Кукловод: Реквием по Потрошителю
Шрифт:
Комментарий к Глава 1. «Гран-Гиньоль» Гран-Гиньоль* – парижский театр ужасов, один из родоначальников и первопроходцев жанра хоррор.
– Сонет 67 Уильяма Шекспира
У автора горячка от жары. Думаю, по главе это чувствуется. XD
====== Глава 2. «Миф завтрашнего дня» ======
Бесконечная полоса трассы, погруженная в ночной мрак, вела в беспросветную тьму, которую не могли осветить даже яркие фары грузовика, что направлялся по пустому шоссе из пригорода Осаки в центр города.
Грузовик круто свернул на одну из главных улиц, пробираясь меж исполинских высоток. Город, погруженный в сон, не мог быть свидетелем пути ночного гостя. Лишь камеры дорожного
Дорожка глухого парка, тишину которого разрезали лишь уханье совы да насвистываемая мелодия из уст парня, вела к небольшому цветнику, усеянному пестрым одеялом множества прекрасных цветов.
Курьер протолкнул тележку через закрытый участок цветника, направляясь по газону сквозь пестрое одеяло к самому центру, где остановился, выгрузив объект доставки, сорвав завесу, скрывающую произведение искусства от неискушенных глаз.
Предутренние лучи солнца заискрились по бледной коже, усеянной живыми цветами, чьи лепестки потянулись к живому свету.
Пробежавшая белочка остановилась около застывшего на веки тела, оплетённого стеблем от самых ног до хрупкой шеи. Легкий ветерок колыхал рыжие локоны и едва не сорвал одну из красных лилий, точно такую же, как те, что цвели по всему телу живого цветка.
Грузовик въехал в пункт главного офиса курьерской доставки местной картинной галереи. Доставщик спешным шагом, закрыв гаражный отсек, направился в сторону метро, где очередная камера запечатлела темноволосого парня. Но другая камера так и не смогла поймать его в нескончаемом утреннем потоке делового населения города. Очередная ничем не отличающаяся тень юркнула в только что остановившееся метро. Зев кабинки закрылся, зеркально отразив безжизненный взгляд карих глаз в контраст багряным иголкам волос.
Звук спешных шагов эхом разносился по пустой картинной галерее. Стремительно идущие мужчины ступали вдоль ряда картин от самых прекрасных до безобразных.
У регистрационной стойки находился юноша, что, казалось, был слишком молод для его профессии, указанной на бейджике, — искусствовед Ориса Накуса.
— Простите, — тактично кашлянул длинноволосый мужчина с добродушной улыбкой, — мы из службы безопасности.
Указанный жетон не дал повода сомневаться, а уж стоящий за спиной говорившего явно не терпеливый партнер просверлил сотрудника галереи испепеляющим взглядом, после чего громко приземлил распечатанную фотографию на регистрационную стойку.
— Этот грузовик ведь числится за вашей галереей?
Акасуна Сасори, будучи самым молодым сотрудником галереи, окинул специальных агентов Сенджу меланхоличным взглядом, после чего лениво пододвинул фотографию с указанными номерами и ловко, не проронив ни слова, пробил их по базе данных, беспристрастным тоном подтвердив:
— Верно, этот грузовик из курьерской службы нашей галереи. Его владелец Хакодо Таро, — Сасори развернул ноутбук, предоставив возможность агентам ознакомиться с информацией.
Хаширама и Тобирама заговорщически переглянулись.
— Это он, — грубо фыркнул Тобирама и без лишних церемоний забрал распечатанное фото, кинувшись на выход.
Хаширама, переписав предоставленную с ноутбука информацию, благодарно кивнул.
Агенты удалились под немигающим скрытым взглядом хищника. Ни один мускул не дрогнул на лице, когда Акасуна развернул ноутбук с изображенным темноволосым мужчиной, что не подозревал о своей причастности в живой игре марионеток.
В помещение, наполненное резким запахом
краски, перебивающим смрад ацетона, пробились рождаемые новым днем лучи небесного светила. Блики света заиграли на безжизненных лицах, чей бесцельный взгляд застыл навек. Сломанные игрушки человеческих размеров ждали своей очереди, деревянные руки и ноги покоились на педантично чистом рабочем месте, где каждой детали или художественной утвари имелось свое место.Залетевший в открытое мозаичное окно ворон перевернул стоящую на полу огненно-солнечную краску, испачкав аметистовые крылья. Ворон приземлился на мольберт, зычно закаркав. Утренний гость улетел, как только двери в мастерскую отворились, пропуская маэстро, что удостоил неожиданный бардак мимолетным взглядом и прощеголял мимо вереницы марионеток, безмолвно приветствующих мертвыми глазами и давящей тишиной. Акасуна поднял банку, поставив на стол к остальным краскам, кистям, грязными тряпками, смердящим незакрытым ацетоном. На соседнем столе в ряд стояли головы манекенов, украшенные различными париками, по центру находились открытая упаковка грима с использованной косметической кистью и небрежно брошенные линзы со склянкой художественной глины.
Не обращая внимания на лесного гостя, юный художник приступил к незаконченной работе, починив поврежденную марионетку. Кукла-Дейдара заняла свое почетное место рядом с остальными друзьями, в тишине отсутствующих слов поблагодарив за новую руку.
Покончив с мирскими заботами, Сасори вернулся к мольберту, на холсте которого горело живыми красками еще не завершенное дитя-цветок. Огненно-солнечные оттенки в контраст с пастелью. Мазки ложились как стежок за стежком. Полностью поглощенный творческой нирваной, художник не замечал, как утро сменяется днем, а день — вечером. Алые цветы украсили тело, реалистичность картины завораживала настолько, что казалось, если вечерний порыв ветра прорвется сквозь раму, то ветер развеет рыжие локоны на холсте. Снисходительным жестом Акасуа откинул кисть и рухнул в кресло, претенциозно оглядев свою работу, на уста легла легкая тень улыбки — художник был доволен плодами своего усердия.
Он завершил свой трофей, картину для личной коллекции, изображавшую живые произведения искусства, чью красоту он увековечил не только на холсте, но и на операционном мольберте. И сегодня Марико подарила свои лучи красоты прогуливающимся по парку зевакам. Теперь картина может смело отправиться к остальным работам. Но рано было расслабляться. Остался еще один свежий материал, что сейчас покоился в подвале коттеджа, построенного одним богачом, — экстравагантным ценителем искусства, у которого Сасори и выкупил его. Идеальное вдохновляющее и тихое место: ни шум города, ни выхлопные газы не смогут достать его цитадель вечности. До следующей памятной даты оставался слишком большой отрезок времени. С одной стороны на хвосте сидели спецагенты Сенджу, которые порядком успели достать его в прошлом году, когда маэстро лишь только упражнялся, подбирая нужную технику и средства, достойные его работ. Множество забальзамированных частей тела, органов. Больше всего их ошеломила хитро переплетенная конструкция из распиленных частей, что он собрал в абсолютно новое творение. После этого ему и дали статус серийного убийцы, подтвердив систематическое количество убитых именно его почерком.
Как только он завершит свой ритуальный реквием, то уедет из Осаки, оставив своему хвосту очередную головную боль на полгода. Но для этого ему нужно завершить еще два произведения искусства, а значит, придется продержать материал в целости и сохранности на длительный срок и подыскать последний подходящий.
Под симфонию Бетховена Сасори в порыве болезненного вдохновения рисовал и рвал в клочья десятки черновиков для следующей работы, что раскроют красоту Акиямы Рейко в застывшей вечности.