Легенды авиаторов. Игровые сказки.

— Ты же сам говорил, что история не знает сослагательного наклонения, — напомнил Вольф. — Как было, так и было.

— Говорил, говорил... — согласился Горыныч. — Было, было... В Советском Союзе страшно торопились создать свой бомбардировщик. Арестованным конструкторам было прямо сказано: «Самолет в воздух, вы — на свободу». Петлякова освободили в сороковом, когда новый нарком НКВД Лаврентий Берия начал амнистии и реабилитацию пострадавших при Ежове. Он продолжал работать там же и над тем же...

Вольф кивнул:

— А на испытаниях машина-дублер показала «класс»: из-за негерметичности бензосистемы в кабине пилота возник пожар. Пилот практически ослеп, сажал самолет, как получилось. В результате машина разрушена, экипаж получил травмы, но хуже всего — погибли дети из местного садика, случайно оказались рядом... Как не расстреляли всех — загадка, Петлякову пришлось просить за экипаж. Жуть вообще-то. А 16 января 1941 года военная комиссия все-таки приняла первый Пе-2.

— М-да, интересный самолетик, интересный, — протянул дракон задумчиво. — Он как-то все время всех не удовлетворял — и все-таки пошел в серию. И постоянно его дорабатывали. Находили ошибку — поправляли. Находили недочет — доделывали. И так, в процессе, довели до ума.

— Долго и с потерями, — напомнил Вольф.

— Так время-то какое? — Дракон хлопнул хвостом, подняв пыль. — Разводить «розу-мимозу» было категорически некогда. «Пешками» вооружили дневные бомбардировочные полки, по-простому — БАПы. Военные постоянно были недовольны машиной. Мол, слишком сложная в технике пилотирования, особенно на взлете и посадке. Требовались летчики квалификации выше средней. А кто пришел тогда в советскую авиацию, накануне-то войны?

— Да новички, — сказал Вольф. — Набирали как можно больше, учить было особо некогда. Сажали на ту машину, какая была, то есть — на «пешку», и тут начиналось...

— Как, по-твоему, что досаждало больше всего? — спросил дракон. — Ты как технарь на что внимание обратил?

— Неудачная конструкция механизма уборки тормозных щитков, — сказал Вольф. — В мирное время можно терпеть, но в военное — вылезли, так сказать, все родимые пятна этого неприятного факта. Преимущественно по этой же причине «пешки» перестали применять в качестве пикировщика. Если после выхода из пикирования воздушные тормоза не убирались, самолет терял скорость и становился легкой добычей чужих истребителей. И на этом — весьма мрачная точка.

— Умно, — кивнул дракон. — В начале войны «пешки» здорово бились. Тут должностные лица и устроили проверку на заводах. Обнаружили неудовлетворительную работу технического контроля. Вмешалось НКВД, кое-кого арестовали. Оставшиеся вроде как взялись за ум. А война быстро проверила все конструкторские решения.

— Недостаточная защита экипажа, особенно штурмана и стрелка-радиста, — перечислял Вольф. — Если штурмана частично прикрывала задняя бронеплита, то место стрелка-радиста вообще оставалось без защиты. Они и погибали. В два-три раза чаще, чем пилоты. Это дорабатывали, другие недостатки поправляли — все в условиях эвакуации, то есть — с трудом и с некачественным материалом.

Дракон подышал, оставив черный оплавленный круг на земле.

— Мы подбираемся к теме того, что по-драконовски можно было бы назвать «справедливостью». 12 января 1942 года на Пе-2 погиб его главный конструктор — Владимир Михайлович Петляков. Ему срочно потребовалось в Москву, вызывал нарком авиапромышленности, а транспортный самолет ему не давали. Мол, самолет нужен на заводе. Петляков попросился на Пе-2, который отправлялся во Второй авиаполк дальних разведчиков. Договорился с руководством, полетел на месте стрелка-радиста. А дальше — авария: снегопад, низкая видимость... Пе-2 врезался в холм неподалеку от Арзамаса, все члены экипажа и сам Петляков сгорели.

Помолчали.

— А знаешь, что в немецкой армии практически ничего не знали о «Пе-2»? — спросил Вольф. — В «Памятке о Советской России», изданной в мае 1941 года, о нем не говорится. Хотя довольно трезво предупреждается, что «от соединений русских бомбардировщиков можно ожидать внезапных налетов на скопления войск в глубоком тылу». Только 26 июня 1941 года майор Лютцов сбил Пе-2, осмотрел место падения, сопоставил увиденное с услышанным на допросе пленных — и доложил об этом самолете. Силуэт «пешки» обманчиво походил на силуэт Bf.110 и отчасти на Do.17Z, что также вносило путаницу. Так что поначалу немецкие истребители далеко не всегда атаковали встреченные «пешки». А потом Пе-2 действительно стали самыми массовыми машинами на фронте, так что их уже распознавали быстро. Быстроходные, маневренные и живучие. Позднее на них установили гранатометы. Это позволило стрелку выкуривать немцев из их излюбленной позиции при атаке на Пе-2 — строго сзади...

— Ну так усовершенствовать на ходу, в боях, приходилось и машину, и тактику, — снисходительно уронил дракон. — Кстати, в первые месяцы войны «пешки» погибали не только из-за недостатков конструкции. Командиры тоже хороши. Был случай, когда в один день потеряли девять «пешек». Экипажи были обучены переходить в пикирование с высоты три километра и выводить машину в горизонтальный полет на высоте километра, а командование приказало начинать пикирование с тысячи двухсот. В результате Пе-2 попали под перекрестный огонь вражеских истребителей и малокалиберных зениток — с известным результатом. Думать надо вообще-то прежде, чем такие приказы отдавать.

— Росли летчики, «рос» и самолет, — сказал Вольф. — После гибели Петлякова пост главного конструктора занял его заместитель — Изаксон. За три месяца работы он успел наложить собственный отпечаток на самолет. Требовалось повысить живучесть машины — и при этом не снижать темпов ее производства, то есть не делать резких движений. Изаксон предложил путь медленной эволюции — изменения вносились постепенно, очень постепенно, и начали с вооружения, потом усилили бронезащиту... Военные приезжали, страшно ругались: мол, нас сбивают на фронте, как цыплят, а тут идет болтовня...

— Это ведь с «пешками» были случаи, когда приезжали летчики за новыми машинами и с револьвером в руке требовали, чтобы им выдали новые, модифицированные? — Дракон с удовольствием облизнулся. Очевидно, сцена, которую он себе представил, каким-то образом его согревала. — Вот люди были! Ведущий инженер Селяков после очередной доводки самолета распорядился выполнить на машине полет «на всю катушку», включая крутое пикирование и виражи с креном до восьмидесяти градусов, а сам забрался в хвост самолета — без парашюта.

— Экстремальный самолет, по всем статьям, — подытожил Вольф. — И в конце войны он был уже на полной высоте. Вот уж правда — «пешка». Прошла всю доску и стала ферзем...

29. «Летучая мышь»

Младший лейтенант Вася направлялся в офицерский клуб. Сразу было видно, что он не в лучшем настроении.

Билл Хопкинс заметил его еще издали.

— Что-то ты мрачный, — заметил, подходя, американец. — На тебя не похоже.