Кровавая весна 91-го продолжается

Около «шестерки» валялось два тела. Худой запрокинул голову, острый кадык парусом натянул морщинистую кожу шеи. «Макаров» лежал на дороге рядом. Недалеко уткнулся лицом в асфальт железнозубый. Рукоять маузера намертво зажата побелевшими пальцами. Под телами медленно расплывались кровавые лужи.

Рванувший обратно «неандерталец» с тесаком, истерично вопя, лихорадочно дергал замок отъезжающей назад «шестерки». Запрыгнуть в машину через открывшуюся дверь бандит не успел. Прогремел ещё один выстрел, шина с тихим шипением начала сдуваться. Подлетевшая димина «копейка» окончательно отрезала путь к отступлению. Громов и незнакомый русоволосый парень с табельными пистолетами наперевес выскочили на дорогу.

— Стоять, — заорал Дима. — Машину заглуши и руки подними так, чтобы я их видел. А ты бросил тесак и лег на дорогу. Чуть дернетесь, стреляю на поражение, жалеть вас, уродов, не буду!

Машина остановилась. Водитель послушно выключил зажигание и поднял ладони вверх.

«Неандерталец», опасливо поглядывая на милиционеров, отбросил нож и лег животом на пыльный асфальт.

Водитель «волги», после первых же выстрелов, начавший разворачиваться, дал по газам. Машина рванулась, обдав Максимова и майора клубами пыли, свернула на грунтовую дорогу слева и понеслась в низину, подпрыгивая по ухабам и ямкам.

— Эх, упустили, — Дима досадливо опустил «макаров», наблюдая за мелькающей сквозь ветки и стволы деревьев «волгой».

— Ты мне скажи, Дмитрий, где вас черти носили, а? — рявкнул уже вставший на ноги майор. — Я же русским языком говорил — постоянно быть на связи.

— Такая ситуация получилась нехорошая, — опер виновато отвел глаза. — Минут пять за фурой тащились, не могли обогнать, вся встречка была забита. Когда, наконец, объехали, у въезда на Бурцевку, где лес начинается, двое гаишников. Прямо посередине дороги «УАЗ» поставили, знак «объезд» устанавливают, а вас нигде не видать. Значит, проехали до того, как они появились.

Мы с ребятами подъезжаем к этим операторам машинного доения, из «копейки» вышли, спрашиваем, что такое, почему дорогу перегородили. А они говорят, срочные дорожные работы, объезжайте. Мы им ксивы в рожи, потребовали, чтобы немедленно пропустили. А у них хари перекосило, один за кобуру схватился. Я сразу среагировал и московские ребята не подкачали, отлично подготовленными оказались. Спеленали этих придурков, забрали оружие. Паша с ними остался, опергруппу дожидаться, а мы с Женей к вам рванули.

Пока разговаривали, русоволосый москвич собрал оружие, тряпочкой вытащил гвоздь и перебинтовал плечо, уже пришедшему в себя и глухо матерящемуся коротышке. Остальных трогать не стал, подошел, глянул и печально констатировал:

— Всех троих положили. Метко стреляете, товарищ офицер.

— Кто на что учился, — буркнул мрачный майор.

Максимов приблизился к «восьмерке», открыл дверь. Лера зябко ежилась в углу машины, обхватив плечи руками и смотря куда-то в сторону.

— У тебя все в порядке?

— Домой хочу, — бесцветным голосом сообщила девушка. — Завалиться, отрубиться и забыть обо всем этом дерьме и кровище. Такое впечатление, словно в грязи вымазалась.

Максимов скользнул на сиденье. Осторожно привлек подругу к себе. Лера не сопротивлялась, наоборот, уткнулась носом в грудь и замерла, обхватив спину парня. Андрей осторожно погладил золотистую копну волос, нежно покачал девушку.

— Все нормально, все уже прошло, не переживай. Не стоят они того.

— Я знаю, — шепнула Валерия и ещё крепче прижалась к Максимову.

* * *

На выходных расслабиться и отдохнуть от напряженной пятницы не удалось. В Пореченск Смирнов, Влад, Андрей с Лерой попали поздним вечером. Сначала давали показания прибывшей опергруппе, потом всех допрашивали в ближайшем участке. Максимов мог отказаться и потребовать присутствия родственника, но дал показания добровольно — милиционеры были возбуждены, нервны, а ожидать, пока примчатся взбудораженные родители, ему не хотелось. Достаточно того, что вместе с ним присутствовали Влад и Петр Ефимович.

Отпустили всех неохотно. С майора, уложившего четверых бандитов, чуть не поместили в «обезьянник». Могли и дубиной по хребту приласкать, сдержало лишь его действующее удостоверение консультанта-инструктора по боевой подготовке Генерального Штаба Главного Разведывательного Управления Минобороны. Милиционеры немного притихли, позвонили начальству, долго советовались, и после консультаций, отпустили Петра Ефимовича под подписку о невыезде. Во избежание дальнейших приключений до самого города «восьмерку» Влада сопровождала милицейская «волга».

Дома Максимова ждали обо всем проинформированные и расстроенные предки. Особо не зверствовали, хотя Светлана Аркадьевна порывалась закатить скандал в духе «ты больше никуда не поедешь», но насупленный Николай Иванович быстро успокоил супругу, и со словами «утро вечера мудренее, пусть отдохнет, потом поговорим», отправил сына спать.

Утром в субботу Максимова опять вызвали в райотдел. На это раз вместе с родителями. Даже позавтракать нормально не дали.

В коридоре супруги Вороновы и Андрей, пересеклись с Вернерами и майором. Допрос проводил Саня Веткин под присмотром пузатого капитана Кобеца. Лейтенант держался корректно, даже когда капитан ненадолго вышел, аккуратно намекнул, как отвечать на неудобные вопросы. Кобец, наоборот, постоянно гнул линию на «превышение пределов необходимой самообороны», хотел зафиксировать в показаниях, что Смирнов начал сразу начал стрелять направо и налево, убил троих, хотя обстоятельства, этого, возможно, не требовали.

Максимова и Леру с родителями отпустили после обеда. Смирнова, как потом сообщил Дима, держали до позднего вечера, пытаясь «пришить» превышение пределов необходимой самообороны.Дима по секрету добавил, что пузатый капитан, оказавшийся человеком Маркова, достал майора так, что ему пришлось сделать звонок в кабинет здания, расположенного на Хорошевском шоссе, чтобы толстяку пояснили по поводу навыков убивать бандитов с одного выстрела.

По рассказу, главной любительницы шоколадок и конфет Лидочки Максиму Олеговичу, через недолгое время позвонили уже полковнику Маркову. Секретарша, лично соединявшая начальника с разгневанными высокопоставленными товарищами, слышала большую часть разговоров.

Сперва с Марковым хотел пообщаться секретарь-ординарец начальника ГРУ, генерала армии Ивашутина. Доверенное лицо руководителя спецслужбы передало неудовольствие высокого начальства издевательствами над заслуженным и уважаемым сотрудником, воспитавшим множество отличных специалистов невидимого фронта.

Через час раздался звонок первого заместителя министра, товарища Ерина. Виктор Федорович не орал, но разговаривал так жестко, что Людочка, умудрившаяся сквозь приоткрытую щёлку двери разглядеть лицо Маркова, утверждала — побледневшая и осунувшаяся физиономия полковника напоминала ожившего мертвеца.