Легенды авиаторов. Исторические рассказы

...Синоптики ошиблись.

Когда наступила ночь, «Вега» вошла в зону сильного шторма. То и дело вспыхивали

молнии. Амелия вела самолет сквозь бурю.

Она чувствовала свою «Вегу», как будто слилась с ней в единое целое. Иногда ловила

себя на том, что улыбается. «Такое ощущение, будто я в барабане, заполненном водой, и

дерусь со слонами», — думала она.

Но мотор гудел, и машина летела вперед.

Внизу, в ночи, вздымались волны Атлантики.

«А вот это уже паршиво», — сказала себе летчица, когда увидела, что отказал высотомер.

Рассвет заставил ее сделать еще одно неприятное открытие: она теряла топливо.

Нарушилась герметичность топливоповодов, и горючее вытекало тонкой струйкой.

Но самолет держался. Хорошо, что в крыле для увеличения прочности установили

дополнительные усиления… И хорошо, что Амелия не знала — все эти усиления успешно

треснули, и крыло не развалилось лишь чудом.

Самолет становился все тяжелее. Началось обмерзание. Амелия вдруг поняла, что не

справляется с управлением. Самолет сорвался в штопор.

Молчаливая бездна вод приближалась стремительно. «Вега» резко потеряла несколько

тысяч футов... пронеслась над волнами... и выправилась. В последний миг Амелии

удалось вывести самолет над самыми гребнями волн.

Все. Теперь нужно дотянуть до берега.

До любого берега.

Триумфальный полет над Францией исключается. Топлива не хватит.

Поднялось солнце, и впереди засияла зелень над полосой прибоя и скалами.

«Вега» пролетела над равниной и опустилась на траву.

— Эй, мисс! — раздался хриплый голос.

Пастух глазел на женщину, прислонившуюся к самолету и неподвижно глядевшую на

небо.

— Эй, мисс, вы откуда свалились-то?

— Где я? — тихо спросила женщина.

— Северная Ирландия, — пастух насмешливо сощурил глаза. — Недалеко от

Лондондерри. Сами-то вы откуда?

— Из Америки, — ответила женщина.

— Вот это да! — искренне удивился пастух. — Ну вы, мисс, и даете!..

Амелия устало улыбалась.

В эти минуты она была абсолютно счастлива.

43. Красный барон

27 апреля 1917 года, Западный фронт (Франция)

Антон Фоккер прибыл в расположение Одиннадцатой эскадрильи.

Весна, третий год изгоняемая из этих краев громом пушек и разрывами снарядов, вновь

робко подступилась к деревьям, тронула землю зеленой порослью.

Все еще прохладный ветер студил щеки, теребил волосы.

Авиаконструктор и летчики, казалось, не отдавали себе отчет в своей молодости: все они

казались себе изрядно пожившими, хлебнувшими на своем веку людьми.

Не было рядом никого, кто указал бы им на эту ошибку...

— Господин Фоккер? — Командир эскадрильи, светловолосый человек с пристальными,

немного навыкате глазами, крепко пожал Антону руку. — Рады вас приветствовать.

— Барон фон Рихтгофен? — в свою очередь чуть наклонил голову Антон Фоккер. —

Счастлив знакомством со знаменитым асом. Наслышан о ваших подвигах.

Рихтгофен побледнел еще больше — хотя, казалось, это было невозможно. Так

выражалось у него волнение — и это создало ему репутацию человека с ледяной кровью.

Даже экстаз, который он испытывал, глядя на очередной сбитый им вражеский самолет,

был каким-то холодным, словно огонь, вскипающий в его жилах, тут же застывал.

Репутация Фоккера была куда менее известной. И все-таки летчики хорошо знали этого

молодого авиаконструктора из Голландии: он был, пожалуй, единственным из всех, кто

ездил на фронт, разговаривал с истребителями, которые летали на его самолетах,

выспрашивал их мнение о машинах, внимательно выслушивал пожелания.

И, что еще более удивительно, — шел им навстречу.

— Говорят, у вас можно попросить чудо-самолет и через пару месяцев получить его? —

заговорил Манфред фон Рихтгофен.

Антон обаятельно улыбнулся:

— Я не такой уж Санта-Клаус, но попробовать стоит. Расскажите, как воюете, барон. Это

правда, что вы перекрасили свой самолет в красный цвет?

Рихтгофен засмеялся:

— Мне хотелось, чтобы неприятель узнавал мою птичку еще издалека. Ее называют «Пти

руж» — красная малютка...

Они прошлись по аэродрому.

— Знаете, господин Фоккер, недавно произошел один случай, — заговорил барон. —

Возможно, до вас дойдут кое-какие слухи. Мы тут соперничаем, и, честно сказать,

уступаем «соседям» по численности сбитых самолетов. А тут еще меня... гм... можно так

представить дело, что меня сбили. — Он вскинул голову. — Хотя лично я считаю, что

сбитым является лишь тот, кто падает.

— Полагаю, будет лучше, если я услышу эту историю из первых уст, — вежливо

отозвался Фоккер.

— Было так, — заговорил барон. — Я летел с моей эскадрильей и заметил противника.

Тот тоже летел со своей эскадрильей. Это произошло в окрестностях Ланса. Знаете, когда

летишь навстречу врагу, когда вот-вот начнется бой — нервы поневоле напряжены... —

Он энергично кивнул, словно отвечая своим мыслям. — В тот день у меня было пять

машин, у англичан — в три раза больше. Черт побери, они летели, как мошкара! Но если в

душе ты не сомневаешься в своем превосходстве, то не усомнишься и в победе.

Фоккер слушал молча. Он знал, что немцы любят хвастаться. Пожалуй, никто так не

хвастлив, как германские асы. Англичане — те другие: послушать их, так они совершают

подвиги между попойками и посещениями борделей.

— В общем, англичане нас атаковали, — рассказывал Рихтгофен. — Мы сомкнули ряды и

позволили этим джентльменам приблизиться. И тут один из них имел глупость

отклониться в сторону. «Ну все, дружок, ты пропал!» — воскликнул я и с громким криком

устремился за ним. Он начал стрелять раньше времени — верный признак того, что он