Курсант Сенька

— Отвечай, когда с тобой разговаривают! — старшина подошел вплотную.

— Товарищ старшина, стрижка по уставу! — четко отрапортовал Кирилл.

Петренко недовольно хмыкнул и прошел дальше по строю. Курс молодого бойца был обязательным для всех призывников без исключения — он длился месяц, а потом еще и три месяца интенсивной подготовки в период молодого пополнения, который длился три месяца. Нужно это было, чтобы превратить вчерашних школьников без военной подготовки в настоящих солдат.

День начинался в пять утра с подъема. Физическая подготовка, строевая, изучение материальной части автомата, тактическая подготовка — все это шло нескончаемым потоком с раннего утра до позднего вечера.

— Козлов, ко мне! — позвал его после ужина сержант Зуев, один из немногих, кто относился к молодым более-менее по-человечески.

Кирилл подошел, держа руки по швам.

— Слушай, земляк, — тихо сказал сержант, оглядываясь по сторонам. — Видел, как ты сегодня автомат разбирал. Толково работаешь. Может, есть желание после КМБ подать рапорт на сверхсрочную службу?

— Товарищ сержант, так я и так собирался это сделать, — честно ответил Кирилл.

— Это похвально! Кстати, сейчас в Афганистане наши ребята служат и добровольцы тоже не помешают. Правда, сначала курс молодого бойца закончить надо, потом специальную подготовку пройти. Но если характер есть… И если командование затребует еще людей, то…

Зуев многозначительно посмотрел на него, кивнул и ушел не договорив. А Кирилл остался стоять в коридоре казармы. За окном же завывал ветер, где-то вдалеке лаяли собаки. Он достал из кармана смятую пачку — последнюю, которую передал ему вчера Васильев перед увольнением в запас.

«Афганистан…» — подумал он, разглядывая сигарету. Серьезный по натуре, он понимал, что впереди еще долгие месяцы службы, и каждый день будет проверкой на прочность. В этот момент где-то в казарме заиграла губная гармошка — кто-то из ребят наигрывал грустную мелодию. Кирилл спрятал сигарету обратно в карман и пошел готовиться ко сну. Завтра снова подъем в пять, снова строевая, снова автомат, снова бесконечные команды сержантов. Курс молодого бойца продолжался…

Глава 9

Новый день, и снова учёба… Сегодня предстояли занятия по баллистике — почти на весь день. Я уже сидел в аудитории номер двенадцать, собранный и подтянутый, борясь с дремотой. В воздухе висел знакомый запах мела, казённой краски и едва уловимый — пота.

— Встать! Смирно! — рявкнул дежурный по роте, когда в аудиторию вошёл майор Черпаков.

Мы, словно пружины, вскочили с мест, и сапоги дружно стукнули по деревянному полу. Майор Иван Семёнович Черпаков — высокий, жилистый, с орлиным носом и пронзительными серыми глазами, которые, казалось, видели человека насквозь.

— Садитесь! — скомандовал майор, и мы синхронно опустились на места.

Я расположился в третьем ряду среди товарищей. Слева устроился Пашка — у него была дурная привычка щёлкать костяшками пальцев, когда нервничал. Щёлкал и сейчас… Справа сидел Коля с вечно беспечным и добродушным выражением лица, а позади пыхтел Лёха Форсунков — этот умудрялся оставаться голодным даже сразу после обеда в столовой.

— Товарищи курсанты! — начал майор Черпаков, окидывая нас пронзительным взглядом. — Сегодня изучаем расчёт траектории полёта артиллерийского снаряда. Кто скажет, от чего зависит дальность полёта?

Несколько рук взметнулись вверх. Майор кивнул Семёнову из первого ряда — не мне, а другому Семёнову, нас было трое на курсе.

— От угла возвышения ствола, товарищ майор!

— Правильно. Ещё?

— От начальной скорости снаряда!

— Верно. Теперь берите тетради и решайте задачу.

Майор повернулся к доске и принялся писать условие. А я украдкой глянул на Пашку — тот уже склонился над тетрадью и что-то усердно чертил. Пашка был помешан на точности — мог полчаса выводить одну цифру, добиваясь идеальной ровности.

— Дано: начальная скорость снаряда восемьсот метров в секунду, угол возвышения сорок пять градусов, — диктовал майор. — Найти: дальность полёта снаряда, время полёта, максимальную высоту траектории.

Я принялся за расчёты, время от времени поглядывая на Пашкину тетрадь. Но что-то в его вычислениях настораживало. Пашка сосредоточенно водил ручкой по бумаге, щёлкая костяшками свободной руки.

— Пашка, — прошептал я, — ты уверен в формуле?

— Конечно! — прошипел он в ответ. — Дальность равна… Стоп.

Пашка уставился на свои расчёты, и лицо его вытянулось.

— Сенька, у меня снаряд назад полетел, — прошептал он растерянно.

Заглянув в его тетрадь, я едва сдержал усмешку. Рогозин умудрился так перепутать формулы, что вместо дальности полета вычислил нечто совершенно фантастическое.

— Ты синус с косинусом перепутал, — прошептал я, наклонившись к нему. — Смотри, правильная формула вот такая, — показал ему.

Овечкин же, сидевший рядом и уловивший наш шепот, тоже заглянул в Пашкину тетрадь.

— Батюшки, — едва слышно протянул он, — у тебя снаряд в ствол обратно залетает. Это революция в баллистике.

— Отвяжись, — прошипел Рогозин, лихорадочно перечеркивая расчеты. — Сейчас все исправлю.

Тем временем Форсунков за моей спиной и вовсе забросил вычисления. Положив голову на сложенные руки, он мирно дремал, изредка издавая едва различимое сопение. Пришлось толкнуть его локтем.

— Лёха, очнись! Майор засечет!

— А? Что такое? — Алексей поднял затуманенные сном глаза. — Я не сплю — я размышляю.

— Ага, размышляешь. Небось о котлетах в столовой.

— Не о котлетах, а о гуляше, — с полной серьезностью ответил Форсунков. — Сегодня четверг, по расписанию должен быть гуляш.

Майор Черпаков же уже завершил записи на доске и обернулся к аудитории.

— Время истекло. Курсант Рогозин, к доске!

Пашка заметно побледнел, но поднялся и направился к доске. Я видел, как предательски дрожат его руки, когда он берет мел.

— Докладывайте решение, — приказал майор.

Рогозин принялся объяснять, но я замечал, что он по-прежнему путается в формулах. К счастью, в последний момент он спохватился и решил внести поправки… Или не к счастью в его случае…