Курган

— Бывало, чуть пошевелится, кашлянет, а она уж заглядывает ему в глаза, — рассказывал Нестеренко. — Золото, а не собака. Но и с характером была. Ни приласкать, ни поиграть с ней — ни-ни. Дюже сурьезная. Хозяина при ней не тронь — боже упаси! Любила Михал Михалыча страсть как. Она его и от смерти сколько раз спасала. Я сам уже говорил, что Михал Михалыч снайпером был. Тут он себя специалистом показал на все сто процентов. Ночью уйдет с Силой в лес — как рыба в воду. Двое, трое, а то и четверо суток нету. Ротный места себе не находит. Глядь — заявляется, голодный, небритый. Обязательно с языком. Ребята счас же на приклад глядят: свежие метки. Стрелял добре. Ему сам Евсей завидовал, сибиряк, из охотников. Тот, конечно, профессором был. Михал Михалыч осторожный и чуткий донельзя, и Сила всегда с ним. А все-таки и он попал на мушку немецкому снайперу. Как оно получилось — ума не приложу. Сутки его не было. Мы, конечно, и не думали беспокоиться. Слышим, Сила, говорят, прибежала, раненая. Мы — к ней. Лежит, сердечная, кровью подплыла, а сама скулит-скулит, вскочить норовит, в лес зазывает. Глаза-то прямо человечьи, сердце вынают. Беда, значит, с Михал Михалычем. Поднял я ее на руки — и бегом. Возьмем не туда — Сила скулит. Пущу ее, наведет на след, опять на руках несу. Не близко, километров семь шли. Подвела нас Сила к овражку в лопухах и крапиве — ничего не видать. Заскулила. В этом овражке и нашли Михал Михалыча без памяти. Навылет в грудь из винтовки. Ну, его-то отходили, а Сила там же, в лесу, и померла. Михал Михалыч, как пришел из госпиталя, плакал навзрыд. Редкая собака была…

В сорок шестом вернулся Недогонов в Лебяжью Косу с погонами старшего лейтенанта, с двумя боевыми орденами. В родительском доме никого не осталось — все погибли в эвакуации, при бомбежке поезда. Долго маялся Михаил Михайлович в родном хуторе, долго не мог прижиться и уже собирался уехать насовсем.

Пригласили его как-то на свадьбу — механик в лесхозе женился. На второй день свадьбы, как водится, были ряженые, катанье тещи в возке, трое-четверо местных силачей боролись. Дело дошло до драки, гости кинулись разнимать, долго возились с ними, потом долго пили мировую.

Среди гостей были кавалеристы. Двое из них заспорили, кто проскачет вокруг левады на необъезженном жеребце Мальчике из лесхозовской конюшни. Без седла, разумеется.

Привели Мальчика. Не чистых кровей, но видный был жеребец, орловской породы, его привезли из села Хренового Воронежской области.

Жеребца и спорщиков тесно окружила толпа. Александра Николаевна, тогда еще двадцатилетняя девушка, недавно приехавшая в Лебяжью Косу по направлению главным лесничим, присутствовала при споре и была против состязания, которое, по ее мнению, могло плохо кончиться. Но ее уверили, что скачки и джигитовки в хуторе дело обычное и объездка лошадей вовсе не опасна.

Первым вызвался лесхозовский шофер Гаврилов, проворный, жилистый казачок. И лицо, и шея его, и уши, и даже маленькие костистые кулаки были пунцово-красны от самогона и от возбуждения. Он, как и Мальчик, не стоял на месте, а так и ходил, так и пританцовывал, приседал, встряхивал головой и при этом азартно доказывал что-то своему сопернику, молчаливому и мрачноватому на вид леснику Трегубову.

Взяв повод, Гаврилов, долго прицеливался и, выждав, по-кошачьи прыгнул на спину Мальчику. Растревоженный, испуганный толпой жеребец заметался на месте, скакнул вбок, присел на задние ноги и свечкой встал на дыбы. Гаврилов клещом впился в холку и только усмехнулся. В толпе засвистели, кто-то крикнул: «Молодцом!»

Мальчик, высоко задрав голову, нервно заплясал. На лоснящейся свинцово-тугой шее, на широкой комковатой груди, на высоких сухих ногах жгутами вздулись вены. В расширенных антрацитно-черных глазах кипела бешеная ненависть к человеку. Раздувшиеся влажные ноздри прыгали, нежная, шелковистая кожа на храпе собралась в гармошку, обнажив снежно сверкающие крупные зубы и кованую сталь запененных удил. Гаврилов попустил повод, и Мальчик прыжками кинулся вперед, высоко вскидывая зад, мотая низко нагнутой головой, норовя грызнуть всадника за колено. Железо опять врезалось в губы, жеребец запрокинул голову, завертелся юлой и резко встал на дыбы. Гаврилов свалился под копыта. Толпа ахнула. Гаврилов, прихрамывая и ругаясь, подошел к Трегубову.

— Зверь! — сказал он с восхищением.

Александра Николаевна стала уговаривать Трегубова не мучить животное, она заикалась от волнения и беспрестанно комкала и наматывала косынку на руку.

Трегубов, кривоногий, ширококостный, в хромовых сапогах и черной сатиновой рубахе, медленно расправил усы, поплевал в толстые ладони, возбужденно потер ими и насмешливо посмотрел на Александру Николаевну.

— Счас спытаем, что он за зверь!

Он сел на Мальчика не так ловко, как Гаврилов. Но что-то паучье было в его посадке. Сильные ноги клещами обхватили запавшие, взмыленные бока жеребца, грудью лесник почти лежал на холке, широко расставив локти. В квадратных волосатых кулаках он намертво зажал сыромятный ремень повода и не попускал его, а резко дергал, рвал удилами губы жеребцу, хрипло шептал:

— У меня не побалуешь…

Лицо лесника словно сжалось в тугой комок, усы всклочились, скулы побелели.

Мальчик неловко, боком ходил по кругу, рыл копытами землю, судорожно всхрапывал, ронял с окровавленных губ розовую пену. Обезумевшие глаза его таили дикую, неукротимую силу. Он собрался весь, как стальная пружина, под мокрой блестящей кожей волнами перекатывались тяжелые связки мышц. У Трегубова кулаки побелели в суставах. Струной натягивая повод, он заламывал голову жеребцу, и уже не розовые, а красные хлопья падали с удил.

— Этот его уходит, — спокойно сказал кто-то из толпы.

Мальчик все тяжелее всхрапывал, все чаще припадал на задние ноги, мыло собиралось в пахах, и они подрыгивали, дрожали. Жеребец стал запаленно метаться взад-вперед, становиться на дыбы, вскидывать задом. Земля вокруг была изрыта.

Трегубов чуть ослабил повод, и Мальчик понес. Он точно вырвался из невидимой клетки и большими прыжками кинулся прямо на толпу. Люди едва успели разбежаться, жеребец с заломленной головой ничего не видя перед собой, грудью ударился о плетень и тяжело свалился в канаву. Всадник кубарем откатился метров на двадцать.

К лошади быстро подбежал человек в военной форме, взял повод. Жеребец вскочил на ноги, рванулся. Человек удержал его, что-то резко крикнул и стал говорить, охлопывая взмыленную шею. Человек этот был Недогонов.

Жеребец нервно переступал ногами, дрожал всем телом, косился испуганным кровавым глазом. А человек все говорил и поглаживал. Мальчик успокоился, позволил себя разнуздать. Недогонов ловко, пружинисто вскочил ему на спину и — точно век там сидел — шагом тронул к лесхозу…

Через день Александра Николаевна разыскала Недогонова на зяби, за хутором. Она ехала на бедарке, неумело и высоко перед собой держа вожжи, часто покрикивая на ленивого низкорослого меринка. Ни кнута, ни даже хворостинки у нее под руками не было, и поэтому меринок всегда возил ее шагом, что огорчало девушку чуть не до слез — она везде опаздывала.

Недогонов приглушил «Универсал», спрыгнул на стерню.

— Здравствуйте! — сказала Александра Николаевна весело и, робея, протянула руку. — Я вас второй день ищу.

Она была в вязаном толстом свитере под горло, в широкой черной юбке и высоких ботах с пряжками. Свежее, крепкое и румяное, как с мороза, лицо ее так и занялось. Недогонов с удовольствием пожал ее маленькую Руку.

— Рад познакомиться! А то только и слыхать: главный лесничий, главный лесничий! Я всегда позже всех хуторские новости узнаю.

Александра Николаевна улыбнулась:

— Это мне о вас все уши прожужжали: Недогонов, Недогонов! Да что, я и сама видела, как вы вчера Мальчика приручили. Вы знаток лошадей и, наверное, смелый человек?

— Нет, навряд ли…

— Знаете что, — сказала девушка, сводя брови и пристально вглядываясь в Недогонова, и эти быстрые переходы от веселости к смущению и серьезности забавляли Недогонова, — я хочу пригласить вас на работу к нам в лесхоз… Нам нужен такой человек, как вы.

Недогонов сел в борозду, на рассыпчатый гребень чернозема, испещренный белыми прожилками перерезанных лемехами корней трав, взял ком земли и стал мять его в ладонях, снизу вверх поглядывая на Александру Николаевну.