Кукловод: Реквием по Потрошителю

Щелчок. Стена впереди отворилась на мгновение в раскрывшемся маленьком окошке, которое и не приметишь невооруженным взглядом. По полу прокатился маленький перочинный ножик. Что это? Галлюцинации от наркотика? Рейко засмеялась сквозь слезы, холодная сталь потерлась о её половые губы. Дрожащей рукой полицейская схватилась за ножик как за протянутую руку помощи. И он оказался осязаемым. Словно удар холодного ветра по лицу или поток ледяной отрезвляющей воды. Акияма не отдавала отчет своим действиям под проснувшимися инстинктами и, когда монстр грубо развернул её, вывернулась и воткнула нож в горло монстра.

Мужчина захрипел, забулькав слюной, и выплеснул изо рта на Рей поток крови. Рейко оттолкнула бьющееся в конвульсиях тело и, схватив его топор, швырнула тот в крепящую веревку маятника, пробежав мимо павшего препятствия.

Но насильник с ножом в горле в последних судорогах кинулся за ней. Рейко стояла лицом к сверкающему в вращениях лезвию и, закрыв глаза, попыталась сосредоточиться на рассекающем свисте, отринув остальной шум. Только она и свист стали. Она сделала два шага вперед, не почувствовав боли. Только если смерть не приходит в блаженном неведении сокрушившей тело боли. Но, открыв глаза, Акияма убедилась, что все еще находится в аду. Обернувшись на хрипящий рев, она стала свидетелем, как рванувшего вперед монстра разрубило пополам. Рейко завопила нечеловеческим визгом, от увиденных ошметков органов разрубленного пополам тела организм исторгнул ужин, которым накормил её Мастер. Эхо глумилось, повторяя раскаты крика. Акияма упала на колени, ползя прочь от растекающейся лужи крови, рыдая в голос.

— Что это было? — вальяжно сидящий на своем троне Мастер лениво покручивал бокал вина, наблюдая за игрой Рейко. Она воткнула нечто в горло их палача. Нечто, что никак не могло находиться вне его ведения.

Но стоящий рядом белый Зетцу со столько же озадаченным видом лишь пожал плечами.

— Может, кто-то из персонала обронил нож.

Белый круг коридора, в который спустился Итачи, словно в насмешку освещался неожиданно ярким освещением, природу которого Учиха не мог найти. Стены сами воплощали свет с одним лишь изъяном: ноги погрязли в трясине, затрудняя каждое движение. Почерпнув немного вязкой жидкости, перекатывая ту меж пальцев и принюхиваясь, Учиха ощутил, как ноги грязнут в смоле сильнее с каждым шагом, словно спрятанные в них черти тянут его вниз. Тогда он ухватился за край белесой стены, отталкиваясь от нее, уже почти достигнув другого края. Он вытянул ногу из черного омута. Но стена схватила его. Короткий возглас удивления вырвался вместо крика, и Итачи попытался выдернуть руку, но стена, будто человеческая кожа, тянулась за ним. Вторая рука потянулась, будто дитя, бьющееся в утробе матери. Учиха ударил свободной рукой, которую немедля захватила третья дьявольская длань. Его прижало к живому извивающемуся организму, тянущему крепкие пальцы, хватающие и терзающие плоть, желая разорвать на части. Итачи укусил один из пальцев, но тот лишь юркнул в его рот, ища язык. Тогда Учиха сжал пальцы сильнее, чувствуя солоновато-горький привкус, слишком похожий на человеческую кожу, и слыша тихий хруст.

Рвущие на части руки отпустили, и Итачи, вдохнув полной грудью вкус свободы, летел спиной вниз в черный омут, что принял его другим десятком тянувших ко дну рук. Утопая в смоле, он нащупал острое лезвие и, опустившись чуть ниже, нашел твердую деревянную рукоять. Схватив неизвестный попавшийся предмет, Итачи, насколько это позволяла вязкая сковывающая жидкость, потянул руку вверх и резко опустил, рубанув по невидимой, но осязаемой руке, шарящей на его торсе. Тихий визг раздался у самого уха, скользкие объятья отпустили. Он не переставал рубить до тех пор, пока не вынырнул из агатового моря, но другие руки из плоти и белесой кожи надвигающихся стен тянулись к нему, желая прикоснуться к желаемому. Топор покрылся черно-алой влагой, лезвие его обрушивалось на ожившие стены до тех пор, пока Итачи не вырвался из сомкнувшихся в страстном поцелуе стен.

Тяжело глотая знакомый мерзлый воздух подземной пещеры, Итачи подбросил топор — подарок судьбы, без которого его разорвали бы в клочья, оставив в смоляной могиле. Но действительно ли судьба оказалась к нему благосклонна, или в этом аду существуют дьяволы-хранители, ступающие по левое плечо?

Падающая капель билась о камни, отчитывая пройденное или, быть может, оставшееся время. Из-за занавеса густого дыма неподвижно возвышался обитатель Преисподней. Лик красной испещренной старыми порезами маски на фоне платиновых зализанных назад волос обернулся в сторону Итачи. Капель ударилась о рог черта, чьи залитые кровью глаза моргнули из-под маски. Учиха попятился назад, завернув в другой коридор лабиринта — фигура дьявола двинулась в его сторону. Бензопила в руках взывала в предвкушающем крови плаче и рассекла дымчатый смог. Итачи кинулся прочь, топор в руках просился в битву вместе с ударившим в голову наркотиком, но ведомый здравым рассудком детектив не прекращал бежать. Черт гнался за ним, громыхая тяжелыми армейскими сапогами со звенящими цепями. Тупик почти всплыл из ниоткуда, словно стена выросла из-под земли. Учиха успел увернуться от разящего движущегося механизма, выбивающего искры. Детектив пригнулся от очередного удара, отрезавшего кончик собранного хвоста. Итачи нанес удар топором по движущейся зубчатой ленте, отбивая атаку. И, юркнув под вскинутой рукой, бросился обратно в коридор.

— Какой знакомый образ, — заинтригованно прокомментировал Кисаме, наконец попавший на игры. Он сидел в одной из кабинок вместе со своими коллегами — Змеем и Финансистом. — Не образ ли это старого доброго Потрошителя?

— Именно, образ Черта Хидана на играх так полюбился старыми зрителями в клубе «Акацуки», что мы его решили воссоздать. Хоть его никому и не затмить в ловкости и кровожадности. Все ради услады больной фантазии и туго набитых кошельков, — объяснил Какудзу, просматривая на личном мониторе поступающие ставки. — О, снова взнос «благотворительной помощи».

— О чем ты? — Орочимару с любопытством, сидя в кожаном кресле перед мониторами, транслирующих прямой эфир игр, попытался разглядеть, что делает Финансист, но тот, игнорируя его, коротко прошептал на рацию:

— Сектор Б-8, слезоточивый газ.

Рев бензопилы слился с криком Итачи, зубья прошлись по плечу, окропляя стены свежей кровью. Но, не успев достигнуть кости, лезвие вновь лизнуло воздух, разбрызгивая алые крупинки. Учиха перекатился, схватившись за раненое плечо, чувствуя мягкую разодранную плоть. Перекинув топор в здоровую руку, он швырнул его из последних сил в отвернувшегося на мгновение убийцу. Но тот безрезультатно вонзился в спину, а Черт даже плечом не повел. Развернулся как ни в чем не бывало, будто не по его спине ручьем текла кровь из разрубленной раны.

И тогда Итачи понял — он тоже под действием наркотика, еще более сильного, не позволяющего ничего ощущать.

Однако, даже если он не чувствовал боли, движения его сковало, убийца замедлился, обрушивая удары на ловко уворачивающегося мужчину, что рывком кинулся на него и, сбив с ног, отправил на пол.

Итачи заблокировал руки палача, удерживая стальной хваткой, пытаясь переселить и оттянуть лезвие бензопилы в его сторону, но Черт противился. Зубчатая лента лизнула кровавым языком по лбу Итачи, кровь застелила глаза. Прорычав из последних сил, Итачи приложил все усилия, оттесняя противника.

Щелчок. Впереди из раскрывшегося маленького окошка прокатился баллончик, остановившийся за головой Черта. Чуть дальше лежал окровавленный топор, отскочивший во время падения. Но для кого именно предназначался этот баллончик?

Черт с новой силой поддался станом вперед, и бензопила чуть было не разрубила пополам, если бы Итачи не успел откинуться назад и врезать ему между ног, но отрезала лишь кусочек плеча, а Черта повело в сторону. Итачи прополз вперед, сжав зубы от пронзившей плечо боли, будто разрывающей плоть пополам, и, поймав баллончик, направил струю в сторону поднявшегося убийцы. Коридор заполнился дымкой, скрывающей их двоих в своем сером плену. Бензопила ударила по пустоте, пока Учиха, нашарив топор, непроизвольно плача, левой рукой нанес удар по кисти.

Скалистую пещеру покрыло сизым флером. Доселе заглушающий боль наркотик прекращал свое действие, и Рейко ощущала каждый острый выступ, ступая разодранными в кровь ногами, вздрагивая от каждого шума, будь то упавший камушек или далекое эхо. Из последних сил взобравшись на утес, скрытый внутри пустого пространства, она упала ничком, прижавшись к мерзлой сырости камня, чувствуя на губах игольчатый привкус крови. Непонятно, собственной или чужой.

На какое-то время Рейко показалось, что она потеряла сознание, проспав недолгие подаренные минуты покоя, но, пробудившись, услышала посторонний копошащийся шум. Не сразу найдя силы подняться, Рей заскребла сломанными в кровь ногтями, оттолкнулась от земли, присев на колени, пытаясь вслушаться в едва слышимые шаги. Она доползла обратно до входа пещеры и, опираясь на ту, поднялась. Руки скользнули по вырезанным буквам, в которые провалились подушечки пальцев. Полицейская пригнулась, пытаясь вчитаться в знакомые слова, смысл которых уплывал. «Лучше болезненного взлета только безболезненное падение».

— Что? Что это еще такое? — Рей заскребла по камням, словно могла найти в них брешь, чтобы открыть потайную комнату. И пока она тщетно пыталась найти выход, не заметила приблизившиеся шаги. Рычание пробрало вибрацией от пяток до макушки, заставляя замереть. Протяжное и свирепое, на этот раз не принадлежавшее монстрам-людям. Сглотнув горько-соленный ком из слюны и запекшейся во рту крови, Акияма медленно обернулась к глубинам пещеры. Стоящий напротив тигр заскрипел выпущенными когтями по месту, на котором она лежала. И, подняв морду, обнажил острые клыки.