Кровавый триптих
Шрифт:
– Моего звонка он , видно , не расслышал?
– Иногда он бывает страшно занят и тогда ни на что не обращает внимания. Я к вам спустилась с третьего этажа.
– Спасибо. Я могу как-то вас отблагодарить - ну, походить перед вами пружинисто и легко как тигр?
– Сядьте.
Она села и я тоже сел, а когда уже почти совсем расслабился, она вдруг брякнула:
– А что вы думаете по поводу Адама Вудварда?
Этот вопрос заставил меня буквально выпрыгнуть со стула и я с трудом удержал в руках стакан. Я постарался скрыть свое изумление.
– Вудвард?
– отозвался я как можно более спокойно, но слово прозвучало точно вороний крик.
– А
– Он мертв.
– Адам Вудвард?
– Убит на улице. Из проезжающей машины.
– А вы откуда знаете?
– По радио и в теленовостях только об этом и говорят.
– Адам Вудвард, - задумчиво протянул я, усажиаясь обратно.
– Вы были с ним знакомы?
– Раз как-то встречался. А вы?
– О да! Чудесный был человек. Бедняжка Эдвина.
– Эдвина?
– Эдвина Грейсон.
– Танцовщица?
– Да-да.
– А какого хрена... Мм... простите... Какое отношение Эдвина Грейсон имеет к Адаму Вудварду?
– Надо думать, теперь по всему городу поползут сплетни...
– О чем?
– Об их отношениях.
– Каких?
Она отпила брэнди. Я уже успел составить о ней некоторое впечатление: ей двадцать шесть лет, окончила частную начальную школу, среднюю школу и колледж. Она обладала приятным глубоким голосом с немного горловым выговором, и в её манере говорить ощущалась та унаследованная культура, которая точно прилипает к человеку - так южный акцент не исчезает даже много спустя после того, как Южная Каролина остается в одних вопоминаниях детства.
– Они были очень долго знакомы...
– начала она, но осеклась и по её решительному кивку головой я понял, что вдаваться в подробности она не намерена.
Я встал и долил виски в стакан.
– У Пола, я смотрю, дела идут неплохо. Хорошую берлогу он себе устроил.
– Этот особняк не его.
– А чей?
– Виктора Барри.
Имя показалось мне знакомым, но я не смог увязать его с кем-то определенным.
– Барри?
– Редактор "Буллетина".
– Ах, ну да. Богатенький?
– Не так что бы уж очень.
– Но такой дом...
– Да у него больше ничего нет. Получил его по наследству. Мы тут вроде как квартиросъемщики. Пол, Рита, я...
– А кто такая Рита?
– Жена Пола. Еще тут живет Марк Дворак. Мы платим каждый за себя.
– Это какой Дворак? Ученый?
– Да, мой коллега.
– Бросьте!
– А вы женоненавистник?
– Я женообожатель.
– Тогда что плохого в ученой даме?
– Ничего. Если она похожа на вас.
– Я вундеркинд. Колледж окончила в шестнадцать, это истинная правда, сэр! Потом защитила диссертацию, получила несколько стипендий от университетов с мировым именем. Наука! Моими руководителями были крупнейшие светила. Пусть вас не смущает мой вид маленькой девочки. Я брэнди пью уже лет десять. В своей области я большой авторитет. Работала в Оук-Ридже. Теперь работаю вместе с Двораком в составе группы гражданских специалистов в лаборатории корпуса связи в Форт-Монмуте.
– Ну...
– начал я и тут моя челюсть отвалилась, точно к нижней губе привесили гирю.
– Нет, я правда знаменитость. Можете как-нибудь почитать справочники.
– Ну...
– А чем вы занимаетесь?
– Я?
– Вы.
– Я частный детектив.
– Правда?
– тут у неё отпала челюсть.
– Впервые в жизни.
– Я тоже впервые в жизни вижу женщину-ученого.
Она поставил бокал.
– Пойдемте навестим Пола.
Я поставил свой пустой стакан рядом с её бокалом и последовал за ней к двери Пола. Она
постучала. Потом ещё раз.– Не надо!
– остановила она меня, когда я взялся за дверную ручку. Но я не послушлся: если Пол был занят с постителем, то ему предстояла встреча с очередным.
Но посетителй у Пола не было.
Пол был в одиночестве. Он сидел в большом кожаном кресле. На нем был синий костюм белая рубашка, красный галстук и черные остроносые туфли. У него был широкий двугорбый подбородок, длинный тонкий нос, песочные волосы коротко подстрижены. Он смотрел прямо на нас с далеко не веселой усмешкой. Он сидел, широко рсставив ноги, и каблуки его остроносых туфель глубоко вонзились в коричевный ковер - такой же, как в соседней комнате. У него были белые как воск уши, вокруг глаз виднелись белые круги, а на рубашке слева расползлось красное пятно. Даже издали мне стало ясно, что он мертв.
Она пронзительно вскрикнула. Раз. другой.
Я и не подозрезвал, что у этой малышки-ученой такие могучие легкие.
Потом в комнату начали сбегаться люди.
IV
В особняке по-прежнему толпилось много людей, труп уже унесли, а из полицейских осталось только трое детективов: Абрамовиц, старший детектив, здоровенный молчун, Кэссиди, старший детектив, здоровенный молчун, и лейтенант Луис Паркер, тощий говорун. Прочими присутствующими были Рита Кингсли, Виктор Барри и Марк Дворак. Среди присутствующих находились также Марсия Кингсли и я.
Рита Кингсли была высокой блондинкой с белым лицом, чья полная фигура покоилась в пижаме желтого шелка. Виктор Барри оказался высоким шатеном с карими глазами, плотно сжатыми губами и бегающими желваками. На нем были мокассины, светлокоричневые брюки и белая спортивная рубашка. Марк Дворак: седые виски, серые глаза, черные ресницы, римский нос и тонкие черные усики. Долговязый и широкоплечий, в черном бархатном блейзере, черных брюках и черных же шлепанцах с кисточками. По моей грубой прикидке Рите было тридцать, Виктору тридцаь пять, Марку чуть за сорок.
– ... вы все находились в доме, так что каждый из вас мог его убить, говорил Паркер.
– Мой долг предупредить вас, что все вы находитесь под подозрением и все, скаанное вами, может быть использовано против вас.
– А не кажется ли вам, что он мог покончить жизнь самоубийством? спросил Марк Дворак. Говорил он с едва уловимым иностранным акцентом, мягким как патока и мелодичным голосом. Он нервно ходил кругами, мягким и энергичным шагом спортсмена.
– Мы не отметаем никакую возможность. Пока. Но по первому впечатлению это не самоубийство. Предварительный анализ отпечатков пальцев показал отсутсвие отпечатков на рукоятке ножа. Самоубийца не стирет свои следы. А если он убивал себя в перчатках, то должен был в них и остаться. А их на нем нет.
Марсия отерла ладони о юбку.
– Отпечатки пальцев вообще очень трудно распознать на рукоятке ножа, в особенности такой рифленой, как эта.
– Тут вы правы, леди. Потому-то я и отправил нож в лабораторию. Да и вскрытие кое-что нам прояснит на этот счет.
– Паркер подошел к ней вплотную.
– А откуда вам известно, как выглядела рукоятка ножа?
– Я же видела. Когда нож был воткнут в тело...
Паркер огляделся вокруг.
– Кто-нибудь из вас ещё видел нож?
Никто не ответил. Рита Кингсли поежилась. Правая половина её пижамного жакета чуть откинулась и обнажила верхнюю часть полной груди - кожа была юная и лоснящаяся. Она поправила жакет, продев большую пуговицу в петлю. В её больших голубых глазах не было ни слезинки. Она приходилась женой убитому, но не плакала.