Легенды о Христе (с илл.)

Ангел, со своей стороны, ничего не делал, чтобы помешать им. Казалось, ноша совсем не тяготит его, и он подымался все выше и выше, и взмахи его крыльев были так легки, словно он нес на небо мертвую пташку.

Но вдруг святой Петр увидел, как мать его начала освобождаться от грешников, прицепившихся к ней. Она делала страшные усилия, отрывая их от себя, и один за другим падали они в ад. Святой Петр слышал их мольбы о пощаде, но старуха, видимо, не желала примириться с тем, что кроме нее еще кто-нибудь спасется. Она постепенно освобождалась от несчастных, сбрасывая их одного за другим в ад. И когда они падали, вся бездна оглашалась их воплями и проклятиями. Тогда святой Петр окликнул мать и стал заклинать ее быть милосердной, но она продолжала делать по-своему. И святой Петр заметил, что ангел поднимается все медленнее, по мере того как ноша становилась все легче, и святого Петра охватил такой страх, что ноги его подкосились, и он упал на колени.

Наконец осталась еще одна только душа, крепко прижавшаяся к матери святого Петра. Это была молодая женщина, повисшая у нее на шее и умолявшая взять ее с собою в рай. В это время ангел поднялся уже так высоко, что святой Петр протянул руки, чтобы принять свою мать. Ему казалось, что стоит ангелу еще два-три раза взмахнуть крыльями, чтобы очутиться на вершине горы. Но вдруг ангел внезапно остановил свой полет, и лик его стал мрачнее ночи. В это самое мгновение мать святого Петра протянула руки, схватила висевшую у нее на шее женщину, стараясь оторвать ее от себя; долго она боролась с ней, пока руки женщины не разомкнулись и старуха не освободилась от несчастной.

Когда она рухнула, ангел опустился немного, и видно было, что он не в силах взлететь наверх.

С глубокой скорбью во взоре взглянул ангел на старуху; крыло его отделилось от ее тела, и он дал ей упасть назад, в бездну, как будто она стала для него непосильной ношей с той минуты, когда осталась одна.

Затем одним взмахом крыла он поднялся в рай.

А святой Петр долго лежал на том же месте и рыдал. Спаситель же тихо стоял рядом с ним.

– Святой Петр, – сказал наконец Спаситель, – не думал Я, что ты будешь когда-нибудь так горько плакать, придя в рай.

Тогда старый слуга Господа поднял голову и с горечью воскликнул:

– Какая же цена блаженству рая, если я слышу здесь рыдания любимых мною и вижу страдания моих собратьев?!

Лик Спасителя омрачился глубочайшею скорбью.

– Ничего Я так не желал, как даровать всем вам рай, полный чистейшего счастья! – сказал Он. – Разве ты не понимаешь, что только ради этого сошел Я на землю к людям и учил их любить ближних как самих себя? Пока они этого не делают – нет такого места ни на земле, ни на небе, где страдание и печаль не сопровождали бы их.

Свеча от Гроба Господня

Много-много лет тому назад, когда Флоренция только что была провозглашена республикой, там жил один человек, по имени Раньеро ди Раньери. Он был сын оружейного мастера и хотя знал отцовское ремесло, но неохотно занимался им.

Этот Раньеро отличался необычайной силой. Про него говорили, что он может носить тяжелую железную броню так же легко, как другой – шелковую рубашку. Он был еще очень молод, но уже много раз доказывал свою силу. Раз ему пришлось быть в одном доме, где на чердаке была ссыпана рожь. Ее оказалось слишком много, и как раз, когда Раньеро был там, лопнула балка, и потолок грозил обрушиться. Все разбежались, кроме Раньеро. Подняв руки, он подпер ими осевший потолок и держал его, пока не прибежали люди с балками.

Говорили еще о Раньеро как о самом храбром человеке, когда-либо жившем во Флоренции, и о том, что не было еще такого случая, чтобы он пресытился борьбой. Как только до него с улицы доносился какой-нибудь шум, он мигом вылетал из мастерской в надежде, что завяжется драка, в которой и он сможет принять участие. Едва ему удавалось покончить с работой, как он уже вступал в борьбу с первым попавшимся простолюдином так же охотно, как и с рыцарями, закованными в латы. Как бешеный бросался он в бой, не считая врагов.

Как раз в эту эпоху Флоренция была еще далеко не могущественна. Население ее состояло главным образом из ткачей и суконщиков, а для этих людей дороже всего был их мирный труд. Было, без сомнения, немало и даровитых людей, но они не отличались воинственностью, а славу для себя видели в том, чтобы установить во Флоренции наилучшие законы и управление, и потому Раньеро часто досадовал на то, что он родился не в стране, управляемой королем, который собирал бы вокруг себя храбрецов и где Раньеро мог бы добиться славы, почестей и высокого положения.

Раньеро был несдержан на язык и вспыльчив, жесток с животными, груб со своей женой. Жить с ним было очень тяжело. Он был бы красивым мужчиной, если бы его не безобразили бесчисленные шрамы, покрывавшие все его лицо. Решения его отличались всегда быстротой, поступки говорили о широкой натуре, но еще больше – о его необузданности.

Раньеро женат был на Франческе, дочери Джакопо дель Уберти, умного и влиятельного человека. Джакопо не особенно охотно согласился отдать свою дочь такому буяну, как Раньеро, и изо всех сил противился этому браку. Но Франческа заставила отца уступить, заявив, что она никогда не выйдет замуж ни за кого другого. Тогда Джакопо дал наконец свое согласие, но сказал Раньеро:

– Я несколько раз замечал, что таким мужчинам, как ты, легче приобрести любовь женщины, чем ее сохранить, поэтому я хочу взять с тебя обещание: если дочери моей станет жить с тобой так тяжело, что она захочет вернуться домой, ты отпустишь ее ко мне по первому ее слову.

На это Франческа возразила, что совсем лишнее ставить Раньеро подобное условие: она так его любит, что ничто не в силах разлучить ее с ним. Раньеро же тотчас дал отцу это обещание.

– Можешь быть уверен, Джакопо, – добавил он, – что я и не попытаюсь удерживать у себя женщину, которая вздумает уйти от меня.

И вот Франческа переселилась от отца к Раньеро, и на первых порах все у них шло хорошо. Через несколько недель после их свадьбы Раньеро вздумалось поупражняться в стрельбе в цель. Несколько дней подряд он стрелял в доску, висевшую на стене противоположного дома. Скоро он так пристрелялся, что бил без промаха. Тогда ему захотелось испытать свою меткость на какой-нибудь более трудной цели. Он озирался, подыскивая новую мишень, но не нашел ничего подходящего, кроме перепелки в клетке, висевшей над воротами. Это была любимая птичка Франчески, но Раньеро это не остановило: он велел слуге открыть клетку и, когда птичка взвилась, застрелил ее на лету.

Этот выстрел показался ему таким удачным, что он хвастался им перед каждым, кто ему попадался.

Когда Франческа узнала, что Раньеро застрелил ее любимицу, она побледнела и посмотрела на него широко раскрытыми глазами, не понимая, как мог он так огорчить ее. Но она тотчас же простила ему и продолжала любить его по-прежнему.

Опять некоторое время все шло благополучно.

Тесть Раньеро, Джакопо, ткал полотна. Он имел большую мастерскую, где всегда было много заказов. Раньеро показалось, будто в мастерской Джакопо примешивают в лен пеньку, и он тотчас же принялся благовестить об этом по всему городу, не попытавшись даже проверить свое открытие. Наконец эта сплетня дошла и до Джакопо, и он решил тотчас положить ей конец. Он дал исследовать свои нитки и пряжу нескольким специалистам своего ремесла, и те нашли, что все это чистейший лен. Только в одном тюке, проданном за пределы Флоренции, нашлась небольшая примесь. Джакопо заявил, что этот обман совершен без его ведома кем-нибудь из подмастерьев.