Курсант: Назад в СССР 14
Шрифт:
— Да что вы несёте! — он снова отмер и взмахнул рукой. — Он же не преступник! Нашёл он эти вещи. Всё ходит и ходит по лесу, вот и подобрал! Он всегда что-нибудь тащит, без разбора. Это же Гришка!
— Подумайте, как ловко он набрёл именно на вещи людей, которых искали годами, — сказал я спокойно. — Ни охотники, ни грибники, ни участковые ничего подобного не находили. А он вот нашёл.
— Где тела?! — закричал Лазовский, одной рукой схватившись за мокрую полу пиджака, будто пряча эти пятна от дождя. — Если нет трупов — нет состава! Вам ли не знать!
— Вы ссылаетесь на уголовный кодекс? Или ваши познания ограничиваются телепередачами и газетами?
Он нервно развёл руками, плечи его дёрнулись, и он пошёл к двери. Я встал, произнёс в спину:
—
— Ну что еще?
— Я вас не отпускал.
— Я тоже арестован? Это беспредел!
— Пока нет. Но вам придётся задержаться. Мы готовим санкцию на обыск вашего дома.
Он остановился, обернулся и с холодной усмешкой бросил:
— Вы, похоже, забыли, кто мы такие в этом городе. Никто не подпишет вам эту бумагу. Никто.
Я не стал спорить. Просто подошел к Лазовскому и сказал:
— Пока мы не получим санкцию, вам нельзя покидать милицию.
— Боитесь, что я уничтожу следы? Улики? Ха! Но как вы меня остановите?
— Вы только что оскорбили грубой и, так сказать, нецензурной бранью сотрудника милиции, а это уже, на минуточку, мелкое хулиганство.
— Я?.. Когда, кого? Что вы несете?!
— Суд уже не работает, — я демонстративно посмотрел на наручные часы, будто бы сверял время, — но ничего, завтра свозим вас к судье, а пока придется посидеть в камере. Вот так.
— Что?! Да вы знаете, кто за мной стоит? Да вы…
Я не стал дослушивать, сгреб Лазовского за шкирку и стянул вниз, на первый этаж.
— Этого в камеру, — приказал я дежурному. — За мелкое оформи.
— А… протокол? — растерянно пробормотал дежурный.
— Придумай что-нибудь, — распорядился я. — Не первый год замужем-то.
Лазовский всё ещё шумел, возмущался, топал ногами, выкрикивал что-то на грани истерики, но я уже твёрдо знал — если его сейчас не закрыть в камеру, он успеет подчистить всё, до чего ещё можно дотянуться. Конечно, если ему действительно есть, что скрывать. А вот санкции на обыск всё не было. Местный прокурор почему-то совсем не торопился с её оформлением. О причинах такой медлительности я, в общем-то, догадывался. В этом городе всё шевелится медленно, лениво, как старый сом на дне — только пока его не ткнёшь острым багром. Но пока моя задача — не разгонять местную элиту, а закрепиться по главному делу: собрать улики по исчезнувшим. А с верхушкой, если понадобится, я позже поработаю. Спокойно и по закону.
В коридоре послышались шаги, и вскоре из своего кабинета спустился Бобырев. Похоже, услышал крики Лазовского.
— Витя! — сразу завёлся Лазовский, словно только его и ждал. — Ты посмотри, что творят! В камеру меня хотят, как хулигана. За что? За то, что, мол, матюгнулся. Ты своих-то поумерь, а?
Бобырев нахмурился, расправил плечи, сразу выставил вперёд свои подполковничьи погоны и тяжело спросил:
— В чём дело?
Я повернулся к нему, тут же кивнул Орлову, и тот без слов взял Бобырева под локоть и вежливо, но настойчиво увёл в сторону, подальше… А с Лазовским я церемониться не стал. Запер в камеру. Пусть посидит, остынет. Не люблю, когда на меня голос повышают. К тому же, чуйка не просто подсказывала — она буквально уже орала, что в доме Лазовских не всё чисто. Вот бы поскорее получить санкцию. Руки так и чешутся всё проверить самому.
Утром я пришел на работу пораньше и сразу взял под контроль дежурную часть, КПЗ и Бобырева из виду не упускал. Излишние предосторожности? Да кто знает, на что пойдут местные, чтобы освободить Лазовского.
Санкции так и не было, но у меня имелся козырь в рукаве, и я ждал момента, чтобы его применить. И вот дождался… когда знакомый гул двигателя привлёк внимание. Во двор ГОВД медленно въехала чёрная «Волга». Я поднял голову от бумаг, подошёл к окну и, едва различив фигуры в подъехавшей машине, ощутил, как всё внутри будто натянулось, затрепетало.
Я быстро сбежал вниз. На крыльце первыми показались знакомые, даже родные силуэты. Вперёди шагал Никита Егорович Горохов — широкоплечий, в плаще, с видом человека, который не
в провинцию приехал, а вернулся в собственный штаб. За ним — Федя Погодин, оперативник, мой старый боевой товарищ, с привычной ухмылкой на лице и походкой человека, которому всё давно ясно. Следом пыхтел грузный Алексей Катков, в очках, с чемоданом, набитым аппаратурой. Замыкала процессию Света… Моя Света. Психолог-криминалист, жена, опора. Несмотря на усталость от дороги, в её взгляде я много чего мог уловить: тревогу, решимость, теплую радость от встречи.Я выбежал им навстречу, не дожидаясь, пока они войдут. Подошёл к Свете, обнял крепко, прижал к себе, чувствуя, как всё напряжение последних дней улетучивается, уходит и растворяется. Мы поцеловались, и в этот короткий миг исчезли кабинеты, бумаги, задержанные — осталось только мы.
— Ну ты и устроил тут, — усмехнулся Горохов, хлопнув меня по плечу. — Мы только прилетели, а нам в уши уже нажаловались на тебя — и с горкома, и с прокуратуры. Мол, свои порядки ставишь.
— Ну так, — улыбнулся я. — Работаем.
— Это правильно, красиво работаешь, Андрей, — одобрительно крякнул шеф. — Бей в самое нутро, как и привык.
— Давить будем мы, а ты копай, — добавил Федя. — Нам бы только расчистить тебе путь.
— И чтобы было, что фиксировать, — вставил Катков, уже снимая с плеча чемодан на широкой лямке.
Мы прошли ко мне в кабинет. Быстро, без лишних разговоров, сели за стол. Я задернул шторы и, включив лампу, разложил бумажки: материалы, распечатки, фотографии, всё, что успел нарыть. Света устроилась рядом, внимательно смотрела, приобняв меня за плечо, прижалась. Остальные тоже притихли, слушали, а я начал рассказывать.
— Когда я сюда приехал, задача-то стояла формальная: разобраться с жалобой на исчезновения в районе Чёрного озера. Письмо же было от местной учительницы напрямую в Кремль, не как-нибудь. Ну, это вы помните… Со стороны — почти наивный поступок, а на деле — она первая, кто рискнул поднять эту тему вслух.
Я покачал головой, словно заново вспоминая всё, что увидел здесь и услышал от разных людей. Но время тянуть не стал, продолжил:
— И чем дальше я шёл, тем яснее мне становилось, что тут не какая-нибудь бытовая халатность, здесь гнилое дело, мутное. Начальник милиции, Виктор Бобырёв, отлично изображает уверенность, держится правильно, вроде, по уставу, улыбается, когда нужно. Но стоит хоть чуть копнуть — и видно, как ему не по себе. Боится он чего-то, я это вижу. Не за свою шкуру, нет — боится, что я начну задавать не те вопросы не тем людям. Он пытался меня контролировать, намекал, что, мол, «не раздувай». А я — раздуваю, иначе зачем мы тут?
Федя кивнул, Горохов тоже как-то приосанился, оквадратив плечи. Будто в Грузии, с этими хищениями, в ссылке сидел, а теперь снова был на воле, на свободе.
— Архив милицейский с материалами — после пожара, все сгорело. Ну, или так мне сказали. Я тут начал шерстить, копать — и выяснил, что материалы многие по без вести пропавшим недоукомплектованы, дела обрываются, улик не хватает кое-где. В списке приобщенных-то они числятся, а при деле по факту отсутствуют. В нескольких делах видно, что что-то намеренно подчищено. Показания расходятся, следственные действия проведены зачастую так-сяк, не в полном объеме. Такое ощущение, коллеги, что кто-то прикрывал следы. Годами. Причём не абы как, а грамотно, будто по методичке. А потом появился парень. Григорий Лазовский. По документам — с задержкой развития, местные называют его «дурачком». И уж слишком часто он появлялся на моем пути — я принялся следить за ним. И по факту — он и вывел нас на землянку в лесу, где мы нашли настоящий склад — вещи пропавших. Причём не одну вещь, а десятки. Персональные, узнаваемые, с подтверждённой принадлежностью. Свидетели и родственники некоторые вещи уже опознали. По остальным работа еще ведется, но… фактически, дело ясное. А самое примечательное — у него при себе был японский диктофон — тот самый, с которого звучит голос геохимика Мельникова, пропавшего последним, буквально на днях. Можно сказать, при мне. Случайно? Нет.