Кукловод: Реквием по Потрошителю

Рейко подпрыгнула, прижав ладонь к губам, попятившись назад — кровь брызнула и на неё, когда Сасори, не брезгуя чужим отпечатком жизни, наступал на упавшего на стул Орочимару, упрямо вдавливающего лезвие глубже в собственное тело. Выступившая пена на губах смешалась с пузырящимися лопающимися кровавыми шариками. Захрипев нечеловеческим свистом, Орочимару выблевал сгусток крови, перемешанный с желчью, и обмяк, уронив голову на плечо. Включенная пила все еще кричала, воткнутая во вспоротый живот.

Заброшенный склад встретил специальную группу захвата угрюмой тишиной. Только сточные крысы, нашедшие свое пристанище в тенях исписанных граффити и похабными словечками стен, сновали из угла в угол, противно пища. Возглавляя группу, Итачи пробирался впереди, свет на шлеме указывал путь сквозь тернии потрескавшегося бетона. В воздухе стоял смрад из засохшей мочи, пролитого алкоголя, крови и спермы. Любимое пристанище любителей острых ощущений. Под ногами хрустнул использованный шприц, но Итачи смотрел точно в прицел пистолета. Больше он никогда не позволит сомнениям ослепить себя, точный выстрел без суда и следствий. Только бы суметь вытащить Рейко. Огонек на навигаторе все так же горел на месте склада уже несколько часов подряд. Сомнений быть не может — Акияма сокрыта в тенях стен, повидавших многое за свои десятилетия. Отправленный человек из полиции для разведки подтвердил, что в здании кто-то находился, а за время их прибытия объект покинуло два человека, чьи личности установить не удалось.

Они разделились на три группы, проверяя каждое помещение, каждую комнату и угол. И снова чисто и до дрожи в коленях тихо. Как на кладбище.

— Итачи-сан, в этом помещении кто-то есть, — доложил один из полицейских по внутренней связи — у каждого наушник.

Учиха безмолвно кивнул, давно заученными жестами отдал распоряжение окружить комнату и выбить дверь. Стрелять на поражение в случае оказания сопротивления. Трое держали на мушке, четвёртый выбил дверь, группа стремительно ворвалась внутрь. Инфракрасные лучи масок отобразили три сидящих за столом тела, на которых нацелились безжалостные дула пистолетов. Итачи прошел вперед, держа на прицеле один из объектов. Ни один из них не шевелился. Подчиненный нашел злосчастный выключатель, и тускло-желтый свет осветил помещение.

Зрачок расширился, слившись с бездонно-черной радужкой, дрожа и трепеща перед ожившей картиной больной фантазии человека, жившего местью долгих шесть лет. Медленно Итачи опустил пистолет, не зная, на ком, а точнее, теперь на чем зацепить взгляд — одно видение уродливее другого.

За овальным столом сидело трое мужчин в настолько естественно-непринужденных позах, будто полицейские прервали их беседы. Но трупы не способны рассказать свою историю, разве что воплощение их смерти — произведение искусства. Итачи знал каждого из них, жил одной целью: поймать и упечь за решетки на пожизненное заключение. Но теперь их души отправились туда, откуда нет выхода, и никакая амнистия с помилованием не помогут.

Из окровавленного рта сидящего по правую сторону Какудзу валились купюры иен, грудная клетка была разъята, осквернённая и опустошенная. В правой руке, застывшей на уровне бедра, покоилось вырванное сердце, в левой — плотные пачки банкнот, перевесившие собственную душу на уровне плеча.

Напротив был Орочимару — подпольный врач, потрошивший доноров после самого Потрошителя — его последней жертвой оказался он сам. Электрическая медицинская пила все еще свистела в окаменевших пальцах, воткнутая во вспоротое брюхо, откуда вывались к ногам кишки. На губах вздулись кровавые пенящиеся пузыри — признаки передозировки наркотиком перед смертью.

Рядом нечто не поддающееся понимаю с первого взгляда. Когда Итачи подошёл вплотную и осветил это огнем фонаря, то брезгливо поморщился — известные адские близнецы стали теперь сиамскими, их тела распилили пополам и сшили вместе. Вот только куда делись остальные половинки?

Едва уловимый блеск заискрился под искусственным светом, Итачи поймал пальцами туго натянутую нить и, будто Тезей, следующий за нитью Ариадны, ступал по её пути, пока нить не ушла ввысь туда, куда не достанет рука простого человека.

Итачи выронил пистолет, сжав зубы, ведь еще чуть-чуть и он бы позволил эмоциям взять вверх и воскликнуть. Под потолком висело развороченное тело когда-то прекрасной женщины-якудза — Кагуи Ооцуцуки. Лицо прятала маска Потрошителя, по бокам которой спадали шикарные платиновые пряди, смоченные кровью. От ребер из разъятой пустой грудной клетки, совсем как у Какудзу, шли нити, спускающиеся к подвешенному и сплетенному ногами женщины Мастеру, от пальцев которого плелись те самые паучьи нити, вшитые в шеи изуродованных приспешников.

Учиха подставил стул, оказавшись с тем, кого искал все эти годы, лицом к лицу — нужно лишь сорвать маску. Но ведь тогда увидят остальные, тайна опороченной фамилии всплывет наружу. Не смея терзаться раздумьями, Итачи резкого сорвал улыбающуюся со слезинкой под разрезом глаза маску — на него смотрела пустая болванка пластиковой куклы.

— Он не смог найти его, — прошептал Итачи, спрыгнув со стула, сжимая маску с такой силой, что фаланги пальцев болезненно побелели.

— Итачи-сан, какие будут указания?

Учиха еще раз окинул комнату взглядом. Сомнений быть не может — здесь поработал Акасуна Сасори. Но если сигнал от Рейко поступает, значит, они все еще здесь. Кукловод не закончил свою операцию, поджидая еще одного гостя либо расправляясь с ним прямо сейчас.

— Вызовите подкрепление и группу криминалистов, охраняйте место преступления. Я продолжу поиск сам. Не ходите за мной. Пускай подкрепление оцепит склад и завод со всех сторон, никого не впускать и не выпускать!!

Руки. Руки в крови. Так много крови. Она невидима и из-за этого её сложно оттереть, сколько не три. Но Рейко упрямо пыталась избавиться от этих следов. Треклятая чужая кровь, оросившая её руки, которые не отняли ни единой жизни, но к чужой смерти которой она прикоснулась. Купюры, которые она толкала в чужую глотку. Нити, которые держала, пока Кукловод вшивал их в чужие тела. Эти тела, ставшие мертвыми куклами.

— Разве ты не будешь их бальзамировать? — спросила тогда Рейко, остекленевшими глазами смотря перед собой, но не видя ничего. Лучше не видеть вскрытого подвешенного тела Кагуи, от которой спускались нити.

— Они не достойны вечности. Я вывернул их души наизнанку такими, какие они есть. На большее они не достойны.

Рейко терла руки сухой тряпкой, следуя за Акасуной Сасори, что пробирался к заводу, они слышали лай собак и свист полицейских сирен. Тревожный топот и приглушенные голоса. Каким-то образом полиция узнала о месте встречи. Месте, к которому пришли все шахматные фигуры, столкнувшись лоб в лоб. Но некоторые фигуры оказались выкинутыми за пределы доски, не дождавшись другой стороны.

— Мы уйдем, как только я увижу смерть Учихи Обито. После этого мы сразу же вернемся в квартиру, чтобы ты забальзамировала меня. Ты уже решилась, отнимешь мою жизнь сама или мне выпить яду? — Сасори говорил это буднично и беззаботно, как о планах на завтрашний день, но никак о своей смерти. Вероятно, ценя её не больше, чем чужую. Хотя, возможно, он как раз и ценил её, как и жизни своих работ.

Акасуна обернулся, Рейко слишком долго молчала, и это начинало раздражать, художник ненавидел, когда его вопросы игнорировали. Но, оглянувшись, встрепенулся, вовремя отскочив в сторону. Пуля из нацеленного за плечом Рейко пистолета просвистела в нескольких сантиметрах от его лица. Акияма вздрогнула, резко развернувшись, встретившись с дулом, целившимся в Кукловода. Но очередная пуля пришлась в пол, не попав по ногам. Акасуна прыгнул к Акияме, прижав к себе живым щитом и приставив к горлу скальпель.