Кровь в его жилах

Светлана сглотнула: в снегу светились человеческие следы, которые потом внезапно обрывались красным пятном в окружении многочисленных отпечатков обутых в сапоги ног. И ни один из них не светился. Эти следы шли обратно к школе.

Рдяное пятно было большим — парень, боявшийся умереть от бешенства, не промахнулся. Просто колдуны живучи. Волкодлак, уведя по ложному следу погоню в лес, вернулся в село, перепрыгнул через проклятый предмет или даже свою тень и превратился обратно в человека. В рассветных сумерках, в суматохе беды никто не заметил, что волчьи следы, шедшие обратно из леса, перешли в человеческие.

— Он змей, что ль? — спросила Марфа, поднимая голову вверх и рассматривая тучи. — Он же не мог улететь?

Светлана качнула головой:

— Нет. Его взяли на руки и понесли в школу…

— Так-ить… Он же волкодлака. Нет? — В её глазах заметалась паника.

— Он. — Светлана приподнялась на носках и еле дотянулась до рта женщины, закрывая его ладонью: — Тсс! Не ори! Ни слова! Он в школе. Услышит — закончит бойню. Поняла?

Марфа послушно закивала. Глаза её стали осмысленнее. Она даже вырываться перестала — успокоилась.

— Тихо, — на всякий случай повторила Светлана. — Я пойду в школу и справлюсь. Только тихо!

Марфа замерла, не пытаясь мычать или что-то кричать. Светлана осторожно убрала ладонь.

— Никому ни слова. Никому больше не показывай! Никому не рассказывай. — Для верности она дернула эфир, гася следы. Все равно в классе он не встанет, если не дурак.

— А ты…

— Я боевой маг. Я пойду сейчас в школу и…

Марфа сама прижала кулак ко рту, чтобы не заголосить:

— Так он, получается, наш мальчонка, да? Кто-то из ребятни.

— Ни слова… Если это его первый оборот — он небезнадежен. Его еще можно спасти.

Марфа позволила себе только расплакаться от бессилия, закусывая кулак до крови.

Светлана старательно спокойно обратно через кусты и грядки пошла в школу. Сейчас нельзя волноваться — у волкодлаков сильный нюх. Князь Волков не даст соврать. Марфа так и осталась у следов, поражая своей выдержкой.

«Спокойно!» — напомнила себе Светлана, заходя в духоту класса, провонявшего болью и страхом. Она справится. Задачка непростая, но Светлана — боевой маг, её сам Кошка учил. Она вычислит, кто среди плачущей, стонущей, спящей под действием лекарств толпе все же волкодлак. Он тоже ранен, он тоже напуган, он тоже может быть при смерти. Его тоже перевязали, не зная, что он и есть убийца.

Светлана потянулась к кромежу — он снова молчал, не откликаясь. Только огонь послушно возник на руке и тут же спрятался. Уже что-то. Надо расспросить о ранах у детей. Так будет проще.

Светлана зашла за повешенную на веревке простынь, отгораживающую два импровизированных оперстола, на которых во всю шли операции. И Лицын, и Авдеев были заняты. Лицын даже не повернулся к Светлане, только Авдеев, в окровавленном халате, какой-то усталый и злой, недовольно прищурился, косясь на неё:

— Не мешать! — Он что-то сосредоточенно шил в ране на груди у мальчишки лет восьми. — Не лезьте под руку! Вас никто ни в чем не винит.

Светлана тихо сказала:

— Это важно!

Она шагнула к хирургу, тот лишь буркнул, чуть подаваясь назад:

— К рукам не прикасаться! И к маске тоже!

Она потянулась к мужскому уху, хваля небеса, что Авдеев обычного роста:

— Мальчишка, возраст не знаю. Рана ровная, ножевая. Неглубокая, скорее всего. Кровопотеря не соответствует ране. Мышцы при превращении в человека перестраиваются, так что рана и глубокие повреждения не совпадают. — Что еще могло помочь Авдееву, она не знала, как не знала и то, что может помочь ей.

Ответила ей медсестра, подававшая иглу со свежей нитью:

— Дальний угол, светловолосый, лет двенадцать на вид, рядом с агонирующим с разорванным животом. Ранение в грудь. Гемоторакс. Возможно, он.

Авдеев молча подтвердил кивком. Лицын скосился на них, но промолчал.

Светлана вышла из-за простыни и прошлась среди раненых детей, кое-где прикрывая открытые раны тьмой — поможет или нет, она не знала, но Сашка делал так, когда был ранен. Словно случайно она подошла к парню с разорванным животом, вспоминая, что так и не спросила его имя:

— Эй, как ты? Держишься? — Она присела возле него и вновь поправила ему прилипшие ко лбу волосы.

Он приоткрыл мутные от боли глаза:

— Дер…жусь… Пить…

Светлана качнула головой — уж это она знала:

— Нельзя, терпи. Скоро вас возьмут на операцию.

«Гемоторакс» приоткрыл глаза и прошептал:

— Мы аго… ни… ру… Нас не… Я слы… — Дыхания ему не хватало, изо рта потекла струйка крови. Он совсем не походил на волкодлака, который безжалостно убивал утром. — Если… придет… оче… Скажи… Меня не ну… Не надо…

Вот тебе и волкодлак… Может, первый оборот? Может, наведенная порча? Кто-то специально его проклял. Слишком странно было слышать из уст волкодлака просьбу его не спасать. Словно он сам себя наказывает. Или лжет.

Светлана взяла мальчишку за руку. Крепкие не по-человечески пальцы вцепились в её ладонь. Когти пробили кожу, причиняя боль. Зрачки мальчишки вытянулись по-волчьи. На лице появились вибриссы — мальчишка слишком быстро терял человеческий облик. Светлана поняла: он все же лгал, прося не спасать. Он сейчас начнет убивать. Только не тут, только не сейчас, когда вокруг столько детей. В этот раз он добьет всех, кто выжил на улице.

Она потянулась за кромежем. Между нею и им была стена, которую не пробить ничем. Только когти все сильнее впивались в ладонь, ломая кости. Еще немного, и он обернется, устраивая бойню…

— Я не…

Светлана не узнала, что не хотел делать мальчишка. Горло его стремительно перестраивалось, и из пасти рвался только волчий вой. Светлана замахнулась огнем, но что-то плескавшееся на дне уже нечеловеческих глаз остановило её удар. Еще и парень зашептал, понимая, кто рядом с ним, но все же уговаривая:

— Паш…ка… Дер…жись!

Кромеж! Ей нужен кромеж. Она даст мальчишке шанс, но только не тут. Тут слишком много детей, которые уже зашевелились, понимая все.

Она рвала жилы, она рвала свою душу, она тянулась туда, где родилась часть её, точнее, где её половина когда-то умерла вместе с Кошкой. В глазах потемнело, в ушах стучало сердце. Эфирные каналы закипали, до последней крохи отдавая эфир. Сознание плыло прочь. Кажется, в этот раз Саша не придет ей на помощь. Кажется, в этот раз она осталась одна. Она, слыша, как останавливается сердце — её или мальчишки? — сделала последний отчаянный рывок. И завеса Яви сдалась, осыпаясь с тихим шорохом. Светлана вернулась домой.