегодня чую: этот нож уже занесён.

–  Все твои чувства, мой друг, от излишней усталости, - успокоил Итларь.
– Приклоним-ка головы до рассвета. На свету и чувства светлее.

Чуть прояснился бычий пузырь в окне, Рода разбудил стук в оконницу. Едва успел испить молока со своими совсельниками-князьями, муромским да Галицким, и - во двор. Нерассёдланных коней пришлось оторвать от овсяных торб. Войско Святослава Ольговича устремилось в лес. А с противоположной стороны, с поля, черниговская конница с уроем неслась к деревне. Сторожевому полку пришлось весьма долго отсиживаться в чаще, так как воины, и свои и чужие, проблуждали с конями в дебрях и не вдруг скопились в залесье. Да и отличительных повязок ни эти, ни те не догадались надеть. Различи-ка попробуй черниговцев с северянами! Русичи с обеих сторон, да ещё соседи. Кое-кто попал не в то войско. При разборках возникли стычки с первыми жертвами. Срам, да и только. Наконец засада в лесу услыхала ровный шум общей битвы - конский храп, ржанье, стальной лязг, человечьи крики.

–  Русские мутузят друг друга, - сказал рядом с Родом половец по-кыпчакски.

–  Рвут сердце наши вопли и стоны, - страдальчески пожаловался товарищам кто-то из уцелевших долгощельцев.

Алтунопа отвёл бывшего половецкого яшника в сторону:

–  Слушай, боярин! Я наших пущу вперёд, а ты со своими следуй за нами. Так приказал сын Гюргия. Боится: если черниговцы устоят, наши дадут плеча по степному обычаю. Удержи их тогда, чтоб хитрое дело не захлебнулось.

Закричали гортанными криками степных птиц наблюдатели с лиственных вершин. Алтунопа пронзительным свистом бросил всадников в седла.