Кубок Брэдбери-2021

* * *

Похоже, у Олега оставался последний путь – «в лоб».

– …таким образом, я полагаю, деструктивное внешнее воздействие создаст нужные условия для компенсации психических отклонений, что в свою очередь позволит рассчитывать на полное выздоровление, – закончил он доклад.

Дремов смотрел на него как на нечто занимательное.

– Скажите, Олег, откуда в молодых это стремление все разрушать?

– Мое предложение продиктовано исключительно желанием излечить пациента.

Директор вздохнул, подошел к окну, заложив руки за спину.

– Что вы думаете о нынешней пенитенциарной системе?

– Простите?

– Вы находите ее справедливой? Наверно, слышали, сейчас снова набирает популярность талион, принцип симметричного возмездия. «Око за око, жизнь за жизнь», – Дремов обернулся, не дождавшись ответа, продолжил. – Можете не говорить, если не хотите. Но сомневаюсь, что Ксения желала бы видеть вас убийцей.

Олег зло уставился на начальника.

– А чего придерживаетесь вы?

– Принципа общественной пользы.

– То есть вы готовы закрыть глаза на любое злодеяние, коль тварь, его совершившая, имеет ценность для общества?! Пускай император казнит невиновных и предается разврату до тех пор, пока империя процветает?

– Не на любое. Я тоже человек и прекрасно понимаю, что вы чувствуете.

– Не понимаете.

– Понимаю. И потому для вашего же блага рекомендую забыть про Потрошителя. Вы талантливый молодой человек, не разрушайте свою жизнь – я мог бы сказать, но знаю, что слушать вы не станете. Поэтому просто подготовлю документы о переводе.

– Комиссия по этике наверняка заинтересуется вашими экспериментами, – уцепился корректор за последнее недозволенное оружие.

– Не стоит, Олег, – мягко предупредил Дремов. – Шантаж – обоюдоострый меч, который легко может обернуться против вас самого.

Корректору очень хотелось вмазать по участливой кротовьей физиономии, но он сдержался. Резко, не попрощавшись, покинул кабинет и, лишь захлопнув дверь своей комнаты, дал волю рукам, сбивая костяшки о стену.

– Прекратите. Вы наносите вред самому себе.

На пороге замерла биоробот-медсестра. Наверно, среагировала на критический уровень гормонов стресса.

– Да что ты понимаешь?! Кукла бездушная!

Хотел ударить и ее, но что-то остановило. Может, последствия, может, ее взгляд. Махнул рукой. Пьяной походкой добрел до рабочего стола, взял фотографию. Неожиданно для себя самого пожаловался.

– Ее Ксюшей звали. Популярная певица: гастроли, концерты, тысячи поклонников, папарацци… из-за последних, из-за ее проклятого контракта мы не афишировали отношения. Продюсер считал, это вредно скажется на карьере. Потому в ту ночь меня не было рядом.

Мари молчала. Сочувствующе, как умела только она.

– Конечно же, Потрошитель выбрал ее. Он же нападал на самых ярких, талантливых. Как потом утверждал на суде: искал бога. Божественную искру в человеческом начале.

Олег рухнул на кровать.

– Все кончено. Я не смог добраться до этой твари. Когда меня переведут, все будет кончено.

* * *

Олег не выходил из комнаты третий день. Дремов по каким-то своим соображениям закрыл глаза на «бунт» и даже дал ему официальное добро, объявив сменщикам, что Ворошилов захворал. Коллеги, выразив сочувствие, оставили заботу о «больном» Мари, которая три раза в день приносила ему тяжелогруженые подносы из столовой, переданные поварихой тетей Надей.

Еда, почти нетронутая, отправлялась обратно. Большую часть времени Олег лежал на кровати, смотря в потолок или разглядывая портрет Ксюши. Иногда, устав от тишины, включал радио – сам или, как сейчас, просил Мари.

«Доброго дня нашим гостям. Я ведущий Николай Аверин. И сегодня у нас в эфире «Шепот безумия» с их новой песней «Погоня».

Комнату наполнил знакомый звук барабанов.

* * *

Игорь обнаружился в программном отделе: в отсутствие конкурента кадрил девчонок. Заметив Олега, Наташа гордо задрала нос и сделала вид, что увлечена трепом доморощенного «композитора».

– О, привет! – обрадовался тот. – Уже поправился?

– Надо поговорить! – не приемля возражений, Олег потащил коллегу за собой. Вырваться тому удалось только на улице.

– Да что случилось-то?

Вместо ответа Олег последовательно включил на плеере песню группы «Шепот безумия» и переданную ему Николаем Федотовичем запись.

– И что? – набычился Игорь. – Будешь про авторское право втирать? Кто первым успел, того и тапки.

– Публикация материалов болезни в сеть противоречит врачебной этике и внутреннему уставу.

– Чего ты хочешь? Денег?

– Дай мне коды доступа к красному корпусу.

– Сам решил подзаработать? – расплылся Игорь в сальной усмешке. Похоже, о переводе он не знал. – А корчил-то мистера праведность. Уговорил, песен на всех хватит. Или лучше фильмец замути, чтобы не пересекаться.

Олег даже не скривился, когда Игорь заговорщицки хлопнул его по плечу, мстительно думая, что скоро у «Шепота безумия» начнутся проблемы с репертуаром.

* * *

В красный корпус Олег отправился той же ночью. Он не был уверен, что не находится под наблюдением, но, похоже, Дремов не ждал с его стороны неприятностей: после всех напрасных усилий проникнуть в нужную камеру оказалось на удивление просто.

От этой ли простоты, по другой причине Олег уже полчаса стоял у вирт-капсулы, вглядываясь в изможденное лицо спящего человека. Долгие годы корректор представлял себе в красках этот момент и теперь, достигнув цели… не ощущал ничего, кроме пустоты. Будто из него вырвали нечто важное. Неохотно, через силу он потянулся к тумблеру отключения систем поддержания жизнедеятельности.

– Не делайте этого! Прошу вас!

Он обернулся, остановленный отчаянием в чужом голосе. Мари смотрела на него. Кукла смотрела на него, и взгляд ее при тусклом свете ночных ламп казался живым.

– Почему?

– Скажите… я человек?

Нелепый вопрос. Как может быть человеком набор микросхем и строчек программного кода. Вопрос, который биоробот без самосознания не задаст. Вспомнились все странности: как Мари успокаивала пациентов, болтала со Степанычем, ее молчаливая поддержка, когда Олег после спора с Дремовым впал в уныние.

– Да. Ты человек.

– Я родилась в мире, придуманном Платоном.

Она запнулась и повторила.

– Я родилась в воображаемом мире. Николай Федотович… Он… Когда ради эксперимента он решил вытащить сознание одной из сотворенных Платоном абстракций в реальность, он даже не догадывался, какой получит результат. А когда понял, отступать было поздно, ведь стереть меня для него значило убить человека.