Лед Апокалипсиса 3

Над ним никто не смеялся. Несмотря на мороз в сорок и свежий боковой ветер, многих присутствующих, в том числе и меня пробивало холодным потом. Мы с Иванычем стояли рядом, он руководил процессом по рации, а я помалкивал.

Танк подтянули к тралу и плавно, насколько это возможно при таких огромных весах, накатом стали закатывать на платформу и гадали, а что будет если он упадёт?

Не знаю как, но сержант изнутри подруливал, подтормаживая левой гусеницей, компенсирую неравномерность работы тракторов.

— Стоять, — рыкнул Иваныч в рацию и всё остановились. И Иваныча большая сила убеждения, если бы сейчас летали птицы, то ближайшие их них зависли бы в полёте.

Сержант высунулся из башни наполовину, критически осмотрел положение танка на трале и кивнул.

Всем было видно, что пока его тянули, трал сел в грунт сантиметров на тридцать. Чтобы проверить насколько танк можно тянуть по льду, тягач завёлся и… не смог тронутся. Тросы переставили, потянули, вытянули на лёд.

После нескольких экспериментов пришли к тому, что танк на трале перевозить можно. Но тягачу не хватает силы, чтобы это делать, поэтому он поедет в сцепке с трактором.

Иваныч переместил по льду автобусы и технику, окружив, вопреки здравому смыслу, танк, прикрыв его со всех сторон.

— Ну всё. На сегодня привал, — констатировал он.

Из танка вышел и вразвалочку направился в нашу сторону танкист. Когда он дошёл до коменданта, то выпрямился и отдал честь. Иваныч просто приобнял его и похлопал по спине.

— Рад приветствовать, сержант.

Глава 25 Черное, белое и соль

Возможно всё.

Всё, что угодно.

Всё только зависит от цены,

которую ты готов за это заплатить.

Но это, как правило, не деньги.

Сергей Бодров

Звук колёс резко изменился. Край мутного льда треснул под весом вездехода, передние, а за ними и задние колёса зашуршали по округлым камушкам, я сбросил скорость, немного довернул вездеход и проехал так ещё полсотни метров прежде, чем остановился.

Я выключил двигатель и на меня навалилась тишина.

По необъяснимой причине всю дорогу, пока я рулил, был пристёгнут ремнём. Сейчас в тишине, которая, казалось, тоже звучала каким-то вакуумным звуком, втягиванием моего мозга через трубочку, я щёлкнул фиксатором ремня безопасности, и он с шуршанием втянулся, убираясь.

Во всё той же тишине я коснулся кнопки открывания двери, она распахнулась, впуская воздух из-за пределов салона вездехода.

И я услышал один из звуков прошлого. Я услышал звуки волн. Волны шуршали, играя с камушками.

Я прыгнул на насыпь, чтобы поскорее оказаться там, внизу, на гальке, чтобы камни отозвались на мои шаги своим шуршанием. И камни меня не подвели.

Пляж был огромен, от горизонта и до горизонта и, в то же время, невероятно странным. Незамерзающая полоса шириной метров пятнадцать заполнена светлыми вперемешку с чёрными камнями, как острыми, битыми, вывороченными из плотной породы как куски тарелок, так и вперемежку с ними обточенными, круглыми, а ближе к воде вообще был рыжий песок.

Временами срывался снег, ветер был порывистым, но слабым, не таким злым, как сотню километров назад.

Я расстегнул комбинезон, освобождаясь от нагрудника. Привычки остались при мне, поэтому даже тут, на пустом пляже, я не забыл перекинуть в карман свой Вальтер. Нагрудник закинул обратно в салон.

Мне хотелось дышать полной грудью. Только сейчас я понял, что нагрудник давит на грудную клетку, вызывая тяжесть и немного боль.

За моей спиной был лёд, а впереди море. Климентий сказал, что это не совсем Азовское, что когда-то в будущем люди назовут его иначе, быть может это мы его переназовём.

Всё дело в том, что с точки зрения карты, старой спутниковой карты, мы были на семьдесят семь километров южнее Бердянска, а это само по себе как середина моря. Произошли какие-то значительные тектонические процессы и часть морского дна поднялась или же замёрзла в толстенный панцирь, а часть, напротив, опустилась так, что не замёрзла, несмотря на морозы. Точные координаты неизвестны, в этом месте Климентий не мог гарантировать точность данных геопозиционирования, но в целом — середина моря, камни, песок и морозы.

Ну, как морозы, тут по ощущениям было довольно тепло. Ощущения, само собой ложные, приборы показывали минус тринадцать, но после минус сорока — настоящие тропики. Каждая клеточка кожи радовалась морскому ветру и даже, кажется, я услышал на пределе звука крик чайки. Хотя… трудно сказать, может быть показалось.

В любом случае мы достигли берега моря и как я предполагаю, многие участники экспедиции решат, что это и есть наша точка назначения.

Впрочем, их ещё предстоит подождать.

Зимник, то есть замёрзшая поверхность реки, оставался таковым почти до самой границы с морем. Полоска гальки, которая не замёрзла и оттого казалось нахально-голой, шириной всего метров пятнадцать-двадцать. Сюда, на эту полоску, один за другим прибыли номера два, три и четыре.

Было забавно наблюдать как один за одним наши полярные водители останавливались и выбирались из кабин. Есть своего рода плюс ехать первым. Юра так расчувствовался, что дошёл до берега и потрогал морские волны, которые не преминули намочить ему руку.

…

— Но нам не сюда? — полуутвердительно сказал Кипп, когда дошёл до меня. Он вообще демонстрировал наименьшую эмоциональности, вроде «ну море и море», что же тут такого?

— Нет, — это слово, вопреки здравому смыслу, означало согласие с его словами. — Мы определённо не будем селиться на краю временного берега. К тому же тут что? Камни, песок, лёд. Порядочному человеку не за что зацепиться.

Наш разговор, а точнее сама эта идея, споры о конце странствия разгорелись не на шутку, когда прибыла основная колонна.

Автобусы остались на зимнике, все попрыгали и пошли на берег. Люди радовались. Ещё бы, мы готовились к этой поездке почти два месяца. Иваныч и все техники колонии готовили машины, грузовики, автобусы, трактора. Мы выгребли кучу топлива, я и Кипп нашли и оборудовали промежуточный лагерь.

А доехали до берега моря за шесть переходов.

Киплинг осветил в своём стихотворении «Мы идём по Африке», послужившим некой основой для песни, такой сюжет — семь, двенадцать, двадцать две, восемнадцать лиг вчера, приводя очень конкретные цифры. В его случае это было сколько миль протопала по Африке охреневшая от марша английская пехота в ходе очередной колониальной войны.