Легенда о двойниках
Шрифт:
– Да что ты? – удивился человек и резко за волосы поднял Кристину из гроба.
Та застонала хором тысячи страдающих голосов.
– Смотри, – прошептал человек… – И помни это вечность…
Широко распахнутые от ужаса глаза Кристины видели как человек в безумном приступе ярости отсек Адриану голову деревянным кинжалом, и та полетела, разбрызгивая кровь. Открытые от изумления глаза Адриана застыли такими навеки.
Кровь лилась рекой, склеп вновь превратился в заброшенный, чары спали со смертью Адриана.
– Тебе повезло, что ты слабая… – с презрением сказал
И они ушли, оставив потрясенную, онемевшую и ослепшую от горя и боли Кристину распластанной на холодном полу склепа в объятиях мертвого тела Адриана…
Он не успел ей сказать ни слова…
Он не успел сказать ей «люблю»…
Его глаза больше не излучали теплый фиалковый свет…
Его губы больше никогда не прижмутся к ее…
Катрина закрыла дрожащей рукой измученные фиалковые глаза Адриана, из которых жизнь ушла навсегда…
Все вокруг вдруг стало пустым, глухим и нереальным.
Она крепче прижала к груди тело Адриана.
Изнутри ее разрывала боль, ненависть и ярость. Она хотела убить себя смертью в тысячу раз более мучительной, чем умер Адриан… она хотела к нему, туда, куда ушел он, быть вместе с ним, всегда, навсегда…
Боль от потери Адриана была невыносимой. Катрина задыхалась от слез, боль становилась все сильнее, заполоняя все сознание, становилась ощутимой физически. Ей хотелось кричать и извиваться, корчась на холодном полу склепа. Грызть его зубами, разбивать руки в кровь, царапать себя, разрывать на части собственное тело.
Она задохнулась и упала на землю, скорчившись и обняв руками колени. Она ослепла от боли, не чувствовала ничего, даже своего тела. Пропало ощущение всего, весь мир сосредоточился в одной-единственной пульсирующей болью точке.
Кровь заливала ее руки и платье, она думала, что так ненавидеть невозможно, но она ошибалась.
Их она ненавидела. Так сильно, что кровь миллиона человек не могла усмирить ее ненависть.
Ее ярость.
И боль.
Кристэль потрясла головой.
Еще один кошмар. Вся ее жизнь вереница мучительных кошмаров, вьющихся нескончаемой чередой.
Они окружают ее, будто бесплотные призраки, и каждый напоминает о себе, касаясь ее холодными пальцами в ночное время суток, когда она не властна над своим разумом.
Кристэль поежилась и встала с кровати, чтобы налить себе стакан воды и промочить пересохшее горло.
Она коснулась рукой щеки. Мокрая. Во сне по ее щекам катились слезы.
Девушка залпом осушила стакан и налила себе еще. Присела за столик, вгляделась в измученное бледное отражение.
Лунный свет просачивался сквозь неплотно задернутые шторы, пронизывая воздух призрачным светом. В этом свете кружились невесомые пылинки, поднятые ею, когда она спрыгнула с кровати.
Кристэль положила подбородок на руки.
Нет смысла мучить себя болезненными воспоминаниями об Адриане. Лучше она сделает вид, что ей ничего не снилось, тем более, что Адриан умер совсем не так. А завтра,
так уж и быть, она навестит этих Альварадо.Неожиданный резкий короткий звон заставил ее обернуться. В оконное стекло прилетел мелкий камешек, ударился об него с тихим «дзынь» и улетел вниз.
Кристэль прислушалась.
Внизу стоял человек. Она слышала его ритмичное дыхание и короткие, с места на место, шаги.
Медленно встав, Кристэль чуть-чуть отодвинула штору, чтобы одним глазком выглянуть наружу.
Внизу стоял Аарон. При виде его у Кристэль сразу же забилось сильнее сердце и участилось дыхание.
Как он великолепен!
Вихрем заметавшись по комнате, Кристэль красиво сколола волосы заколкой, накинула на ночную рубашку длинный кружевной халат, грациозно раздвинула шторы и открыла окно.
Несколько секунд они молчали. Они бы молчали и дольше, так как Аарон явно не мог найти слов, и вообще, вряд ли отдавал себе отчет в происходящем.
Первой молчать надоело Кристэль.
– Привет, – сказала она и чуть наклонилась над окном, заставляя волосы рассыпаться, а кулон, висящий на шее на цепочке, выскочить из-под ночной сорочки. – Аарон? Я не ошиблась?
Парень молчал.
Кристэль кокетливо вздернула носик.
– Что может хотеть джентльмен от леди в столь поздний час, самым непристойным образом разбудивший ее посреди ночи, пришедший без приглашения, и явно с не очень благородными намерениями, еще и забросавший ее окна камнями?
– Я всего лишь хотел увидеть вас… – тихо вымолвил Аарон. – Мне уже начало казаться, что у лавки меня просто посетило видение, греза, мечта, мираж…
– Я здесь. Я настоящая, – Кристэль весьма польстил этот комплимент. – И я придерживаюсь довольно свободных взглядов, поэтому могу спуститься к тебе.
Парень не успел ничего ей ответить, Кристэль набросила на плечи шаль, сбежала вниз по лестнице и вышла из дома на парадное крыльцо.
– И вот я рядом.
Аарон сделал шаг вперед, разглядывая ее лицо.
– Пройдемся? – Кристэль ухватилась под руку юноши и увлекла его за собой, приглашая прогуляться вдоль улицы.
Они говорили обо всем на свете. Все, что только угодно, лишь бы не касаться их самих. Кристэль было неинтересно, что представляла собой жизнь этого парня. Она уже окончательно решила его обратить. А если у тебя впереди вечность – прошлое не имеет значения. Почти.
Они говорили о лесах, окружающих Каррен-Хилз, о его жителях, о музыке, театре, балете, истории, искусстве в целом. Они говорили о политике, деньгах, королях, войнах и перемириях.
И чем больше Кристэль узнавала Аарона, тем больше ей открывалась истина: он не был Адрианом. Сходство ограничивалось только абсолютно одинаковой внешностью, внутренние же миры Аарона и Адриана…
Между ними была пропасть, на одной стороне которой царствовал лед, а на другой полыхало пламя.
Аарон не мог заменить ей его. Он был лишь картинкой, искусно сделанной декорацией, и от этого ей становилось горько. Очень горько. Разные жесты, мимика, походка, тембр голоса, плавность речи, ее обороты…