Леди полночь
Шрифт:
– Но ты сказал...
– Я знаю, что я сказал.
– Он повернулся к ней.
– В то время как я отсутствовал, я понял некоторые вещи. Непростые вещи. Возможно, я даже понял это, прежде чем уехал.
– Ты можешь сказать мне, что это за вещи.
– Она слегка коснулась его щеки. Он чувствовал напряжение во всем теле.
– Я помню то, что ты сказал о Марке вчера вечером, - она продолжала.
– Ты никогда не был старшим братом. Он был им. И если бы его не забрали, если бы Хелен осталась с нами, то ты бы сделал другой выбор, зная, что о тебе кто-то заботится.
Он выдохнул.
– Эмма.
– Острая боль.
–
Она была так близко к нему, что он мог чувствовать высокую температуру ее нагретой солнцем кожи. На мгновение она замолчала, он чувствовал себя приговоренным в ожидании казни, палач завязывал петлю вокруг его горла. Ожидание падения.
Эмма положила руку на рычаг между ними.
Можно было заметить контраст их рук. Ее выглядели тонко, но более травмировано, с шероховатостью и большим количеством мозолей, чем у него. Его стеклянный браслет пылал как драгоценные камни в солнечном свете.
– Люди делают сложные вещи, потому что сами люди сложные, - сказала она.
– Вся эта информация о том, что ты предложил мне стать парабатаем только из-за твоих благих намерений, ерунда.
– Я хотел связать тебя со мной, - повторил он.
– Я обязан был остаться здесь. Возможно, ты должна была пойти в Академию. Возможно, это было бы лучшим местом для тебя. Возможно, я оградил бы тебя от чего-то...
Эмма посмотрела на него. Ее лицо было открыто и абсолютно доверчиво. Он чувствовал, как его убеждения разрушались, убеждения, которые он создал, перед тем, как уехать в начале лета, убеждения, которые он носил в себе до момента, когда снова увидит ее. Он чувствовал, что они рушились внутри него, словно волны, разбивавшиеся о скалы.
– Джулс, - сказала она.
– Ты дал мне семью. Ты дал мне все.
Телефон Эммы зазвонил снова. Джулиан расслабился, его сердце бешено колотилось, когда она доставала мобильник. Он смотрел, как ее лицо изменило выражение.
– Ливви прислала СМС. Она говорит, что Марк проснулся. И он кричит.
Джулиан нажал на газ, и они поехали домой, Эмма крепко сжала колени руками, когда стрелка спидометра подскочила выше восьмидесяти. Они буквально влетели на парковку позади Института и резко нажали на тормоза. Джулиан бросился из автомобиля, Эмма выбежала следом за ним.
Они поднялись на второй этаж к младшим Блэкторнам, усаженным на полу около двери Марка. Дрю свернулась калачиком рядом с Тавви, напротив располагалась Ливви; Тай сидел один, его длинные руки свисали между колен. Все они уперли свой взгляд в дверь: часть её была сломана, через это отверстие Эмма могла слышать голос Марка, громкий и сердитый, и затем другой, тихий и более спокойный - Кристина.
– Извини за сообщение, - пропищала Ливви тоненьким голосом.
– Просто, он кричал и кричал. Когда зашла Кристина, он остановился. Но если кто-нибудь из нас входит, он опять начинает завывать и кричать.
– О, мой Бог, - Эмма двинулась к двери, но Джулиан поймал ее за руку, развернув к себе. Она посмотрела и увидела, что Тай начал покачиваться вперед-назад с закрытыми глазами. Она просмотрела и увидела, что Тай начал покачиваться вперед-назад
с закрытыми глазами. Это было гораздо хуже, чем если бы он шумел или кричалТай всегда воспринимал мир иным образом, Джулиан часто говорил об этом. Словно его уши могли слышать более ясно, а глаза видеть намного больше. Это не всегда было хорошо для него. Он должен был абстрагироваться от шума, взять себя в руки, а для этого нужно было отвлечься, поэтому он качался вперед-назад. Таким образом Тай успокаивался. Каждый справляется с напряжением по-своему, объяснял Джулиан. То, как это делал Тай, никому не причиняло боль.
– Эмма, - позвал Джулиан. Его лицо было строгим.
– Я должен войти один.
Она кивнула. Он неохотно отпустил её.
– Ребята, - сказал он, посмотрев на лица детей: Дрю была взволнованна, Тавви вообще не понимал, что происходит, глаза Ливви были несчастны, а Тай расправил плечи.
– Это будет тяжело для Марка. Не ожидайте, что он сразу придет в норму. Он отсутствовал долгое время и должен сначала привыкнуть к Институту.
– Но мы - его семья, - заявила Ливви.
– Почему он должен привыкать к своей собственной семье?
– А ты подумай, - Джулиан проговорил фразу тем терпеливым мягким голосом, который периодически поражал Эмму, - если бы ты была вдали от своей семьи долгое время, где-нибудь, где твой разум подшучивает над тобой.
– В Дикой Охоте, - отметил Тай. Он прекратил качаться и прислонился к стене, его волосы и лицо были влажными.
– Верно, - Джулиан покачал головой.
– Нам нужно дать ему время. Возможно, оставить его одного.
– Он посмотрел на Эмму.
Она изобразила улыбку - Боже, она была не столь многословна, как Джулс - и сказала:
– Малкольм работает над расследованием убийства. Я думаю, что мы могли бы отправиться в библиотеку и изучить материалы по лей-линиям.
– Даже я?
– Друзилла впервые заговорила.
– Ты можешь помочь нам найти карту. Хорошо?
– Дрю кивнула.
– Хорошо.
– Она встала, остальные последовали за ней. Когда Эмма вела их в нижний зал, она оглянулась только однажды. Джулиан придерживал дверь в комнату Марка, ожидая, когда они уйдут. Их глаза встретились на доли секунды, прежде чем он отвел взгляд, как будто ничего и не было.
Если бы Эмма была с ним, открыть дверь было бы легче, думал Джулиан. Это должно было быть легче. Когда Эмма находилась рядом, он мог ощутить будто вдыхает вдвое больше кислорода, будто у него вдвое больше крови, два сердца, а движения тела становятся более активными. Он назвал это удваивающимся волшебством парабатаев: она удваивала все вокруг.
Но он должен был отправить ее с детьми: он не доверял их никому, кроме нее, а особенно Артуру. Артур, думал он горько, скрывался на чердаке, в то время как один из его племянников отчаянно пытался скрепить его семью, другой...
– Марк?
– позвал Джулиан.
В спальне было темно, занавески закрыты. Он мог видеть только Кристину, сидящую на полу возле стены. Одна рука девушки была прижата к кулону на шее, другая, в которой что-то сверкало, лежала на бедре.
Марк шагал из одного конца комнаты в другой и обратно, его волосы почти полностью скрывали его лицо. Вы бы видели, насколько худым он был; его мышцы были едва ли больше, чем у изголодавшегося человека. Его голова вздернулась, когда Джулиан произнес его имя.