La Cumparsita… В ритме танго

Девственник? Фиктивный брак? Влюблен? Минет? Много предположений, если честно. Но я не девственник, конечно. И, откровенно говоря, уже очень давно! Я мужем и отцом стал в восемнадцать юношеских лет. Не по принуждению, а исключительно по обоюдному желанию и добровольному согласию. Мы с бывшей женой случайно встретились за одной партой в школьном пятом классе — сначала списывали друг у друга задания контрольных работ, а после получали одну «хорошую» оценку на двоих, но нам было нормально и комфортно — без претензий на отличный аттестат учились и не раздражали школьную братву, держались вместе — были провинциальной мелкой парой!

Всю сознательную школьную жизнь я был рядом и исключительно с одной-единственной девчонкой, с красавицей и командиром класса — Викторией Кравцовой. Прошли с ней огромный, несколько тернистый путь от школьного совместного санузла до брачного законного союза — общая светло-коричневая парта, потом неуверенные французские, с глубоким и бесцеремонным языком, поцелуи на темной лавочке в заросшем полынью и чертополохом местном парке, наш выпускной бал и первый секс в гостиничном номере, предусмотрительно забронированном только лишь для одной очень нужной в тот важный вечер цели. Так что, да! Горячее местечко с инфракрасным излучением, в которое мужской член проталкивается лишь по наитию и без помощи дрожащих рук, я с первого раза нашел, там, между разведенных женских ножек, не заблудился. Первый раз с ней, впоследствии с моей женой, был… Чересчур ужасным, просто отвратительным, даже несколько печальным — чего уж вымысел сочинять и рассказывать о том, что мы оба испытали ох.ительный оргазм, а я держался камнем полных два часа и все без передышки!

Вика громко плакала. Да что я вру, в конце концов! Она орала так, что о ее долбанной, но очень долгожданной потере, да о моем мужском приобретении узнали сразу все — немного сонные «жильцы» этого отеля, от с той же целью посетивших общественное заведение и расквартированных в дешевых номерах на первом этаже до голубей, единой стайкой ютящихся под двускатной крышей. Она брыкалась, отталкивала меня, затем сжимала, ну а я… По-моему, сейчас я пошло скалюсь, вспоминая тот навечно въевшийся мне в мозг момент! Ну да, ну да! Естественно, я основательно застрял в зажатой юной киске. Вышептывал на ухо ей жалостливую просьбу о расслаблении, лизал вспотевшую шею, сам корчился от боли, которую она щедро раздавала там внизу, дебильно терся щеками о ее грудь, прикусывал соски, пальцами прощупывал ребра и трогал свои звенящие яйца, скрученные адской судорогой от мышечного спазма ее влагалища. Секс стопроцентно был! Все очень однозначно! Я сделал Вику женщиной, а сам в тот день стал мужчиной. Она потом еще вопила мне в лицо, выплевывая пенящиеся слюни, наперебой рассказывая о жуткой боли, которую я, «мужчина-эгоист проклятый», причинял ей с вполне конкретной целью:

«Девчонки не соврали, было очень больно, Ярослав»;

а в качестве комплимента или утешения все-таки добавила про то, что:

«Ты такой большой, любимый!».

Тогда я кончил быстро и позорно, так и не сделав ни одного поступательного движения. Смешно сказать, но это правда:

«Я вошел и тут же подло наследил!» — я сделал юной женщине ребенка.

Нам с Кравцовой для того, чтобы стать родителями, хватило одного неумелого раза. Ну, а потом мы с Викой поженились!

Трудно было назвать торжественным событием то, на что хватило денег нашим родителям, но:

«Живите дружно и в любви. Финансы, милые, для любви и молодой семьи — не самое главное!».

И это была та самая наглая ложь, на которую впоследствии, как на айсберг, накололся наш наспех склепанный ковчег! Через четыре года мы с ней развелись и стали непримиримыми и кровными врагами. Забыли о любви и в разные стороны растягивали сына. Но Виктория, по неоспоримому праву о том, что она женщина и родная, весьма благополучная мать, получила единоличную опеку над родным ребенком, а я повесил на себя армейское контрактное ярмо, словно бриллиантовое, безумно дорогое, ожерелье. Как мог, крутился и зарабатывал на достойную жизнь своему единственному сыну. А что? Мне нечего скрывать, как и гордиться, впрочем, тоже нечем. Но, как быстро выяснилось, это абсолютно не мое — я не убийца! Слышишь, Даша? Даша? Даша? Я не убийца… Там и тогда я просто защищался и отчаянно старался выжить в многочисленных военных передрягах, вот так хотел еще разок увидеть своего мальчишку…

— Спасибо, Кони. Но… — встаю с кровати и указываю четкое направление на выход.

— Ты ведь даже не раздеваешься, не даешь себя потрогать, Ярослав. Не хочешь ласки? — почти щебечет.

Я же сказал — «нет»! С этой девкой будет исключительно минет и то недолго.

Не хочу ласки? Черт бы ее подрал и ее долбаные предположения. Я инициировал этот разговор — дурак! Подумал, может быть, немного полегчает. Оказалось все совсем наоборот, а она сильно ошибается на мой счет! Как раз таки хочу! И очень! Хочу, хочу, хочу…И довольно сильно! Безумно! Я сплю и вижу, как ласкает меня… Она! Хочу и требую ласку. Все тело жаждет женских прикосновений, но не от шлюхи, только не от нее! Мне очень жаль… Кони? Это ведь Констанция, наверное? Хочу ласку, хочу целоваться, хочу раздеться, хочу быть в женщине, хочу любить, хочу проводить время… Не со шлюхой, не с дешевой блядью, с которой до меня был целый платный выводок упоротых уродов. Я хочу одну женщину, которой, видимо, пока не слишком-то достоин.

— Брезгуешь, Ярослав? — с презрением рассматривает «брезгующего» меня, затем оглядывается в поисках своей женской сумки. — Хочу спросить. Это еще можно?

— Слушаю.

— Возможно, это из разряда «конфиденциально» или «очень личное», поэтому, если я вдруг перегну палку с любопытством, ты уж напомни мне еще разок, что я обыкновенная девка для оральных услуг. Так, как тебе минет, малыш?

Да похрен, если честно! Лишь бы сбросить напряжение, которое я в себе старательно коплю. Противно самому играть с дубинкой, чувствую себя совсем уж доходягой, на которого даже бляди не летят. Нашел, по-видимому, прекрасный способ избежать перед своей самооценкой позора. Дрочить самому себе было модно до выпускного бала с Кравцовой Викой…

— Прошу тебя, — киваю подбородком, почти притопывая ногой. — Некогда, есть еще дела…

Мне нужно к сыну. Хотел его забрать из школы. К тому же, я обещал завести Кирилла к своим родителям, пока Виктория не выступает против. Мать с отцом давно просили о простейшей милости, да и там уже приготовлен небольшой сюрприз-подарок для него. А потом — естественно, моя работа и встреча с той, с которой не получается наладить никакой контакт. Даже откровенные разговоры о себе и ни о чем совсем не помогают. Даша с недоверием и некоторым абсолютно нескрываемым презрением рассматривает меня, а сквозь зубы цедит вежливый «привет-пока». Сейчас отрадно вспоминать, что лишь позавчера три очень близких танца любезно разрешила и то, видимо, потому что неуверенно стояла на ногах, искала трезвой поддержки и чувствовала, что перегнула в абсолютно глупых предположениях о том, кто я вообще такой и как так вышло, что вместо левой у меня великолепный протез за несколько отечественных лямов. И тут ответ простой — это жалкий откуп, Даша! Откуп от гоночной «конюшни» за то, что я теперь такой. Какой «такой»? Списанный и слегка неполноценный…

— Беспокоишься о том, получаю ли я деньги от тебя и тут же прогоняешь. Ты противоречив, Ярик?

— Ярослав! Я Ярослав! — рявкаю, специально делая акцент на том, что не переношу, когда уродуют мое имя.

— Прости меня. Прости, прости, прости, мальчик, — быстро шепчет.

— Заметано! Забыли и проехали! Кони, мне действительно пора. Задушевность, видимо, закончилась. Прошу тебя, — подхожу к креслу, на котором оставил свой пиджак. Перекинув через плечо, забрасываю черную ткань за спину.

— Мне нет дела до твоей руки, Ярослав. Не смущает! Абсолютно! Я этого не замечаю.

Даже так? Удар под дых с определенной целью задеть чуть ниже пояса, зайти коленом прямо в пах?

— Кони… — сиплю сквозь зубы.

— Все равно. Слышишь? Плевать. Это совершенно не главное, ты чересчур хороший человек, я чувствую. Ты волнуешься, проявляешь внимание. Я ведь, кажется, говорила, — усмехается, то и дело оглядываясь на идущего позади нее меня, — что ты очень щепетильный?

— Да, — легко подталкиваю ее к двери, затем немного оттаскиваю женщину назад, чтобы открыть замок, распахиваю полотно и осмотревшись по сторонам, наконец-то выпускаю шлюху в длинный коридор. — Пока. Я позвоню…

— Скажи ей прямо, чего хочешь, Ярослав, — надменным тоном произносит. — А нам больше не перечисляй свои деньги. Я не приеду. Ты меня понял? — гордо вскидывает подбородок.

— Сомневаюсь, — хмыкаю и искривляю губы. — Это твой заработок. Ты же…

— Шлюха?

— … — сейчас молчу, но взглядом самолично ею высказанное предположение подтверждаю.

— Я ведь не была такой, — поднимает сжатые руки в мелкие кулаки и кусает выступившие побелевшие от злости и колоссального напряжения острые костяшки. — Не была, слышишь… Я тебе не нравлюсь?