Кровавая Мачеха

— Это еще не всё. Я не просто так уподобился старушкам-сплетницам. Императрица Юлиана еще в бытность принцессой переписывалась с тогда еще даже не наследником Аравинта Виктором Зордесом-Вальданэ. Предлагала ему престол… и себя в придачу. В очень откровенных выражениях. Приложив к посланию не только прядь рыжих локонов, но и… портрет в полный рост. В обличии древней мидантийской богини любви, в миг ее рождения из раковины морской.

— В том виде, в каком рождаются? Простите, вопрос вызван не женской ревностью.

— Вы — не больше ревнивица, чем — я сплетник, — вздохнул кардинал. Кажется, он с трудом не отводит взгляд. И не краснеет. — И вы… слишком красивы, чтобы ревновать к кому бы то ни было. — Он всё еще умеет краснеть, как интересно. — Да, портрет был создан в том виде, в каком принцесса позировала. Как в миг рождения. Копий было несколько… высылались не только Виктору Вальданэ. Но только он сейчас занимает Эвитанский трон. Как раз тогда, когда Юлиана Кантизин единолично правит Мидантией.

Будь у Элгэ возможность, она вытащила бы не только Диего. Еще и несчастную маленькую мидантийскую девочку, кому не повезло оказаться в полной власти мачехи-интриганки.

И насколько имеет значение, что Виктор так и не счел нужным сообщить столь важные новости Элгэ?

Что ж, маршал Анри Тенмар уж точно не имеет никакого доступа к тайне исповеди. И вряд ли у него есть шпионы в Мидантии, или Элгэ ничего не знает уже о нем.

Эйда Ревинтер, виконтесса Николс, урожденная графиня Таррент, сестра жены маршала Тенмара поймет, что именно должна передать и кому. И, пожалуй, самое время вытребовать у Виктора прощение Конрада Эверрата и прочих… взамен их высылки из столицы.

И настаивать перед Жераром, чтобы михаилиты точно шли через Тенмар. И там оставили Алексу.

В Тенмаре в любом случае будет безопаснее не только Его Высокопреосвященству.

Угрызений совести нет, и вряд ли появятся. Элгэ — паршивая жена, но Виктор — ничуть не лучший муж. Да и в первом браке она была супружницей не лучшей, так что ей это не в новинку. Это у Виктора еще нет братьев для наставления ветвистых рогов. Не с кардиналом же Евгением Элгэ этим заниматься, в самом деле. И не с суровым михаилитом Жераром. Этот ее не вдохновил бы, даже не будь он монахом.

Элгэ в чём-то там клялась перед алтарем… сдуру. Но не в государственной присяге Виктору точно — он тогда еще не был коронован. Их сначала обвенчали, а потом уже всё остальное.

А долг королевы — хранить верность стране, а не такому монарху.

2

Если стража торчит под окнами, Элгэ плевать. Илладийский наряд танцовщицы, «кифара», гребни, кастаньеты. Чернокудрая, зеленоглазая красавица ждет на подоконнике. Очевидно, страстного кавалера — любителя лазать по чужим окнам. Срывать поцелуи одиноких красавиц.

Горит камин, рыжее пламя отражается в глазах. Только Октавиана больше нет в живых.

Зато за спиной Виктор без стука нарисовался в спальне. И не выгонишь — законный муж. Времена кавалеров в окна прошли, венчанные супруги открыто входят через дверь. Без приглашения.

На миг замер, глядя на жену. Как в прежние времена… на то они и прежние, что прошли.

Он красив… как портрет самого себя. И как любой портрет, не вызывает и тени желания.

Если ты, конечно, не сам Виктор, мечтающий об мидантийской принцессе и ее троне в придачу.

Элгэ даже уже не ревнует. Пока она готовилась умереть в эвитанском плену, Виктор пересылался с Юлианой Кантизин. Ну и змеи с ними обоими. Даже если письма с сердечками летали туда-обратно, еще когда сама Элгэ в Аравинте грела Виктору постель.

— Я соскучился, — протянул он руки к ней.

Его черные глаза — так же горячи, как у Октавиана. Только благородный Виан скрывал пламя за льдом, а Виктор — пустоту за фальшивым светом. Будто его огонь сродни тем, что у ярмарочных фокусников. Яркий, но не греет. И даже не жжет.

— Сегодня неподходящая ночь для зачатия наследника, — холодно отчеканила Элгэ. — И ты забыл сначала помолиться. Твои старинные родовые обычаи не переживут такого вопиющего кощунства.

И в праведном гневе перевернутся в своих заплесневелых сундуках с молью.

— Не сходи с ума, — он шагнул к ней, обнимая… крепче.

Тело привычно ответило, а душа… есть ли она вообще у той, что настолько подвела брата? А потом еще и сестру, и друзей? Сердца-то уже нет точно, иначе не рассуждала бы об изгнании своих спасителей почти над ложем еле живого кардинала Александра.

— Элгэ, — прошептал Виктор ей в самое ухо. — Прости, я днем погорячился. Не знаю, что на меня нашло — затмение какое-то. Я подписал приказ об освобождении… Пусть Эверрат с компанией делают, что хотят, только убираются из Лютены. Пусть сидят в Тенмаре у своего маршала — и сюда впредь не суются. Я тебе не говорил… в Мидантии опять черные змеи знают, что творится. Ты мне нужна. Нужна на переговорах с Регентшей — на границе. Нам нужен этот мир с Мидантией. Я там свихнусь без тебя…

Законную жену берут на переговоры с бывшей любовницей? Это что-то новое.

Но Элгэ больше не в силах удивляться. Ее мир переворачивался с ног на голову слишком много раз. В том числе, и по вине Виктора.

— С Регентшей? — Элгэ ведь не может этого знать, правда?

— У них там опять всё полетело, — чуть раздраженно бормочет Виктор. Злится, что не удалось поймать в ловушку, или просто забыл после бурной ночи, что с Элгэ давно не советуется? — На троне — дочь Евгения, правит ее мачеха. Придется ехать — снова обо всём договариваться.

— Когда?

— Завтра выезжаем.

Лучше бы он взял туда Анри Тенмара. Но, похоже, того даже не известят — раз он всё еще не в Лютене.

— Спасибо, Вик. Спасибо за ребят.

Наверное, стоит замолчать. Но Элгэ когда-то сумела поладить даже с Юстинианом… жаль, слишком незадолго до его гибели. Слишком поздно, чтобы спасти.

С Виктором они вместе росли. И за что-то же она его любила! За что-то Виктора любили Кармэн и Арабелла. Ради них…

— Виктор, я не знаю, услышишь ли ты меня, но я скажу: в последний раз. Эвитан разрушен бесконечными войнами.