Кровь в его жилах

Голос предательски сел, заставляя прокашливаться и представляться снова в трубку:

— Титулярный советник Богомилова, слушаю вас.

Голос Волкова звучал подозрительно ласково:

— Светланка, откуда опять этот официоз? Или у вас в управе женихи бузят? Так отправь их в Зерновое — все дело будет.

Она сухо сказала:

— Боевые маги, Константин Львович, увы, приехали на огненного змея. Проделки чуди их не интересуют.

— Вот и интересно, почему бы? Боюсь, Мишка, обалдуй мой, обмишурился в Зерновом… Он хоть прошения в министерство магии отправлял, запросы делал, чтобы ему поддержку прислали в виде команды боевых магов?

— Не знаю, Константин Львович…

— Не бери в голову — я разберусь.

— Вы что-то хотели, — напомнила она.

— А хотел я, Светланка, чтобы ты помогла мне добраться до Зернового. В опричнину мне теперь не с руки обращаться, я всего лишь губернский советник. Не того полета птица. Сам хочу посмотреть, что творится в Зерновом. Если Мишаня виноват — мешать властям не буду, просто хочу убедиться, что сделал все, что мог. Только я калека, Светланка. Дорогу в шесть часов до Зернового я уже не выдержу. Поможешь?

Она задумалась. Она помнила слова Калины, что туда приехало много чиновников, и перед ними светиться и выдавать себя не хотелось. С другой стороны, она уже потеряла Матвея и Сашу. Если сейчас по надуманным поводам потеряет Мишу… Надо самой посмотреть и узнать, что же за настроения царят в Зерновом, раз это даже Волкова заинтересовало.

— Да, конечно, — согласилась она.

— Спасибо, Светланка. Я сейчас подъеду к управе. Не бойся — магомобиль не попрошу тащить в кромеж — наслышан от Соколова, как тяжело тебе вчера пришлось. Ты молодец там была — волкодлака не каждый опытный маг вычислит, а ты справилась. Умница! Горжусь тобой.

Светлана скомканно попрощалась с князем и положила трубку. Надо признать: мотивы Волкова-старшего она не понимала совсем. Не будет ни один женихаться словами: «Я калека!»

Она посмотрела на замершего рядом Михаила:

— Я в Зерновое вместе с твоим отцом. Возможно, надолго. Номер кристальника все тот же. Если что — телефонируйте.

— Светлана, все хорошо?

Она кивнула, принялась одеваться под тревожным взглядом Екатерины Андреевны, а потом все же спросила у Миши — нельзя забывать, что иногда он бывал безголовым:

— Миша, а ты запросы о предоставлении боевых магов для Зернового писал?

— Свет моей души… Я каждый день телефон обрывал и министерства магии, и комитета при Госдуме, и магуниверситета… Везде был отказ — времена тяжелые, все маги заняты, справляйтесь своими силами. Как-то так.

— Что ж… Это… Необычно… — только любимое Сашино слово тут и подходило.

Необычно. И непонятно.

Скомандовав Калине не показываться на глаза Волкову-старшему, она сопроводила в Зерновое князя и его лакея — все того же громилу, выполнявшему роль няньки при Волкове.

Глава двадцать седьмая Светлану обвиняют в бездействии

Зерновое встретило неласково. Ветром в лицо. Обжигающим щеки холодом. Заунывным звоном колокола, плывшем сером, грязном небе. Пороховой гарью, хотя скорее всего это Светлане лишь почудилось. Кольцом голубых мундиров, ощетинившихся оружием вокруг управления прииском. Замершими за этим кольцом безмолвными женщинами и детьми в каких-то обносках. Полными тоски, словно звериными, стонами. Тонким, непрекращающимся, застывшим на одной ноте плачем. Криком Рогозина в темную, рыдающую, сжимающую бессильно кулаки толпу: «Жандармы имеют право стрелять в идущих на них рабочих! И не только рабочих!» До сих пор неразобранными кучами окровавленных тел, между которыми безучастно ходили эксперты или любопытствующие князья? В общем, кто-то в гражданском, так что и не понять. Толпой нахохлившихся, недовольных князей, министров и еще каких-то не опознаваемых, незнакомых Светлане людишек с кожаными папками под мышками.

Один из этой толпы, чем-то странно знакомый, пожилой, седой, благообразный, богато одетый в добротное пальто с бобровым воротником, осмотрел с ног до головы идущую возле инвалидного кресла Волкова Светлану и недовольно процедил ей в лицо:

— Надо же, кто все же соизволил проснуться спустя столько лет!

Она сцепила зубы, чтобы не сказать что-нибудь сгоряча. Свою вину тут она признавала. Могла ведь вмешаться, приходя на помощь Мише.

Колеса инвалидного кресла бодро месили серый, смешанный с грязью снег. Лакей Волковых, казалось, не прилагал никаких усилий для этого. Сама Светлана еле передвигала ноги — они вязли в окружающей грязи, словно Зерновое, как болото, поглощало её.

— Тихо, Светланка, не принимай это близко к сердцу, ведь в чем-то Дальногорский прав! — прошептал Волков, только Светлане от этого легче не стало. Горло сжимала боль. — Ты бегала от ответственности, но она имеет такое мерзкое чувство все равно тебя настигать.

— Это она.? — кто-то удивленно переспросил в толпе. И не понять кто, потому что в глазах странно темнело. О ней тут все знали. Быть может, даже ждали её тут.

Дышать стало тяжело, даже не из-за забивающего нос запаха крови и человеческих испражнений — вечного спутника человеческой смерти.

Дышать было тяжело, потому что это серое небо, это серые бараки, эти серые люди, потерявшие все, эти алые пятна на сером от грязи снеге — это её страна, это её земля, это её ответственность, с которой она не справилась, это её ошибка. Не надо было себя жалеть в больнице. Надо было вмешаться и помочь Мише — он же говорил, что тут полным-полно мертвяков. Нельзя себя жалеть! Она или боевой маг, или… Никто.

Колокола звонили по её ошибке. Колени сами подгибались от тяжести и несправедливости этого мира.

— Не похожа…

— Не та кровь совершенно…

— Павел такого бы не допустил…

— Измельчала Рассеюшка…

И тут кто-то сильно дернул её за плечо, утаскивая в кромеж. Крепкие руки притянули к себе и уткнули носом в черное сукно, пропахшее мятой. Серебро вышивки было жестким и отчаянно кололось.

Калина зло прошипел куда-то в макушку Светланы:

— Твари! Сами за десять лет все проворовали, палец о палец не ударили, чтобы спасти страну, а как обвинять девчонку — так запросто!

— Алексей Петрович… — устало прошептала Светлана ему в грудь. Молоточки боли, зародившейся в управе, застучали сильнее в висках.

Калина возмутился еще сильнее:

— Я тридцать лет уже Алексей Петрович, уж простите. И мелкие манипуляции улавливаю только так. К завтрашнему дню доклад о случившемся тут будет у вас на столе. И не смотрите так… — Как могла на него смотреть Светлана, крепко прижатая к его груди, она не поняла. Калина продолжил бурчать: — эти твари на многое пойдут, чтобы посадить вас на престол, а самим дальше продолжить воровать.