Легенда о проклятом воине

Замерла, вскрикнула «Нет!..», распахнула глаза, панически переводя взгляд с его потемневших глаз на замершую на ремне руку. Такого предательства я пережить не могла! Жан переложил руку с ремня на мой затылок и притянул к своим губам, жарко целуя, и усилил напор внизу…

Успокоившись, уже через несколько я секунд не смогла связно соображать. Всё моё внимание, ощущение, мысли занимали только его умелые ласки. Мурашки стали острым покрывалом подниматься откуда–то снизу, обнимая поясницу и спину. Моё дыхание становилось всё реже, но я старалась не обращать на это внимания — мне безумно нравилось то, что делает со мной мой ласковый мужчина!

В дверь стучали. И судя по всему, уже не первый раз…

— Жаан… — выдохнула с хрипом его имя, всё ещё плывя где–то во власти ощущений.

— Никого нет дома, — он продолжает ласкать шею, грудь, и…

Я прикрыла глаза, слушая себя и волшебные ощущения. Танец пальцев внизу всё ещё заставляет гореть и судорожно напрягать мышцы бёдер, но снова стук. Отвлеклась, рефлекторно оглянулась на дверь. И жар пошёл на убыль — здравствуй разум! Который мгновенно выдал мне паническую капитуляцию от осознания того, что вообще происходит!

Поймала его руку, отводя, и быстро ретировалась с колен в ванную, вывернувшись из руки, перехватившей напоследок талию. Я включила воду, заглушая тишину шумом воды, и прислонилась к стене. Всё тело ныло, а внизу живота требовали продолжения банкета ощущений! Пытаюсь отдышаться, прийти в себя. Но, как в тумане, — оглушена и поглощена последними переживаниями. А если подумать хорошенько — то такие ощущения были впервые. Закусила припухшую губу, вспоминая шокирующе ласковые руки… Внизу живота всё резко напряглось, возвращая волну жара, — но не постепенно, а сразу! Я глухо вскрикнула от скручивающей боли, не понимая, что происходит, и заскулила, сползая по стеночке…

Мне стало страшно. Что делать в этой ситуации? Позвать Жана я побоялась. И постаралась справиться сама. Подставила под холодную воду руки, умылась, ощущая контраст с горячей кожей на щеках. Узор на раковине отвлекал мыслей, приносящих боль. И я постаралась сосредоточиться на нём. Кажется, помогало. Для верности залезла целиком в ванну, под прохладную воду.

Через какое–то время я уже не знала, как мне поступить. В ванной я сидеть уже устала, успев принять душ, вытереться насухо и прийти в себя. Но и выходить из неё было стыдно — мало того, что мой сероглазый мужчина ждал меня за дверью, так ведь мог ждать ещё и не один — кто–то же ведь пришёл?! А я в одной его рубашке, и так не пригодной для встречи гостей, да ещё и порванной местами. Приложилась ухом к двери, чтобы понять, что за ней происходит. И услышала голоса, — мужские, женские, и отпрянула от неожиданности от двери, — в неё постучали!

— Дракки, ты нас пустишь? Я тебе кое–что принесла, и что–то мне подсказывает, что тебя это обрадует!

— А мы — это кто?!

— Если ты не против, я тоже зайду, Драккати! Это Ранитиэль.

Я помедлила, запахивая рубашку. И открыла дверь, впуская девушек. Они вошли, тут же закрыв за собой дверь. Обе окинули меня оценивающим взглядом, и Ринка протянула мне большой свёрток. В нем оказались два платья — белое и зелёное.

— Спасибо, девочки! — я благодарно им улыбнулась.

— Там ещё твоя шубка тебя ждёт, и корзина с цветами. Землянику, извини, не довезли… — покаянно созналась Ринка.

Ранитиэль задумчиво смотрела на меня. Выглядела она вполне нормально после вчерашней переделки, Леонелль всё–таки отлично лечит. А затем она обратилась к подруге:

— Ринкания, выйди, пожалуйста. Нам нужно поговорить с Кати.

Мы обе удивлённо уставились на неё. Ринка перевела вопросительный взгляд на меня, я в ответ пожала плечами. Она вышла.

Когда мы остались вдвоём, Рани прислонилась спиной к двери, о чём–то задумавшись и обняв себя за плечи. Я ждала.

— Ты не против, если я пока начну одеваться?

— А?.. Нет, конечно, переодевайся.

Я зашла за ширму и стянула рубашку. Платье я выбрала белое. Почему–то хотелось именно этого цвета, и он как нельзя лучше подчёркивал моё настроение. К тому же, оно было строгого кроя, с длинными рукавами и воротником под горло. Тесно обнимающее, украшенное белоснежно–серебристым кружевом, идущим широкой лентой вокруг плеч и груди. А Рани всё молчала. И только когда я вышла уже одетая, она сфокусировала на мне свой взгляд и восхищенно ахнула.

— Ты такая красивая, малышка! Надо только волосы уложить… Хочешь, помогу?

— Ну, если эльфийской принцессе угодно так поступить, то кто я такая, чтобы мешать?..

— И это правильно, — польщённо улыбнулась она.

Пока Ранитиэль расчёсывала мои волосы и заплетала их в косички, я решилась спросить:

— О чём ты хотела со мной поговорить?

Молчание.

— Я задам один вопрос. И хочу услышать на него честный ответ. И никаких «не знаю». Договорились?

— Не знаю, — честно ответила я.

— Кати, я серьёзно.

— Так и я серьёзно! А что за вопрос?

— Ты любишь Жана?

Я запнулась. Память услужливо прорисовала образ сероглазого воина. Принцем я его так и не смогла представить — просто привыкла, что он воин, воевода. Вот он уступчиво и нехотя играет со мной на Николь–Холмах, и потом мы едем на вороном жеребце в Общину. А вот проказливо утягивает выпечку — то ли от любопытства, то ли от голода. Сладкая, не любит ведь, — я же не знала!.. А вот он мне снится каждую ночь, сероглазой тенью приходя во сне, и шепчет самые тёплые, самые нужные слова.

— Ты так улыбаешься… Совсем не та Кати, что собиралась на помолвку с владыкой.

— Рани, почему ты спрашиваешь? — я и правда улыбалась. Мне было тепло от воспоминаний о нём, и ещё теплее знать, что он рядом — за этой дверью.

— Просто хочу знать правду. Для меня это важно.

Я набралась то ли наглости, то ли смелости и спросила в ответ:

— А ты его ещё любишь?

Она вздохнула и, помолчав, ответила, доплетая одну из тонких косичек:

— Это уже не важно. Я помогла ему с порталами, когда он попросил. Видела, как он страдает и насколько тяжело ему просить о помощи у меня. Он вообще редко что у кого просит. Упрямый слишком. Жан любит тебя, и глубоко в душе мне больно это осознавать. Но ты удивила меня. Когда спасла жизнь дракона и ловца — обоих! И когда сумела защитить меня и себя от этого жирного борова… Я ведь видела, как ты гоняешь его по комнате. Вся в огне, с вертикальными зрачками, что–то шипя и рыча на своём языке, — истинная дочь драконов! Только не думай, что Кирмегетт понял хоть слово… Пришла в сознание, но пошевелиться не могла — голова раскалывалась от боли.

— Значит, видела и то, что я не смогла обжечь Жана…

— И это тоже. Я хочу, чтобы ты понимала ценность этого выбора. И признала его, хотя, как я поняла, ты мало что выбирала реально. Я видела, какими глазами он на тебя смотрел тогда… И если у меня ещё была надежда побороться за него с тобой, не скрою, то теперь… Мне сложно сказать это, но я должна. Спасибо, что защитила меня тогда. Я этого не забуду.

Я развернулась к ней, вставая.

Как же больно было осознавать, что стала помехой на пути чьего–то счастья. Я представила себе, что бы я почувствовала, если бы смогла уйти, уступить ей… И поняла, что не смогу. Я ведь тоже долго ждала. Мучительно долго. И расстаться со своим счастьем теперь было бы безумием!