Латинская Америка. От конкистадоров до независимости

В Новой Гранаде, где засилье духовенства во всех областях культурной жизни было чрезвычайно сильным, схоластика служила основным теоретическим обоснованием колониального угнетения, для представителей же прогрессивных кругов она олицетворяла испанское владычество. В силу этого борьба против рутинных схоластических воззрений, за материалистическую философию и передовую науку стала важным моментом в идеологической подготовке революционного движения за независимость.

Наиболее ярко это проявилось в системе просвещения Новой Гранады, в становлении и развитии здесь научной мысли. Конкретным поводом для проведения назревших преобразований в системе просвещения Новой Гранады послужило изгнание иезуитов королевским указом 1767 г. Под руководством и контролем этого могущественного ордена находился один из крупнейших учебных центров страны — «старший» колледж св. Бартоломе в столице вице-королевства, а также ряд других учебных заведений («младшие» колледжи, семинарии, монастыри). Франсиско Антонио Морено-и-Эскандон (1736–1792), один из наиболее образованных людей страны того времени, был назначен ответственным за выполнение приказа короля. Когда колледж св. Бартоломе был передан под опеку администрации вице-королевства, Морено составил новую программу обучения, которая, по сути дела, положила начало коренной реформе просвещения. В аудиториях, где иезуиты преподавали схоластическую теологию, воцарились алгебра и другие современные эпохе дисциплины. То было время, когда, по словам колумбийского историка Эрнандеса де Альбы, «так называемая новая философия проникает в обители с закоснелой вековой традицией, чтобы объявить ей борьбу не на жизнь, а на смерть»^{144}. Сфера действия этой «новой философии», т. е. передового мировоззрения эпохи Просвещения, из Санта-Фе-де-Богота медленно, но неуклонно распространяется по другим культурным центрам страны. Выпускник колледжа св. Бартоломе Феликс Рестрепо (1760–1832) становится одним из выдающихся педагогов своего времени, «достойным учителем поколения Независимости». В 1782 г. Феликс Рестрепо основывает в семинарии города Попаян кафедру новой философии, где получили идейную подготовку такие впоследствии блестящие деятели науки, литературы и политики, как братья Камило и Херонимо Торресы, Антонио Ульоа и Франсиско Хосе де Кальдас.

Огромную роль в становлении национальной колумбийской культуры сыграл Хосе Селестино Мутис, который, как уже говорилось, «открыл» для Новой Гранады имя Николая Коперника. Он родился в Кадисе в 1732 г., изучал медицину и другие науки в Мадриде и Севилье. В возрасте 30 лет в расцвете творческих сил Хосе Селестино Мутис приезжает в Новую Гранаду, которая становится его второй родиной. Здесь он с жаром принимается за изучение девственных лесов страны, исследует ее неисчислимые минералы, идет по течению рек, взбирается на горы. Одновременно он ведет большую преподавательскую работу. Смысл этой кипучей деятельности он сам с большим мужеством и не меньшей любовью к своей второй родине выразил с кафедры математики (первой на континенте) в «старшем» колледже св. Росарио: «Не будем оглядываться на нашу отсталую Испанию, взглянем на мудрую Европу»^{145}.

Усилиями Мутиса в Боготе была сооружена первая в Латинской Америке астрономическая обсерватория, он ввел в Новой Гранаде противооспенные прививки. Мутис вел оживленную переписку с таким знаменитым естествоиспытателем эпохи, как Карл Линней; известия об открытиях ученого из Новой Гранады печатались в Швеции, Саксонии, Франции.

Но наиболее ценным вкладом в культурное развитие Колумбии было основание Мутисом так называемой Ботанической экспедиции и его деятельность в качестве руководителя этого научного учреждения. Уже вскоре после приезда в Новую Гранаду Мутис, пораженный открывшимися ему богатствами южноамериканской флоры, задумал организовать группу ученых-ботаников, которые вели бы ее методическое научное изучение. Америка, говорил Мутис, «богата не только золотом, серебром и драгоценными камнями; ее растения дают ценнейшие краски для промышленности; каучук и многие другие материалы найдут применение в искусствах и ремеслах»^{146}.

Программа деятельности Ботанической экспедиции была затем значительно расширена: она должна была проводить также изучение и фауны страны, обычаев ее жителей, коллекционировать минералы, заниматься топографическими съемками местности, исправлением старых и составлением новых географических карт. Научное учреждение такого широкого профиля могло привлечь к работе самых различных исследователей.

За 20 лет, в течение которых составленный Мутисом проект создания Ботанической экспедиции тащился по узким бюрократическим каналам королевской администрации в Мадриде, сам автор проекта вел в колледже св. Росарио бурную просветительную и педагогическую деятельность, воспитав поколение по-новому мыслящих ученых. Так что когда последовало королевское разрешение и в 1782 г. Ботаническая экспедиция была наконец создана, в распоряжении Мутиса было уже достаточно подготовленных к исследовательской работе людей.

Колумбийские историки (Посада Мехиа, Эрнандес де Альба, Риваденейра Варгас и др.) чрезвычайно высоко оценивают значение Ботанической экспедиции для становления и развития колумбийской национальной культуры. «Ботаническая экспедиция, — пишет А. X. Риваденейра Варгас, — как явление культуры, имевшее глубокие социально-политические последствия, представляет собой исключительный случай в мировой истории… Экспедиция пробудила жажду к исследованиям, раскрепостила разум от схоластической косности, придала экономическую ценность труду личности, заставила сердца креолов Новой Гранады ощутить чувство родины, дала возможность проявиться этому чувству»^{147}.

Конечно, нельзя полностью согласиться с утверждением колумбийского историка насчет «исключительного случая в мировой истории», потому что достаточно вспомнить, например, чем была «Энциклопедия» не только для Франции середины XVIII в. и даже не только для Европы, но и для всего мира. Однако Ботаническая экспедиция Мутиса, пожалуй, действительно стала в конкретно-исторической ситуации Новой Гранады второй половины XVIII в. неким колумбийским вариантом «Энциклопедии». Отметим, что эффект ее деятельности был чрезвычайно силен еще и потому, что непосредственно перед основанием Ботанической экспедиции в Новой Гранаде происходило мощное народное движение, известное под названием «восстания комунерос» (1781 г.). Начавшись в городе Сокорро как реакция на обложение дополнительными налогами, восстание вскоре распространилось на другие области вице-королевства, создав серьезную угрозу самому существованию системы колониальной эксплуатации. Армия восставших насчитывала до 20 тыс. человек из 66 городов Новой Гранады^{148}. С огромным трудом испанские власти смогли подавить это стихийное народное движение. Отметим, что в отличие от других крупных народных движений в Колумбии, проходивших на протяжении XVI–XVIII вв., в «восстании комунерос» видную роль сыграло креольское население колонии.

Итак, деятельность Ботанической экспедиции началась в тот момент, когда еще повсюду слышалось эхо грозного народного возмущения. Именно поэтому ученики Мутиса с живейшим интересом приступили ко «второму открытию» своей страны, по-новому, с точки зрения достижении современных им естественных наук, взглянув на неисчерпаемые богатства ее природы. Естественно пробуждение в них, уроженцах этой земли, высокого патриотического чувства, стремления быть хозяевами ее сокровищ, прекратить бесцеремонное хозяйничанье колонизаторов, радикально, по-революционному изменить отношения с метрополией. Не случайно из среды сотрудников Ботанической экспедиции вышли такие выдающиеся деятели колумбийской национальной культуры, как Франсиско Хосе де Кальдас, и такие крупные политические деятели, как Педро Фермин де Варгас, друг и единомышленник знаменитого Франсиско Миранды.

Ботаническая экспедиция, работавшая в 1782–1790 гг. в городке Марикита, а с 1791 по 1812 г. — в столице Новой Гранады, стала подлинным центром национальной культуры, с ней в той или иной степени были связаны все образованные люди страны. До сих пор сохраняет большое научное значение объемистый труд, созданный коллективом ученых экспедиции, под названием «Флора Новой Гранады» (иногда ее называют «Флора Боготы»). Для иллюстрирования этой работы Мутис создал настоящую школу живописи и рисования — художественную мастерскую Ботанической экспедиции, подлинно национальную по своему характеру. Здесь работало 40 художников — уроженцев Кито, Боготы, Картахены, Попаяна и т. д. Только двое прибыли из Мадрида, но один из них работал лишь один день, а другой — год, правда без особого успеха. Александр Гумбольдт, посетивший в 1801 г. Новую Гранаду и высоко оценивший отмеченный им здесь «прогресс науки», с особым уважением отзывался о «знаменитом ботанике Мутисе»^{149}. В одном из писем он сообщал: «Вот уже 15 лет у Мутиса работает 30 художников; его коллекция насчитывает две-три тысячи рисунков infolio, которые кажутся небольшими картинами. За исключением библиотеки Бенкса в Лондоне, мне еще не доводилось встречать подобное собрание ботанических материалов»^{150}.

Работа над «Флорой Новой Гранады» продолжалась до 1812 г. В стенах художественной мастерской, находившейся под непосредственным руководством Сальвадора Рисо и где наиболее значительными мастерами были Фр. X. Матис и Фр. X. Вильяроэль, были сделаны 5433 таблицы с изображением всевозможных видов и родов растений, из которых 2945 — цветных, а 2488 — рисованных пером. Собранный Ботанической экспедицией гербарий насчитывал от 20 тыс. до 24 тыс. экземпляров, представлявших около 5 тыс. различных родов и видов растений Новой Гранады^{151}.

Упомянем о необычайной судьбе коллективного труда «Флора Новой Гранады». Работа над ним, как и само существование Ботанической экспедиции, была прервана в 1812 г. бурными событиями войны за независимость. В 1812 г. по распоряжению испанского вице-короля ботанические коллекции Мутиса и собрание рисунков были отправлены в Мадрид, где они надолго остались в хранилищах Мадридского ботанического сада. Лишь в годы Гражданской войны в Испании их разыскал и спас ученый-республиканец Хосе Куатрокасас, тогда же сумевший опубликовать несколько листов коллекции. Эта публикация, уже на более солидной основе, была продолжена с 1954 г. колумбийскими учеными под руководством ботаника Энрике Переса Арбелаэса^{152}.

Говоря о подъеме научной жизни в Новой Гранаде в конце колониального периода колумбийской истории, нельзя не отметить упомянутого выше ученика и сотрудника Мутиса Франсиско Хосе де Кальдаса (1770–1816). Уроженец Попаяна, с ранних лет проявивший исключительные способности и удивительную настойчивость в овладении различными науками, он упорно доставал и приобретал на свои средства научные книги, телескоп, измерительные инструменты, а если достать их было невозможно, то сам конструировал. В чрезвычайно трудных условиях он в 1802–1805 гг. пересек Новую Гранаду и собрал значительный гербарий, одновременно проводя многочисленные картографические работы, которые помогли исправить старые карты страны и нанести на нее ранее не исследованные районы. Именно Кальдасу принадлежит заслуга обнаружения остатков древней цивилизации в Сан-Агустине.