Ласковый Май

Глава 23. Темнота

Тишина оглушила. Гудел шквалом весеннего ветра звук мужского дыхания. Пульсация крови в ушах. Шелест плотной ткани одежды, скрип досок старого паркета, грохот тяжёлых шагов.

Темнота стала плотной и вязкой. Я упорно барахталась в ней, испуганно цепляясь за горячую ладонь ведуна, словно бабочка в паутине.

— Ты не боишься меня потерять? — я ведуну прошептала, сделав несколько неуверенных шагов и нащупав босыми ногами пушистый ковёр.

Прозвучало настолько двусмысленно, что я сама невольно фыркнула.

— Не. Я успел отлично изучить этот маршрут…

В темноте мягкий бархатный голос наследника Кимберли звучал так органично, словно она сам и был — темнота. Медленно остановившись и подхватив меня под обнажённый локоть, Мей надавил на плечо, заставляя сделать шаг в сторону. Моё бедро тут же упёрлось в деревянное ребро старой кровати.

— Пришли…

Почувствовав знакомую опору, я почему-то расслабилась. Страхи рассыпались горсткой сухого песка. Чего я боюсь? С самого начала, С первой встречи с мужчиной увидевшим и согревшим мой дождь, я чувствую себя оберегаемой, защищённой. Практически неуязвимой. Как ни с кем раньше. И мне очень страшно самой себе в этом признаться.

Его руки легли мне на плечи, осторожно спуская с них тонкие лямки бюстье. Моё платье героически пало жертвой мужского коварства и осталось лежать кучкой ветоши на кухонном полу. Тёплые ладони скользнули на мою шею. Пытаясь утихомирить трусливо скакавшее сердце, я медленно выдохнула. Ощущение полной беспомощности в темноте обострилось, стало болезненным. И неожиданно-возбуждающим. До дрожи в коленях, до туго поджавшихся ягодиц, до остро втянувшегося живота.

Губы горели, во рту пересохло.

Влажное прикосновение губ к основанию шеи. Я вздрогнула. Ниже. Ещё ниже. Руки Мея на мгновение отпустили, заставив меня ощутить страх и холод бессильного одиночества. Я рвано вздохнула. Мужские ладони вернулись, но уже совершенно иначе.

Кончики пальцев порхали, едва прикасаясь. Дразнили, тревожили, волновали. Я растерянно потянулась за ними. Раздались оглушительные щелчки потаённых крючков на моём белье. Шелест шёлка исподней рубашки. Наступило долгожданное освобождение. Моя кожа вся тут же покрылась испуганными мурашками. Снова его руки, губы, дыхание на спине.

И мне этого мало. Хочу его больше. Всего. На себе, в себе, в каждой клеточке тела, в каждой капельке крови. Хочу сама в нём раствориться, впадая в мужчину, как в море впадает река. Неожиданно для самой себя я захныкала, словно маленький и капризный ребёнок и цепко поймала мужское запястье.

Стремительно развернулась, ловя в темноте его губы.

Он позволил поймать себя. Он тоже скучал и хотел. Я чувствовала всё это, его жадно целуя, плотно к нему прижимаясь. Получая такую же жадность в ответ.

Ведун был ещё одет, и эта вселенская несправедливость меня убивала. Здесь не может быть ничего, самой тоненькой ниточке между нами не место. Я твёрдо намереваюсь сегодня нырнуть в нашу страсть с головой и увлечь его вместе с собой. До самого дна.

В тишине тёмной комнаты нет места стыду и смущению. Здесь позволительно всё.

Можно громко стонать, чувствуя бесстыдный напор сильных пальцев, скользящих глубоко внутрь меня. Влажный рот, накрывающий грудь, скользкой рыбкой меня заставляющий извиваться. И громкие стоны мужчины в ответ на обхват моих тёплых ладоней, вокруг его каменного, яростного возбуждения. Разрешается даже почувствовать власть над мужчиной. Пьянящую, совершенно головокружительную. Когда громко мурлыкая, словно мартовский кот, он ко мне тянется всем своим естеством, от макушки до пят. Когда позволяет седлать себя, дерзко и смело.

Так как, хотелось давно и мечталось. Но только лишь с ним.

Глава 24. Тишина

— Ненавижу металлы! — мужская рука раздражённо ударила камень столешницы. — Холодные, мёртвые, злые. За что только люди их ценят?

Вопрос был риторическим и ответа не требовал. Мей просто злился. Всю эту неделю мы с ним сидели в моей мастерской и страдали, пытаясь смирить его силу с металлами. Выходило примерно никак.

— В том и проблема… я пальцами мягко коснулась его упрямого затылка и легко пробежалась по волосам. — Ты их не любишь, они отвечают взаимностью. Боюсь, всё это было вполне предсказуемо.

— Совершённый тупик… — упёршись бедром в ящик стола, Мей развернулся ко мне, тут же схватившись за переносицу. — Я опять всё испортил.

Справедливо, но лишь отчасти. На пути к общей цели мы с ним действительно не продвинулись ни на шаг. Но проблема не в Мее. Он работал как проклятый. Вставая ещё затемно, он сразу же и с головой нырял в наши занятия земной магией. С упорством и страстью студента-заучки ведун выполнял всё мной заданные упражнения. Сложнейшие теоретические задачи решал неординарно и смело. Наука давалась ему на удивление легко. Но когда дело у нас доходило до практики…

Мы оба застряли на первом же этапе воплощения нашей оригинальной идеи. Я упёрлась в проблему выращивания янтаря. Живой камень стойко противился моей магии. Ведун безуспешно сражался с металлами.

А на бумаге проект Императорского дерева выглядел безупречно. Мы его доработали, тщательно рассчитали погрешности, подобрали оптимальные материалы. Даже вычислили время, наиболее благоприятное для колдовства.

И…

Злобно ощерившийся тонкими иглами самородного серебра на полированном камне столешницы одиноко лежала сухая и чёрная ветка…

Сегодня впервые Мей был близок к тому, чтобы сдаться. Болезнь по-настоящему сильных мужчин: они все не умеют прощать себе слабость.

Я не стала ему возражать. Спорить с такими людьми — бесполезное, глупое дело. Молча отодвинула от себя вглубь стола ящик с осколками крупных кристаллов, отдалённо похожих на янтарь, отряхнула с рабочего фартука крошки обломанных веток и вышла из мастерской.

Мне нужно отвлечься. Переключить мысли на что-нибудь абсолютно не важное. Не имеющее отношения к нашей с Меем совместной работе. Забыть об Имперском клейме и о долге.

Быстро поднявшись на кухню, я тщательно вымыла руки. Задумавшись на минуту, открыла дверь холодильного шкафа (благодаря предусмотрительности Мея заполненного до отказа). Достала свежайшую, потрошёную тушку цыплёнка и круглый горшочек со сливочным маслом. Из соседнего шкафчика для овощей тут же выудила кислое яблоко и баночку крупной, мочёной брусники. За широкими створками старого кухонного стола разыскала пузатый горшок и с толстой крышкой.

Привычные хлопоты, неторопливые, будничные движения успокаивали и настраивали знакомый мне созидательный лад.