Ласковый Май

Сияющий взгляд ведуна плавно стекал по обнажённой коже. Чуть цепляясь за грудь, скользил вниз, по поджатому животу. Останавливался на темнеющем треугольнике, тут же вспыхивал яркими сине-зелёными искрами праздничных фейерверков. Гладил косточки бёдер, колени, обхватывал щиколотки, нежно касался стопы и снова кидался к губам, чтобы снова и снова проделать свой путь.

Мей никуда не спешил. Радушный хозяин этого тёплого, светлого дома стоял босиком у ярко горящего камина и легко держал в пальцах хрустальный бокал. Ровно такой же, наполненный доверху красным игристым, я легко трогала горящими губами, не сводя глаз с ведуна.

Он снова одет почти полностью. Чёрные брюки и шелковая рубашка подчёркивают восковую белизну мужской кожи в зияющем остро разрезе рубашки. Он очень похож на “свой” месяц: май, — последнюю страницу календарной весны. Взрослый, зрелый, разумный мужчина, при этом отчаянно, совершенно весенний: любвеобильный, цветочный, хмельной, ароматный и солнечно-тёплый. Могу ли я ждать от него сильных чувств, глубоких и сложных? Даже думать об этом смешно. Всё равно, что страстно мечтать приручить майский дождь или высокое небо и вешние грозы.

Никогда он не станет моим.

Нервно трепещущие ноздри широкого, с лёгкой горбинкой носа, острые скулы, по-девичьи пухлые губы. До тех пор, пока он позволяет мне это, я не устану им любоваться. Хочу сохранить себе каждую чёрточку, каждую клеточку Мея. Украсть его, такого открытого, откровенного, уязвимого. Спрятать в самых потаённых уголках моей памяти и никому, никогда больше не возвращать.

Даже ему самому.

— Ты хотел мне кое-что показать? — снова тронув губами шампанское, я медленно повела плечами, отчего волна тёмных волос снова плавно скользнула на грудь.

Мей дрогнул и медленным, хищным движением потянулся ко мне. Словно коварный змей на мелодию дудочки. Невероятно-опасный и притягательный одновременно. Разноликий, нечаянный, непредвиденный.

— Свой артефакт, — мужской голос звучал восхитительно— низко.

— Неожиданно, — я рвано вздохнула, хлебнув снова шампанское. — А почему же не сразу?

— Я специально готовлю тебя к демонстрации… — Мей ответил мне невозмутимо. — Поверь, эта... преамбула совершенно необходима.

Ему очень нравились мои волосы. Каждый вечер он забирал из моих рук тяжёлую щетинистую щётку и неустанно расчёсывал мою непокорную гриву. По утрам заплетал её в косы. Погружал в неё пальцы, массировал кожу, медленно перебирал тёмные пряди, забавлялся упругими кольцами, словно котёнок.

И теперь он смотрел неотрывно на гладкую тёмную прядь, игривым кольцом охватившую грудь, и пылал, словно ритуальный костёр. Неистовый жар его пламени я ощущала всей кожей.

— И зачем же так... сложно? — улыбнувшись ему самым кончиком губ, я протянула уже опустевший бокал.

— Наоборот, очень просто, — Мей легко подхватил мой бокал вместе с ладонью и вдруг твёрдо встал со мной рядом.

Как будто из воздуха вышел. От полнейшей неожиданности я задохнулась, смотря на него ошарашенно, и губы мои, приоткрылись. Хмельной взгляд ведуна их поймал, зрачки его тут же стремительно разлились, оставляя лишь тонкую серую ниточку радужки.

— Мой артефакт заставляет людей обожать Императора. Боготворить и горячо любить их Величество, — хрипло выдохнул Мей, снова качнувшись ко мне.

— Очень... полезная вещь для короны, — мои дрожащие от нетерпения пальцы коснулись застёжки рубашки и решительно побеждали её.

Он всё ещё колебался. Даже коснувшись ладонями моей кожи, даже лишившись рубашки. Их снова со мной было двое. Мальчишка-ведун рьяно рвался ко мне, я физически чувствовала его страсть, его голод. Осторожный наследник стоял на пороге чего-то немыслимо-важного, трудного. Он решался. Я всей своей женской душой ощущала: с нами сейчас в этой комнате может случиться нечто такое, что изменит всю дальнейшую его жизнь.

Я замерла в его крепких руках, пылающей грудью едва ли касаясь горячего тела, и покорно ждала их обоих. Неожиданно раздался звон разбивающегося стекла. Кажется, Мей просто кинул бокалы за спину. Сухими ладонями он обхватил моё ярко пылающее лицо и прошептал, жадно вглядываясь в него:

— А я хочу, чтобы ты обожала, любила и боготворила меня… — он выдохнул мне это в зовущие губы, буквально касаясь их чувственным ртом. — Понимаешь? Только меня. И никого больше.

Я должна была что-то ответить ему, но не успела. Мей рвано выдохнул, зажмурился, словно шагая в бездонную, непреодолимую пропасть, и легко поймал тёплым ртом мои губы.

Глава 17. Дерево

— Это…? — я беспомощно оглянулась на молча стоящего за спиной ведуна.

Очень близко стоящего. Настолько, что по шелковым складкам мои волосы тихо зашелестели, касаясь его гладкой кожи, а шею согрело мужское дыхание. Нас разделял лишь тонкий слой раскалённого воздуха. И шелковая мужская рубашка.

На мне.

И мягкие мужские брюки, прихваченные шнурком — на наследнике Кимберли.

— Это… — он тихо фыркнул и горько добавил: — Мой полный провал, крах надежд, неудачный итог, гибель тщетных надежд, потеря иллюзий, коллапс ожиданий. На что больше похоже?

— Это очень красиво…

Покачав головой и совершенно искренне восхищаясь увиденным, я ответила.

Кто бы мог только подумать, что у “праздного прожигателя денег семейства Кимберли” обнаружится такая роскошная мастерская!

Просторная, теплая, с огромными стрельчатыми окнами, со стационарным защитным контуром. С ритуальным кругом на мозаичном паркете, исчерченном целой россыпью древних сигилов. Прекрасная справочная библиотека, расположившаяся вдоль стен. Широкий и длинный верстак, широкие и длинные столы, уставленные лабораторными стойками.

И посреди всего этого великолепия, в центре огромной пентаграммы на полу стоял тёмно-зелёный горшок. Пузатый и низкий, он был искусно расписан белыми завитками весьма затейливой вязи магического орнамента. Действительно, очень красивый. Но я говорила сейчас не о нём.

В горшке росло дерево. Оно было ростом чуть выше меня и удивительно, прямо-таки завораживающе красиво.

Его крепкий, чёрный ствол изгибался настолько изящно и плавно, что казалось: это древесная дева раскинула руки ветвей и замерла в сложном па одного ритуального танца.

Его усыпавшие светло-зелёные пятипалые листья словно были вырезаны рукой настоящего мастера. Паутинка тонких чёрных ветвей сплошь усыпана крупными раскрывшимися цветами и комочками бутонов.

Алебастрово-белые лепестки блестели нежностью влажного бархата и были искусно украшены ажурными венчиками золотистых тычинок и пестика. Крупные ягоды с длинными, тёмными, резными бородками пламенели красными бликами на фоне цветов и листвы.

— И бестолково! — Мей громко вздохнул, устраивая горячие ладони на моих голых бёдрах.