Курсант Сенька

— Попал! Прямо в яблочко! Глядите, парни!

— Быть такого не может, — покачал головой Паша. — Ты же мазила известный.

— Он прав, — вздохнул Коля. — Это я в его мишень попал.

— Так ты, выходит, тоже мазила? — расхохотался Рогозин.

— Да иди ты, дрищ, — огрызнулся Овечкин. — Я, в отличие от тебя, в центр попал.

— Так мишень-то не твоя!

— А какая разница? — парировал Овечкин. — Все эти мишени — наши враги! Какая разница, кого я из них завалил?

— Сомнительный аргумент, — вмешался я. — А если это был не враг, а мирный житель — заложник возможно?

— Ой, да ну вас! — отмахнулся Коля, и мы продолжили стрельбу.

— Зато теперь мне твой выстрел зачтут, хе-хе, — ухмыльнулся Форсунков.

— Нашёл чему радоваться, — недовольно поморщился Коля.

А после короткого перерыва стрельбы возобновились. Мы уже все прицелились и произвели по выстрелу, а вот у Рогозина ничего не получалось.

— Ребята, у меня что-то не стреляет! Только не говорите, что я что-то сломал, — он побледнел, словно первый снег. — Меня же тогда Кузеванов приклада отведать заставит.

— Паш, — легонько толкнул я его в плечо, — предохранитель-то снять надо.

— А, так я знаю, просто как-то упустил из виду сейчас, — смутился он.

— Ну конечно, — я только глаза закатил, но тут снова окликнул Рогозин.

— Сень, а Сень, всё равно не стреляет!

— Дай-ка взглянуть на рожок, — попросил я.

Оказалось, он вставил вместо боевого учебный магазин, оттого и не стреляло. Что тут скажешь… Хорошо хоть товарищ старший лейтенант этого не заметил. Зато он увидел другое, когда мы начали стрелять из автоматов стоя. Наш Рогозин из-за неправильно прижатого к плечу автомата опрокинулся навзничь от отдачи. И товарищ старший лейтенант Кузеванов с досадой хлопнул себя ладонью по лбу.

— Рогозин, ты не курсант, а ходячее недоразумение! — рявкнул он на Пашку, а Овечкин с Форсунковым давились от смеха. И только я помог бедолаге подняться.

К счастью, со стрельбой вскоре закончили, и нас перевели к окопам с бруствером. Там нас обучали метанию учебных гранат по целям. После тренировки же предстояло сдать зачёт. Оценивалась техника броска, дальность, точность попадания и соблюдение мер безопасности.

Мы все дисциплинированно ждали команды, тренируясь сначала на болванках. Но вдруг к нам подбежал Форсунков с гранатой в руке.

— Ребята, я чеку случайно выдернул. Что делать? — он нервно улыбнулся.

И мы с товарищами мгновенно отступили от него подальше, хоть граната и должна быть учебной, но мало ли что. Да и не факт, что учебная — кто знает откуда этот горе-воин умудрился ее достать. Ведь здесь и боевые есть неподалёку для проверки. Вообще с такими вещами надо быть осторожнее — не зря мы все действуем строго по команде и нам ещё не давали команду брать снаряды.

— Слушай, Лёх, ты к нам лучше не приближайся, — предостерёг его Овечкин.

— Алёша, он и в Африке Алёша, — вздохнул Пашка, прячась за моей спиной.

— По-хорошему, тебе нужно бросить её в мишень, подальше от нас, — начал я, сохраняя хладнокровие. — Но для этого надо дождаться команды, чтобы всех предупредили и на полигоне точно никого не было. Только не дёргайся и главное — не разжимай руку! Дыши ровно! Всё обойдётся!

— Я тогда к товарищу старшему лейтенанту, — с ужасом в глазах он помчался к Кузеванову.

Что ж… Скоро я начну выражаться покрепче, а когда в армию снова попаду, то, наверное, опять перейду полностью на трёхэтажный мат. Ох, и начнётся сейчас…

Вскоре раздалась команда «Граната!», затем прозвучал хлопок — мы все пригнулись. А вслед за хлопком мы оглохли от криков товарища старшего лейтенанта Кузеванова. Такого виртуозного владения русским языком я ещё никогда в жизни не слышал. Форсунков, должно быть, от страха чуть сознание не потерял. И это при том, что судя по звуку — граната и правда была учебная. Но кажется Лёхе всё равно влетит…

А нет — смотрю дальше, Лёха бежит к нам целёхонький, без гранаты, и штаны сухие. Только на глазах уже слёзы наворачиваются. Он вцепился руками мне в плечо и выдохнул.

— Прости, Сенька!

— За что? — недоумевал я.

— Я товарищу старшему лейтенанту сказал от волнения, что… — Форсунков не успел договорить.

И словно материализовавшийся из воздуха, появился сам товарищ старший лейтенант Кузеванов. Выглядел он зловеще — глаза метали молнии, казалось, готовые испепелить меня на месте.

— Курсант Семёнов! — рявкнул он, сверля меня взглядом. — Это ты Форсункову сказал ко мне с гранатой бежать без предохранительной чеки? А если бы она была боевой? Я, между прочим, ядрёна вошь, ещё пожить хочу! Ты об этом не подумал?

— Так точно, товарищ старший лейтенант, не подумал! — отчеканил я, внутренне проклиная Лёху за его длинный язык.

— А ты случайно на парашюте без парашюта не прыгал? А то соображаешь медленнее, чем «тридцатьчетвёрка» задним ходом ползёт! — процедил Кузеванов сквозь зубы.

— Никак нет, товарищ старший лейтенант!

— А что у вас сейчас на башках? — его усы угрожающе шевелились, когда он указал на нас пальцем с обкусанным ногтем.

— Пилотки, товарищ старший лейтенант!

— Пилотки, значит, — оскалился Кузеванов. — Снимите их к чёртовой матери и выбросьте — пусть вам в них галки насрут! Зачем носить головной убор, если мозгов у вас ни у кого нет?!

— Есть снять пилотки! — гаркнули мы в унисон и сдёрнули головные уборы.

— Ядрёный корень! — мотнул головой старший лейтенант. — За какие грехи вы только мне достались! — сплюнул он себе под ноги.

И дальше мы снова продолжили занятия, будто ничего не произошло, только теперь мне уже влепили пять суток наряда вне очереди, а Форсункову — семь суток. Не пронесло, как я ни надеялся…

Глава 7

Я уже свыкся с тем, что иногда у нас всё шло не по плану в учёбе, и что здесь царила железная дисциплина, при которой малейший промах мог лишить тебя законного отдыха. Но мы с товарищами справлялись с этими трудностями, и ритм такой жизни стал для нас обыденностью. Именно так в нас и закалялся характер.

Однако ущемлений от старшекурсников избежать не удалось… Это было ожидаемо, и я всё гадал, когда же настанет этот момент. Случилось это спустя пару месяцев, когда второкурсники решили, что нам слишком вольготно живётся и пора бы нас «приструнить».