Кровь боярина Кучки

–  Ай-ё!
– И засадная сила выскочила в спину врагу.

В лесу было сумрачно, в поле не просветлело.

–  В Крещенье солнце и мороз - к летней засухе, а тучи и снег - к доброму урожаю, - сказал Роду долгощелец, глядя на низкую хмарь вверху и белизну впереди.

–  При русской замятне [324] и урожай не в радость, - успел откликнуться Род.

Лава остервенелых всадников понеслась, ощетинив копья.

В лесу Роду трудно было не упускать Итларя из виду. В поле он сразу же заприметил его лисий треух, сверкающий рыжиной в белом мареве, и уж не спускал с ханича глаз. Половцы зимой пренебрегали холодными шлемами, да и рубаки из них не стойкие, а издали да наскоком воевать в тёплых малахаях уютнее. Вот он, во-он он, Итларь! А перешедший на сторону черниговцев снег так и сечёт глаза. Взбодрённый ветром снег не даёт плеча, в лицо встречает нападение из засады. Во-он он, Итларь, со своими половцами! А встречный ветер усиливается, снежная пелена густеет, визг вьюги смешивается с половецким визгом. Черниговцы бегут споро, ударяемые с плеч князьями, а со спины ханами. Должно быть, велик ураз во вражьих рядах. Вот Итларь поднял уразное копье, замахнулся, сейчас поразит кого-то. Значит, настигли преследователи бегущих. Не успел Род вдоволь налюбоваться пылким, воистым другом. Вздутый на ветру чёрный емурлак скрыл от него Итларя. Когда емурлак исчез, Итларь лежал ничком на гриве коня, постепенно сползая на бок. Пробуравливая половецкую лаву своим конём, Род настиг ханича, ухватил узду его аргамака, остановил скачку. Их обтекали безумноглазые всадники с занесёнными копьями. Никто не остановился. Ханич лежал на своём коне, придерживаемый Родом, и тот уже знал, что друг мёртв. Наборная рукоять ножа торчала из его спины. Кто нанёс удар? Чья подлая суть скрылась под вздувшимся черным емурлаком? Явно это был свой, не враг. Врагами в их рядах и не пахло. Враги удирали впереди, а не за спиной. Если Род не видел лица убийцы, он мог со спины, хотя б по фигуре опознать своего. Чёрный емурлак скрыл! Ловко было рассчитано. Однако ж не без прорехи расчёт. Попробуй, скрой такую улику! Чёрный емурлак - не варежка и не пояс. Между тем Род всей ладонью ухватил рукоять ножа и осторожно извлёк его из мёртвого тела. Рукоять была ещё тёплая. Тепло от руки убийцы ещё сохранялось на ней. Это отвратительное тепло перешло в руку Рода. Он вполне явственно увидел знакомый волосяной трезубец, опущенный вниз: два крайних зубца - усы, средний зубец - узкая, длинная азиатская бородёнка. А над трезубцем - наглый прищур Кунуя. Все, что увидел его внутренний взор, нисколько не удивило Рода. Ещё вчера на соборе малой дружины он уловил редкие взгляды хана Кунуя в сторону Итларя. А разве до этого хан, затаивший месть, не одаривал своего сородича подобными взглядами? Но кто видел сегодняшнее убийство? Многие видели, и никто не заметил. Теперь попытайся изобличить убийцу! О, какой длинный нож! Не наш, должно быть, с Хвалынского моря купцы завезли, арабский! Конечно, Кунуй не носил такого ножа, прятал, преступная хитрая голова. Род уложил друга на снегу, опустился перед ним в снег и прильнул лбом к его заснеженному челу, на котором снег начал таять лишь от прикосновения Рода. Лисий треух кровавым пятном распластался около.

[324] ЗАМЯТНЯ - смута.

–  Эй, всех не оплачешь. Ты кто?
– громом прозвучал над мёртвым и живым гортанный бас Алтунопы.

Род встал, отряхиваясь от снега.

–  Итларь мёртв, - сказал он.
– Его поразил хан Кунуй ножом в спину.

Лицо Алтунопы окаменело. Он бросился ниц и внимательно осмотрел убитого. Потом встал и дотронулся пальцем до груди Рода. Глаза оставались жёсткими, речь прозвучала мягко:

–  Ты ему большой друг, я знаю. Потому твой разум сейчас в смятении. Кунуя не обвиняй напрасно.

–  Он убил его на моих глазах, - настаивал юноша.

–  Он не имел вот этого оружия, - ткнул в наборную рукоять Алтунопа.
– Нож хвастливого Кунуя я видел.

–  Он был в чёрном плаще, - горячился Род.

–  Многие носят черные бурки, - охладил его Алтунопа.
– Одежда не убивает.
– Чуть помолчав, он заговорил спокойнее: - Есть среди нас погибшие в этой битве. Итларь - один из них. Погорюем о нём и отправим тело отцу его Тугоркану.

Из белой мглы возникали всадники. Пешие собирались возле трупа Итларя. Лица, возбуждённо-радостные от выигранной битвы, быстро темнели при виде мёртвого ханича.

–  Простись с другом, - велел Алтунопа, - и поспеши к своему князю. Ольгович ранен. Кза, проводи молодого боярина в княжеский шатёр и возвращайся немедля.

Едучи по полю, Род утешал плачущего Кзу.

–  Оставь, - говорил неутешный оружничий ханича.
– У тебя нет слез, тебе тяжелее.

–  Ах, я не уберёг его, - казнил себя Род.

– Берег и не уберёг. Дьявольская злоба Кунуя нынче же возвратится в него и отравит смертельным ядом.

–  Не говори так, - взмолился Кза.
– Я не верю в вину Кунуя.

У княжеского шатра они обнялись.

–  Потеряв господина, теряю друга, - прошептал Кза по-кыпчакски.

Боярин Пук, издали увидав Рода, уже бежал, размахивая рукавицами:

–  Куда ты запропастился? Государь кровью исходит!

Рана у Святослава Ольговича оказалась пустячная. Кость была не задета, но из рассечённых тканей жарко струилась кровь. Кутырь лежал без сознания, дыша, как кузнечный мех. Юному знахарю принесли горячей воды, потиральце, полотно для повязок. Мановением пальцев он заставил всех отойти и склонился над раной. Если бы окружавшие могли слышать, они разобрали бы в его шёпоте странные слова: «Нейди, руда, из горы. Ступай, руда, в гору. Фу-фу! Не лей, дождь, из тучи. Вернись, дождь, в тучу. Фу-фу! Гора, хорони руду. Туча, не отдавай воду. Адамова глава, из каменных бугров, цветом червлёная, ростом в локоть, видом в кувшин, всем травам - царь, закрой поток, сомкни гуор скоро-наскоро крепко-накрепко на веки веков… Фу-фу!..»

Окружавшие не разбирали шёпота. Они слышали лишь бурное дыхание юноши. Видели, как он дул на рану: «Фу-фу!» Вот извлёк он из-за пазухи красный порошок, посыпал кровоточащую плоть. Потом встал, читая молитвы, тщательно вымыл руки. Князь тем временем открыл глаза.

–  Я ранен, - простонал он.
– Моя рана…

Приближённые окружили его.

–  Только что была рана, - удивился боярин Пук, - Осталась одна царапина.

–  Наказывал же я тебе, государь, - сказал Род, одеваясь у выхода из шатра, - в первой битве беречь левое предплечье.
– И вышел на воздух собраться с силами.

–  Ты и взабыль искусный целитель, - подошёл к нему Иван Гюргич.

–  Итларь убит!
– воскликнул юноша дрогнувшим голосом.
– Мстительный кровоядец Кунуй поразил его ножом в спину на моих глазах.

–  Охолонись, - обнял суздалец земляка.
– Мне Алтунопа рассказал о твоём догаде. Горе родило в тебе неправоту. Половцы считают, что в погоне Итларь слишком вырвался вперёд и оказался среди бегущих. Его убил враг.

–  Враг Кунуй, - упрямо уточнил Род.

Он коротко сообщил Гюргичу, как в степи был спасён Итларем от хищной орды Кунуя и как после складывались отношения между ханом и ханичем.

–  Стало быть, Кунуй и твой враг?
– поднял палец Иван.
– Вот и причина всех твоих подозрений.

К ним подъехали муромчанин Владимир, Иван Берладник, Алтунопа и хан Кунуй.

–  Ваш князь просит осмотреть стены и заборола города Карачева, - сказал Алтунопа Ивану Гюргичу.

–  Мыслит: не отсидеться ли там до помоги твоего батюшки, - объяснил Берладник.

–  Добро, - вскочил в седло Гюргич.
– Поедем с нами, земляк, - пригласил он Рода.

–  Ты убийца и есть, - мрачно процедил Род.

Среди половецкой обережи загомонил ропот.

–  Придержал бы язык, боярин, - прошипел Алтунопа.

–  Тебе подвели коня, - ободряюще кивнул Гюргич земляку и, отметая лишние разговоры, крикнул: - Айда!

Кучка всадников взметнула снежную пыль на дороге к Карачеву.

Это был отнюдь не Новгород-Северский. Подградие не разрасталось вокруг него. На единственной осевшей переспе - невысокие деревянные стены, давно не чиненные. Охраныши у ворот лишь с палицами в руках да с топорами за поясом.

–  Ездят вкруг города кмети передового полка черниговцев. Будьте настороже, - предупредил один из них.

В городе уже знали о победе Ольговича, открыли пред ним ворота, боялись теперь своих Давыдовичей.

Прибывшие поднялись на стену, оставив обережь внизу.

–  На таких заборолах долго не выстоишь, - отметил Берладник, вертя головой.

В самом деле, крыша прохудела и прогнила, дощатый пол предательски скрипел под ногами, в защитном бревенчатом ограждении зиял обширный пролом.

–  Тут кроме бойниц - щели толщиной в руку, - заметил Владимир Святославич.

буки, друзья Изяслава Киевского. Они тоже заметили нас, глазастые. Ишь как целятся!

Он отвёл хана Кунуя в сторону, где как раз стоял Род. Хан глумливо затряс своим волосяным трезубцем и сузил без того узкие глазки.

–  Ой, боюсь, друг Итларя убьёт меня.

–  Твоя злоба тебя убьёт, - пообещал Род.

–  Прекратите же хоть сейчас-то!
– не выдержал Иван Гюргич.

–  А я Родиславу верю, - коротко кинул Берладник.