La Cumparsita… В ритме танго

Великолепный настрой! Я даже горделиво голову поднял.

— Так и будет, — поддерживаю детское уверенное намерение.

— Да? — демонстрирует определенно вымышленное изумление.

— Еще бы! Ты же мой сын, — взъерошиваю заросшую макушку. — Кирилл?

— Да, пап?

— А как, вообще, дела? — отъезжаю от импровизированной стоянки, провожаю почти сочувствующим взглядом Вику, мельтешащую своей фигурой в боковых зеркалах.

— Отлично, — быстренько выпаливает, считая, видимо, что так он сможет мой интерес приспать.

— Как успехи в школе, м? — уточняю.

— Па-а-а-п…

— Гонки гонками, сын, но школу ведь никто не отменял.

— Я учусь, учусь, учусь. Все успеваю.

— А что Андрей? — пытаюсь осторожно об отчиме скупую информацию узнать.

— Живет, — хмыкает и отворачивается от меня.

— Кирилл? — голосом предупреждаю о том, что желал бы услышать немного больше, чем сухая сводка про стандартный процесс обычной жизнедеятельности второго мужа Вики.

— Он меня не обижает. Мы с ним друзья. Я ему не сын, конечно, у меня есть ты, но у нас, вернее, между нами, все хорошо, проблем нет. Не будем о нем сегодня, ладно? Достаточно того, что я постоянно живу с ним.

Хорошо! Конечно! Как скажешь!

— А друзья? — встраиваюсь в разгоняющий застоявшуюся городскую кровь транспортный поток.

— Естественно! Навалом! Все братья! У нас свои компании и все дела, понимаешь? — ухмыляется и откидывается на подголовник кресла. — У меня все хорошо. Отлично! На «пятерочку», как в той же школе. А теперь еще, — закрывает глаза и мечтательно произносит, — появилась возможность продвинуться в секции. Пап?

— М?

— Ты знаешь, я ведь абсолютно не волнуюсь.

За тебя, Кирилл, сейчас волнуюсь я! Тебе в твоем решении накатывающее волнение стопроцентно ни к чему, ничем — по своему опыту сужу, — толковым не поможет.

— Отлично. Зачем третировать себя раньше времени? Все решится само собой. Как только дашь утопленную педаль газа в пол, сразу же прислушайся к шепчущему от внезапно накатившего испуга сердцу, сосредоточься только на своих инстинктах, не доверяй тому, что не сможешь контролировать, не поддавайся гневу или ярости, моментально сбавь обороты никому ненужной соревновательности. Помни, что гоночный трек — не вся твоя жизнь.

Тем более не вся жизнь четырнадцатилетнего ребенка!

— Пап?

— М?

— Я этим уже живу. У меня все получается на треке и в машине, меня тренер хвалит, на сегодняшний день существует лишь одна проблема.

Очень интересно! Похоже, мама в школу бутерброд не с той начинкой собрала?

— Угу? — правой рукой придерживаю руль, не отвлекаясь от дорожной обстановки, искусственной левой приближаю к своему носу пачку сигарет.

— Машина мне не подходит.

Посмеяться или посочувствовать ребенку? Зубами вытягиваю никотиновый цилиндрический брикет, тут же ухмыляюсь и на одно мимолетное мгновение прикрываю глаза. Транспорт парню, видимо, не по размеру. Уже хочет что-то дорогостоящее, взрослое и современное? Вот же плут!

— Как это? — бросаю быстрый взгляд на сына.

— Я эти карты перерос, понимаешь?

— Ну знаешь ли, — улыбаюсь, — тебе четырнадцать — вот только два дня назад стремительно разменял. Хоть ты и выглядишь на все шестнадцать, юноша, но паспортные данные обмануть нельзя. Есть правила, сын, которым необходимо следовать и подчиняться. Еще два года — пересядешь на нечто ультрасовременное, если в своем запале не перегоришь. Желание огромное?

— Вот такое! — садится ровно в кресле и растягивает по сторонам свои тонкие руки.

— Ну и все. Наберись терпения… — прикуриваю сигарету, откидываю зажигалку и сам с собой смеюсь.

Я бы с удовольствием к высказанному пожеланию добавил «терпение, малыш-мой мальчик, все получится»! Однако, глядя на очень взрослого сынишку, сидящего в соседнем пассажирском кресле, я понимаю, что таким тщедушным, где-то даже жалким, определением для почти мужчины, вероятно, разозлю его.

Да уж, время быстро пролетело, повторять не устаю. Кирилл — мужчина!

— А как у тебя с девочками?

— Не интересуют, — быстро отрезает.

Вот как!

— Совсем? — ухмыляюсь.

— Пап, сменим тему.

— Что я такого спросил? — изумляюсь, выпуская носом дымом.

— Не ин-те-ре-су-ют, — повторяет по слогам то, что раньше произнес. — Еще вопросы?

Надо бы подумать. Пока переварю то, что успел до щекотливого момента вытянуть из сына. Поджимаю губы и про себя, где-то в голове, мычу:

«В школе все хорошо, друзья в наличии, успехи в спорте, финансово успешный отчим, отец выходного дня или под настроение его матери, машина не по размеру и… Видимо, разбитое какой-то стервой сердце?».

— Хм! — стряхиваю пепел. — Предлагай тогда, о чем мы можем безболезненно с тобой поговорить.

— А как у тебя дела?

Какой хитрый мальчик! Стягивает внимание и переводит стрелки на меня.

— Нормально, как всегда.

— Ага, понятно, — ерзает в кресле, дергая свой ремень.

— Это что еще означает? — поглядываю на своего мелкого соседа.

— Не хочешь о себе говорить, зато все выпытываешь о моей жизни.

Еще разок затягиваюсь табачным ядом, прищуриваю глаз и вытаскиваю сигарету изо рта. Видимо, это тот самый нехороший возраст, и я все больше становлюсь похожим на своего отца, который достает вопросами о моей никак не устраивающейся личной и профессиональной жизни. Радует одно, что мать в лобовую с бестактными предложениями не идет. Уверен, что отец ей все докладывает после того, как пыточными мероприятиями с неотъемлемым скандалом разговорит меня.

На этом наш разговор с Кириллом на сейчас окончен?

— Пятнадцать ноль ноль, три дня? Сегодня? — на всякий случай уточняю, отстреливая сигарету за окно.

— Да. Может быть немного позже. Как пойдет, — сын внимательно следит за тем, как я аккуратно подъезжаю к посадочному тротуару, а затем мягко притормаживаю возле высокого гранитного бордюра.

— Сегодня я буду болеть за тебя, — глушу мотор, снимаю искусственную руку с управления, пальцами второй растираю бровь.

— Спасибо, — отстегивает свой ремень и с распахнутыми руками для объятий лезет ко мне на шею. — Я хочу, чтобы ты жил с нами, папа, — внезапно шепчет в ухо. — Ты не мог бы вернуться к маме или забрать меня к себе?

Замираю и не знаю, что мне следует на это все сказать. Так, что ли, плохо? Он от меня скрывает что-то или это и есть тот детский возраст и юношеский напор, который зачастую не знает слова «НЕТ», с которым, если откровенно, не каждый взрослый человек согласие найдет.

— Кирилл, — одной рукой несмело, очень неуверенно, проглаживаю его спину, — сын…

— Мне не плохо, ты не подумай. Но я люблю тебя, пап.

— А как же мама? — шепчу в волосы мальчишке.

— И маму люблю. Почему вы не можете попробовать еще раз? — всхлипывает, потираясь своей макушкой о мою щеку. — Ты ведь любишь маму?