Куликовская битва в истории и культуре нашей Родины
Шрифт:
М. В. Горелик
Монголо-татарское оборонительное вооружение второй половины XIV — начала XV в.
Монголо-татарское оборонительное вооружение, пожалуй, одна из самых спорных и неизученных областей истории оружия. Многие исследователи и популяризаторы до сих пор считают, что если оно и существовало, то, во-первых, было заимствованным, и, во-вторых, в крайне незначительном количестве. Это мнение о монголо-татарском доспехе XIII — начала XIV в. совершенно опровергается целым рядом исследований, появившихся в течение последних пятидесяти лет [1054] , в которых приведены письменные и изобразительные источники, поздние этнографические аналогии, свидетельствующие о богатстве и разнообразии собственного оборонительного вооружения у монголо-татар в XIII — начале XIV в. Монголо-татарский доспех в целом восходит к древней традиции оборонительного вооружения Центральной и Восточной Азии, имея вместе с тем ряд отличий. Производство именно монголо-татарского доспеха было в широких масштабах налажено чингизидами в захваченных областях с высоким уровнем ремесленного производства, например, в Иране, как о том свидетельствует Рашид-ад Дин [1055] .
1054
Thordeman В. Armour from the battle of Wisby, 1361. Stockholm, 1939, p. 253, 290–292; Robinson H. R. Oriental armour. L., 1967, p.. 127, 129, 137–139; Gorelik M. Oriental armour of the Near and Middle East from the eighth to the fifteenth centuries as shown in works of art.
– In antology: Islamic Arms and Armour. Ed. R. Elgood. L. 1979, p. 38–41; Горелик М. В. Средневековый монгольский доспех. — В кн.: Третий международный конгресс монголоведов. Т. I. Улан-Батор, 1979, с. 90–101.
1055
Рашид-ад Дин, Сборник летописей. Т. III. Пер. А. Н. Арендса. М.-Л., 1946, с. 301–302.
Однако указанные выше исследования за редким исключением
Вторая половина XIV в. — новая ступень в истории монголо-татарских государств, образовавшихся в результате распада империи чингизидов. В целом ряде регионов (Китай, Иран, Малая Азия и др.) власть вообще уходит из рук чингизидов, и не только фактически, но и юридически. Однако это не значит, что культурные традиции (а военное дело является их частью) предыдущего, более чем столетнего, периода, были забыты. Напротив, культура, выработанная в системе монголо-татарских государств, объединившей и впитавшей достижения огромного числа разных народов — эта «имперская» культура на новом этапе определила развитие локальных культур, хотя и самостоятельных, но развивавшихся на базе и зачастую в рамках единой традиции.
Материалы, используемые в данной работе, происходят из разных частей бывшей империи чингизидов. К сожалению, не для всех регионов эти данные достаточно полны, но в данном предварительном обобщении, где разные категории источников дополняют друг друга, мы попробуем выделить основные общие элементы защитного вооружения, а также, по возможности, их локальные особенности. Представляется правомерным распространить на определенную территорию, где пока не обнаружено соответствующих материалов, сходные данные о видах вооружения, происходящие из даже весьма отдаленных друг от друга регионов, примыкавших к этой территории.
Использованные источники можно отнести к нескольким видам:
1. археологические — находки подлинных предметов в Центральной Азии, Южной Сибири и в Прикубанье;
2. письменные — персидские тексты начала XV в., текст «Задонщины», восходящей к этому же времени;
3. изобразительные — персидские миниатюры из Фарса, Ирака и особенно Азербайджана — из Тебриза;
4. музейные — из старых хранилищ оружия.
Все они прекрасно соответствуют друг другу, совпадая подчас до самых мелких деталей. В качестве аналогий, помогающих лучше уяснить как вопрос о самом монголо-татарском доспехе второй половины XIV — начала XV в., так и вопрос о его роли в развитии защитного вооружения Евразии, нами привлечены материалы из стран, так или иначе соприкасавшихся с монголо-татарами — от Китая до Руси и Западной Европы.
Панцири. Историки побед Тимура Низам ад-Дин Шами в «Зафарнаме» 1401–1404 гг. и Шараф ад-Дин Иезди в «Зафар-наме» 1424/25 г. описывают войска Тохтамыша и специально отмечают отряды конников, одетых в латы, причем в количестве 15 и 30 кошунов [1056] (подразделений, насчитывающих менее 10 тыс. человек, поскольку отряд в 10 тыс. человек назывался туменом, и более отряда в 1000 человек, называвшегося минганом). В «Задонщине» упомянуты «боданы бесерменские» [1057] , т. е. кольчуги из плоских, рубленных из стального листа, колец. Надо сказать, что кольчуга не была частью исконного монголо-татарского доспеха и не находила сколько-нибудь широкого применения в Центральной Азии, видимо, до XIV–XV вв. Но она была основным видом панциря в западных областях будущей империи чингизидов до прихода завоевателей. Находки кольчуг довольно многочисленны на территории Золотой Орды, особенно много их в Прикубанье, в погребениях XIV в. Сама по себе в качестве самостоятельной части доспеха кольчуга редко встречается на миниатюрах (табл. I, 1, 2), но очень часто изображается в качестве второго, неосновного панциря, поддеваемого под панцирь другого типа. Несомненно, завоеватели, познакомившись с кольчугой, оценили ее высокие защитные свойства, удобство и включили ее в свой арсенал, тем более что в Иране, Причерноморье, Средней Азии, на Кавказе и Руси существовали давние традиции изготовления этого доспеха. Судя по миниатюрам, кольчуги были и длинными распашными, и короткими нераспашными. Подол и рукава нередко отделывались рядами латунных или золоченых колец. Подол коротких кольчуг мог выплетаться фестончатым, причем традиция эта сохранилась в Иране и Индостане до XIX в. Большая длина кольчуг на миниатюрах подтверждается археологическим материалом: кольчуга из погребения ХIII–XIV вв. близ Цозаровки достигает в длину 115 см при росте погребенного около 158 см [1058] .
1056
Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. М.-Л., 1941, с. 115, 117, 163, 166.
1057
Задонщина. Тула, 1980, с. 26, 51.
1058
Журнал раскопок Н. Е. Бранденбурга 1888–1902 гг. Спб., 1908, с. 64.
Наиболее высокими защитными свойствами, а также легкостью и удобством обладал панцирь, в котором в кольчужное плетение включались металлические, стальные пластинки. Разновидности его, называемые «бахтерец», «бехтерец» (от перс, «бехтер») и «юшман» (от перс, «джавшан») ценились крайне высоко и были широко распространены на мусульманском Востоке и в России в XVI–XVII вв. Зарубежные оружиеведы фиксируют его появление в мамлюкско-черкесском государстве в XV в. [1059] А. Ф. Медведев и А. Н. Кирпичников намекают на более раннее (чем XIII–XIV вв.) появление этого панциря на Руси, основываясь только на том, что на некоторых пластинах из Новгорода этого времени имеются отверстия вдоль всех сторон [1060] . Но не говоря о том, что отдельные пластины с отверстиями по периметру, единичные из которых были прямоугольной формы, нашивались, скорее всего, просто на мягкую основу, подавляющее же большинство их, сложной формы, явно относится к набору фигурной пластинчатой оторочки рукавной проймы и целиком пришивалось к кожаным или матерчатым фестонам. Наиболее раннее изображение кольчужно-пластинчатого панциря можно встретить на тебризской миниатюре 1370–1380 гг. [1061] и на багдадской миниатюре конца XIV в. (табл. I, 3; табл. VII, 4, 5). Огромный интерес для нашей темы представляют остатки доспеха, найденные Н. Веселовским в 1903 г. в кургане у станицы Усть-Лабинская Кубанской области [1062] (табл. I, 4). От него сохранились проржавевшие обломки пластин, а иногда и целые блоки из нескольких обломков или целых пластин прямоугольной формы размером 7x4 см, соединенных кольцами кольчуги (последние сохранились и в отверстиях, и на поверхности в виде отдельных обломков). По стремени, найденному в этом погребении, имеющему восточноевропейские аналоги в XII–XIII вв., а центральноазиатские. — в XIII–XV вв. [1063] , доспех можно датировать не позднее второй половины XIV — начала XV в. Таким образом, Усть-Лабинская находка представляет самый старый образец из известных кольчато-пластинчатых панцирей. Совершенно не обязательно, чтобы он был изготовлен на месте, в При-кубанье, на территории Золотой Орды, — возможно, он был привезен с Ближнего Востока. Показательно, однако, что именно в Золотой Орде фиксируется одно из самых ранних бытований новинки поистине мирового значения, которой впоследствии суждено было изменить весь облик доспеха центральной и восточной частей Евразии.
1059
Mayer L. A. Saracenic arms and armour. — Arms Islamica, vol. X, 1943, p. 5, 6; Robinson H. R. Oriental armour, p. 77.
1060
Медведев А. Ф. К истории пластинчатого доспеха на Руси. — Советская археология, 1959, № 2, с. 130; Кирпичников А. Н. Военное дело на Руси в XIII–XV вв. Л., 1976, с. 38.
1061
Ipsiroglu M. S. Das Bild im Islam. Wien-Munchen, 1971, Abb. 45.
1062
ГИМ, on. 341, № 10–16. Пользуясь случаем, выражаю признательность Г. Поляковой за помощь в работе над материалами ГИМ.
1063
Федоров-Давыдов Г. А. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. М., 1966, с. 16, 115; Кызласов Л. Р. История Тувы в средние века. М., 1969, табл. IV, № 54, 55.
Несомненно, популярным оставался ламеллярный панцирь, выполненный из узких металлических или кожаных пластинок, связанных между собой ремешками (табл. II, 2). Применялся также ламинарный панцирь из полос железа или твердой толстой кожи (табл. II, 3). Оба типа набора часто комбинировались в одном панцире (табл. I, 1). Все панцири из твердых материалов, из деталей, связанных непосредственно между собой, назывались у монголов «хуяг» (не исключено, что это название носила у монголов и кольчуга). В «Сокровенном сказании» ламеллярный и ламинарный панцири названы «худесуту хуяг» — пронизанный, прошитый (ремнями) панцирь [1064] . Подробнейшее описание хуяга, полностью совпадающее с изображениями на тебризских и ширазских миниатюрах первой половины XIV в. [1065] , оставил Плано Карпини [1066] . Однако неправомерно механически переносить описание Плано Карпини, сделанное в середине XIII в., на монголо-татарский доспех конца XIV в., как это делает А. Н. Кирпичников [1067] . Несомненно, что общие приципы структуры и покроя сохранились, но произошли изменения, и весьма немаловажные. Так, панцирь, скроенный в форме халата, со сплошным осевым разрезом спереди и от крестца до подола сзади, видимо, к концу XIV в. практически прекращает свое бытование в западной части земель, находившихся под властью чингизидов. Изменениям подвергается и панцирь, представляющий собой наборную кирасу с привешенными наплечниками и защитой таза и бедер. Наряду со старыми, широкими ламинарными и ламеллярными наплечниками начинает распространяться новая, более совершенная форма защиты плеч и предплечья (ее мы рассмотрим ниже). Кроме ламинарных и ламеллярных широких и длинных, либо изредка маленьких набедренников со второй половины XIV в. нижняя часть корпуса получает дополнительную защиту в виде состоящего из сплошных
или набранных из пластинок полос маленького прямоугольника, прикреплявшегося спереди к середине подола кирасы, и большой трапеции, прикреплявшейся к подолу кирасы сзади. (Не стоит думать, что здесь мы встречаемся с чем-то принципиально новым для монголо-татарского вооружения. Подобное прикрытие издавна бытовало в Центральной и Восточной Азии, и особенно характерно было для уйгурского домонгольского доспеха [1068] .) В монголо-татарских государствах именно уйгуры составляли большинство среди чиновничества, а также среди придворных, поэтов, художников и т. п. При полном господстве монголов уйгурские традиции, видимо, бытовали подспудно, тогда как после ослабления и падения власти чингизидов уйгурские элементы «имперской» культуры получили яркое проявление и развитие, в частности в вооружении [1069] .1064
Козин А. «Сокровенное сказание». Т. I. М.-Л., 1941, § 106, 248.
1065
Gorelik M. Oriental armour… PI. 39–42, Fig., 101–117.
1066
Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. Пер. И. П. Минаева. М., 1956, с. 50–51.
1067
Кирпичников А. Н. Куликовская битва. Л., 1980, с. 71.
1068
Grunwedel A. Bericht uber archaologische Arbeiten in Idikutschari und Umgebung im Winter 1902–1903. Munchen, 1906, Taf. IX; Stein A. Serindia, vol. IV. Oxford, 1924, PI. CXXXV.
1069
Gorelik M. Oriental armour…, PI. 41.
Особенно были распространены у монголо-татарских воинов панцири из мягких материалов — войлока, кожи, ткани, из многих слоев материала, простеганных и проложенных металлом. По-монгольски они назывались «хатангу дегель» [1070] — крепкий, твердый (как сталь) халат, кафтан [1071] . Халатообразный или кирасообразный покрой «хатангу дегеля» практически не отличался от покроя «хуяга». Отличие состояло в том, что в силу технических причин кираса «хуяга» оставляла открытыми плечи и держалась на лямках, тогда как мягкая кираса «хатангу дегеля» полностью защищала плечи (табл. II, 4). Оплечья «хатангу дегеля» имели вид прямоугольных или фигурно вырезанных листовидных лопастей. Если до середины XIV в. простой мягкий «хатангу дегель», судя по миниатюрам, носился самостоятельно [1072] (хотя уже в «Сокровенном сказании» середины XIII в. описывается, как Чжамуха одевает «хатангу дегель» под «худесуту хуяг» [1073] ), то со второй половины XIV в. он, как правило, поддевается под «хуяг» (табл. II, 1, 2, 3). Судя по миниатюрам, «хатангу дегель», надеваемые под твердый панцирь, во второй половине XIV — начале XV в. покрывались красной тканью, не имели рукавов, подол их едва доходил до колен, редко — ниже колен. Спереди под горлом и сзади под затылком к нему прикреплялись металлические круглые диски, и еще по диску с каждого бока подмышками. Лишь в одном случае на тебризской миниатюре 70–80-х годов XIV в. [1074] зафиксирован «хатангу дегель» с оплечьями в виде фигурного листа, выстроченный мелким геометрическим узором, с длинными набедренниками, окаймленными широкой узорной полосой. С начала XV в. на тебризских миниатюрах появляются изображения мягких «хатангу дегель» с широкими и короткими стегаными рукавами (табл. VI, 4) и кафтаны на толстой подкладке с высокими стоячими стегаными воротниками [1075] . Их появление на миниатюрах связано, скорее всего, с традиционным костюмом тюрок-огузов, образовавших в конце XIV в. в Северо-Западном Иране государства Кара-Койунлу и Ак-Койунлу. Интересно, однако, что такие же боевые кафтаны известны по описаниям, прекрасным гравюрам в книге Герберштейна 1526 г. [1076] как один из основных видов доспеха русской конницы с начала XVI в. Нет оснований сомневаться в том, что на землях крымчаков и ногайцев, расположенных между Азербайджаном и Русью, в XV в. бытовал аналогичный доспех, воспринятый ими у огузов и переданный московитам. Важным представляется и то, что этот панцирь в русском языке назывался «тегиляй» — от монгольского «дегель», что свидетельствует о прочном бытовании монгольского термина и определяемого им предмета на большой территории на протяжении очень значительного промежутка времени. Панцирь «хатангу дегель» применялся самостоятельно во второй половине XIV — начале XV в. Одна из переходных его разновидностей имела настоящие рукава, узкие и длинные, простеганные поперек (табл. VI, 2). Этот панцирь имел, помимо обычной пары металлических дисков в середине верхней части груди и спины, усиления в виде выпуклых металлических наплечников. Подобно поддоспешному «хатангу дегель», этот доспех покрывался тканью красного цвета.
1070
Козин А. «Сокровенное сказание», § 106.
1071
Xомонов М. П. Из наблюдений над лексикой древнемонгольского памятника «Сокровенное сказание». — В кн.: Материалы по истории и филологии Центральной Азии. Вып. V. Улан-Удэ, 1970, § 106, с. 594.
1072
Gorelik M. Oriental armour… PL 44., Fig. 118–122.
1073
Козин А. «Сокровенное сказание», § 106.
1074
Gorelik M. Oriental armour… PI. 44.
1075
Aslanapa О. Turkische Miniaturmalerei im Hofe Mehmet des Eroberers in Istanbul.
– Ars Orientalis, I, 1954, Abb. 15, 39.
1076
Гиляровский Н. Русский исторический костюм для сцены. М.-Л., 1945, илл. 14, 196.
Судя по миниатюрам и археологическим находкам, а также ряду письменных источников, очень популярным в монголо-татарских войсках был «хатангу дегель», усиленный подбоем из металлических пластин. Уже Фридрих Гогенштауфен, император Священной Римской империи, в своем послании к английскому королю от 1241 г. упоминает монгольские доспехи в виде панциря из кожи быков, ослов и лошадей, с внутренней стороны которых укреплены железные пластинки [1077] . Изображения такого панциря встречаются и в тебризской, и ширазской миниатюре начала XIV в., и в японском свитке-картине «Сказание о монгольском нашествии» конца XIII в. [1078] Но особенно много изображений усиленного «хатангу дегеля» во второй половине XIV–XV в. (табл. II, 4, 5). По покрою и внешнему виду он практически не отличается от неусиленного варианта. Особенность заключается лишь в нескольких деталях: прямоугольные или вырезанные листовидные оплечья-лопасти, как у «хуяга», металлические заклепки от пластин и цвет покрывающей ткани. Почти всегда усиленный «хатангу дегель» покрывался тканью сиреневого, фиалкового, фиолетового или голубого цвета. Может быть, этот цвет должен был имитировать, особенно на далеком расстоянии, железо. Металлические заклепки, часто бронзовые или золоченые, создавали декоративный эффект, который усиливался и немногими металлическими накладками на поверхности панциря (на миниатюрах это обычно пара дисков) на груди и спине.
1077
Thordeman В. Armour from the battle of Wisby, Fig. 296.
1078
Robinson H. R. Oriental armour, Fig. 60; Gorelik M. Oriental armour… Fig. 122, 124.
Весьма интересным объектом исследования являются пластины подбоя. На огромной территории от Тихого океана до Балтийского и Черного морей найдено множество комплексов пластинчатых наборов (табл. III). Их составляли железные пластины прямоугольной или квадратной формы, некоторые со скошенными углами, довольно крупные, 6-10x4-6 см, слегка изогнутые по вертикальной или горизонтальной оси, имеющие систему отверстий, в некоторых из которых сохранились заклепки. Пластины пришивались или приклепывались к мягкой основе; нередко оба способа прикрепления совмещались. Уяснению вопроса о датировке и определении типа панциря, к которому принадлежали пластины, и особенно о его происхождении, помогли недавние находки в Туве и в Минусинской котловине. Прежде всего это относится к комплексу из Абазы, недалеко от Абакана (табл. III, 1). Вопреки мнению Ю. С. Худякова, датирующего комплекс XII–XIII вв. [1079] , мы относим его к XIII–XIV в., соглашаясь с Я. И. Сунчугашевым [1080] , поскольку в составе комплекса имеется литой чугунный котел, характерный именно для этого периода (никак не раньше) [1081] .
1079
Xудяков Ю. С. Вооружение енисейских кыргызов VI–XII вв. Новосибирск, 1980, с. 125.
1080
Сунчугашев Я. И. Древняя металлургия Хакассии. Эпоха железа. Новосибирск, 1979, с. 133–134.
1081
Кызласов Л. Р. История Тувы в средние века, табл. IV.