Леди и некромант. Тени прошлого
Шрифт:
Только пыльная.
Ричард обошел тело слева направо, потом справа налево. Присел у ног. Встал. Переместился к голове. Вновь присел. Генрих следил за его маневрами с неослабевающим вниманием, будто надеясь подметить что-то этакое.
– И долго вы танцевать собираетесь?
– ядовито поинтересовался Альер.
– Недоучки... видишь, дорогая, в этом проблема. Низшие существа или слишком самоуверенны, или полны необоснованных сомнений, которые и мешают им реализоваться в полной мере. Тогда как человек правильной крови и воспитания всегда четко представляет себе границы собственных сил и
– А если не представляет?
– поинтересовалась я исключительно ради поддержания беседы, за что и заработала мрачный Ричардов взгляд.
– В таком случае он редко доживает до полных лет...
– Прям как ты, - не удержался Ричард, отряхивая с рук невидимую пыль.
– Я пал жертвой родственного коварства!
– вполне натурально возмутился Альер.
– А ты теряешь наше время... давай, прекращай танцевать и займись делом.
Ричард вдохнул.
И выдохнул.
Повернулся к нам спиной, которая четко обрисовалась под холщевой рубахой. И как-то эта рубаха, серая и с парой свежих латок, составила разительный контраст с белоснежным одеянием Генриха.
Ричард пошевелил пальцами.
Вытянул сцепленные замком руки так, что кости захрустели и, решившись, положил их на грудь мертвеца. Зажмурился... почему-то я, не видя его лица, точно знала - жмурится.
И боится, что ничего-то не выйдет.
Нет, не самой неудачи, к неудачам он привык, но слишком много посторонних взглядов... я вот смотрю.
И Генрих.
У Генриха за спиной вереница предков разной степени благородности, все же не все, надо полагать, были такими вот редкостными ублюдками, как Харвар, а главное, у Генриха урожденный дар.
Воспитание.
Вера в собственную непогрешимость. И соверши Ричард ошибку, лойр не посмеется... вслух. Лишь бровку приподнимет, выражая удивление, а в глубине души преисполнится уверенности, что высокое искусство некромантии доступно лишь тем, у кого кровь правильная.
Я моргнула, отрешаясь от... что это вообще было?
...эмпатия, - прошелестел шепот Альера.
– Свойство нашей крови... наши с тобой предки, милая моя прапраправнучатая племянница, слыли в народе людьми в высшей степени проницательными. Во многом благодаря этому вот качеству. И наперед, не стоит о нем распространяться.
Согласна.
Ричард не простит, если догадается, что я подсмотрела его сомнения.
– Ты взывать будешь или так, дальше станешь изображать статую некроманта при работе?
– поинтересовался Альер, перемещаясь к телу.
– Сосредоточься... принцип тот же, что и на дороге...
– Прощу прощения, милая Оливия...
– Генрих счел возможным сменить диспозицию, оказавшись рядом со мной.
– Но вы не могли бы пояснить мне, что именно они делают?
– Увы, - вынуждена была признать я.
– Сама не имею ни малейшего представления...
Призрак вдруг задрожал, чтобы в следующее мгновенье обрести плоть. Это выглядело странно, неприятно даже, как если бы полупрозрачную стеклянную фигуру человека наполнили чем-то вроде темной воды.
– Йа...
– Ты, - сказал Альер, - Хиргрид Печальная, последняя из тех, кто посвящен был Вдове-Утешительнице...
...она склонила голову.
– Твою ж мать...
– восхищенно
– Он и вправду это сделал!
Я так и не поняла, кто и что сделал.
– Ты знаешь, кто я?
– спросил Альер.
– Да, Ваше Величество, - Хиргрид опустилась на колени и склонила голову, обнажив белую полоску шеи.
– Вы тот, чьей волей я могу получить покой и прощение.
– За что тебя прощать, дитя?
– За страх... я... виновата... я испугалась смерти, хотя должна была принять ее со смирением, - ее голос наполнял камеру, порождая тягучее эхо.
– Я... хотела жить... так хотела жить... и не нашла своего пути, за то и наказана.
– Боги милосердны. Встань.
Призрак поднялся.
Ее движения были медленными, будто приходилось ей преодолевать немалое сопротивление.
– А теперь, будь добра, расскажи мне... о последних месяцах. О мятеже.
– Я мало знаю.
– Мало - это немного больше, чем ничего. Когда ты вернулась домой?
***
...в месяце наккай, прозванном в народе Большою Жатвой.
Жара.
И экипаж летит по дороге. Лошади идут ровно. В окна видны поля и вереницы рабов, снимающих первое золото пшеницы. Песня их тягучая мешает думать.
...она почти счастлива.
Нет, в храме хорошо, Хиргрид нравится величественная тишина собора, его мрачноватое великолепие. Сложенный из человеческих костей, он больше не пугает, скорее внушает трепет и мысли направляет на верный лад...
Она отодвинула шторку и зажмурилась, подставляя бледное свое лицо лучам. Ах, и матушка... у нее наверняка есть кто-то подходящий, она намекала в письме, осознавая, впрочем, что не в праве принудить жрицу...
...город томился на жаре, и над мраморными дворцами его дрожала марево, в какой-то момент даже показалось, будто дворцы эти объяты невидимым пламенем, но Хиргрид моргнула и иллюзия исчезла.
– Ах, дорогая, - матушка всегда была нетерпелива.
– Я уже начала волноваться.
Она сама подала Хиргрид руки, помогая выбраться из экипажа.
– Я же сказала, что приеду...
Матушка лишь взмахнула рукой, и Хиргрид подали воды с душистыми травами и колотым льдом.
– Конечно, я не сомневалась, что ты приедешь, но когда... вдруг бы ты опоздала?
– К чему?
Матушка взялась за подбородок.
Нахмурилась.
– Ты совсем перестала за собой следить. Чему вас там учат в подвалах... с другой стороны твоя кожа обрела великолепную белизну, ее надо будет подчеркнуть... и неужели ты не слышала, дорогая? К нам едет Император.
– К нам?
– Ах, не цепляйся к словам... он посетит город...
– матушка щелкнула пальцами, и Хиргрид окружила стайка щебечущих рабынь.
Надо же, все новенькие... а куда прежние подевались? Впрочем, надо полагать, брат свои шуточки не бросил, вот маме и приходится тратиться.
Хиргрид провели в купальни.
Раздели.
– Ты же понимаешь, какой это шанс...
– матушка скользнула в чашу с горячей водой, куда добавили несколько капель ароматной смолы.
– Ты меня в невесты Императору прочишь?
– хмыкнула Хиргрид, закрывая глаза.