Ленин. - Политический портрет. - В 2-х книгах. -Кн. 2.

В июне 1981 года ЦК КПСС решил начать подготовку нового, шестого собрания сочинений В.И.Ленина. В каждом новом издании прибавлялось по 10-15 томов. Теперь пред­полагалось издать примерно 70 томов! А первое было — всего два десятка. Вождь давно умер, а сочинения его росли. Безостановочно. Однако уверен, если бы и вышло очеред­ное, шестое собрание сочинений Ленина, большинство из тех, замурованных в партийном архиве, 3725 ленинских до­кументов света бы не увидели. Для этого нужно было бы спускать вождя с пьедестала.

Кстати, Горбачев, еще будучи относительным новичком на партийном Олимпе, предлагал: „Оставить пятое издание, а новые работы поместить в сборнике или дать дополни­тельный тираж к пятому изданию".

С ним не согласились. Институту марксизма-ленинизма при ЦК КПСС была поручена подготовка очередного изда­ния. А к 120-летию со дня рождения Ленина решили выпу­стить еще и десятитомник воспоминаний (восемь томов ус­пело выйти).

Редакция издания в духе перестроечных настроений даже решила позволить появиться на страницах мемуаров (конечно, в отрывочном, усеченном, тенденциозно подо­бранном виде) Троцкому, Мартову, Валентинову, Каутско­му, некоторым другим еретикам.

Все изданное и издаваемое о Ленине до начала девяно­стых годов следовало принципу: пусть только Ленин лежит в мавзолее, ленинизм же продолжает шествовать по плане­те. Никто не мог и подумать, что рано или поздно для ленинизма тоже будет уготована судьба мавзолейной, му­зейной памяти.

Трогательное ленинское единство „ленинского Полит­бюро" и приверженность его идеалам в народе, однако, раз­делялись уже далеко не всеми. Ленинизм давно начал под­вергаться духовной эрозии. Власть, конечно, реагировала. В „Особых папках" Политбюро множество документов подоб­ного рода, часть которых я приведу. Почти в то же самое время, когда Брежнев читал доклад в Кремле, посвященный гениальному Ленину, или выписывал ему партбилет, а мо­жет, соглашался со строительством нового памятника во­ждю во Владивостоке, на Лубянке сочиняли другие доку­менты. О ходе борьбы с антиленинизмом.

„ЦК КПСС

Об итогах работы в 1982 году по розыску авторов анти­советских анонимных документов.

…В истекшем году на территории страны проявили себя 1688 авторов, которыми было распространено 10 407 ано­нимных документов антисоветского, националистического и политически вредного содержания, а также учинено 770 надписей.

Большое количество распространенных антисоветских документов было изготовлено анонимами с применением различных ухищрений: использование аэрозольных красок, самодельных клише, трафаретов и фоторепродукционных устройств…

В числе разысканных авторов 118 членов и кандидатов в члены КПСС и 204 комсомольца".

Далее говорится, что мотивами антисоветской деятель­ности являются: „под влиянием идеологических диверсий противника" — 498 человек; на основе „психических заболе­ваний" — 228; из хулиганских целей — 220; материально–бытовых затруднений — 37 и т.д.

Председатель Комитета государственной безопасности докладывает далее, сколько человек „профилактировано", арестовано или подвержено мерям „медицинского характе­ра".

Все члены Политбюро привычно расписались о своем ознакомлении на документе, они давно привыкли к такой полицейской информации.

После XX съезда партии в 1956 году народ вздохнул, появилась надежда на раскрепощение. Однако период пост­сталинизма оказался равным трети века. Все это время люди как-то приспосабливались жить, формально исполняя ле­нинские, партийные ритуалы, не бунтуя, не митингуя, по­немногу работая и на что-то надеясь. Бюрократическая корка общества осталась старой, а внизу, в гуще, все чаще проявлялись элементы свободомыслия, внутреннего дисси­дентства, попытки эзоповым языком сказать, что наболело. Возникло целое психологическое явление — „кухонные от­кровения". То были едва заметные на поверхности процессы неумолимой эрозии ленинизма, трещины в его монолите.

Партийная элита на всех уровнях (чем выше — тем строже) пыталась сохранить большевистскую „чистоту" ле­нинизма.

В ходе заседаний Политбюро и Секретариата ЦК существовала интересная практика: обсуждение некоторых теку­щих вопросов и проблем как бы за официальными скобка­ми. И назывались эти обсуждения: „после повестки".

Вот один пример разговора „после повестки". Закончи­лось заседание Секретариата ЦК. Д.Ф. Устинов предложил обговорить вопрос „О Ленинских премиях в области лите­ратуры и искусства", заявив при этом: „Недавно был опу­бликован список кандидатов на соискание Ленинских пре­мий в области литературы и искусства. Странно было видеть среди кандидатов имя поэта Евтушенко, да и не­которых других, недостойных этой высокой премии".

Его поддержал Демичев: „Конечно, массы не поймут, если Ленинская премия будет присуждена Евтушенко. Сре­ди части писателей имеются нездоровые настроения, о чем свидетельствуют собрания, устраиваемые у памятника Мая­ковскому. Плохо действуют на читателей, особенно на мо­лодежь, многие материалы, публикуемые в „Юности" и „Но­вом мире". Я думаю, что Твардовского больше не следует избирать в состав ЦК…"

В этом же духе продолжили Брежнев, Кириленко, Сус­лов.

Руководители не хотели осознать, что наступает не про­сто экономическая стагнация, а душевный разлад у людей, сомнения в „ценностях", которым верили всю жизнь. В обществе все шире утверждался дуализм сознания, когда люди публично говорили одно, а думали другое.

Наступил период, когда в общественном сознании воз­никло состояние, схожее с положением Ленина после 10 марта 1923 года. Ленинизм как будто и жив, но не может выдавить из себя ни одной свежей, человеческой идеи. К началу процесса „перестройки" ленинизм вступил в долгий период агонии.

Тогда, после 1985 года, мы не поняли главного: лени­низм — неподвластен реформам. Он или есть, такой, каким существовал десятилетия, или должен покинуть историче­скую сцену. Впрочем, делать этого он, к сожалению, пока не собирается.

Поражение в победе

Ленин не верил в человека. Но он бесконечно верил в общественную муштровку человека. Николай Бердяев

Мной замечено, что человеку на этом свете всегда не хватает одного, последнего темпа: частной удачи, еще одного земного шага, правильного решения, предвидения конкретно­го события. Ленину не хватило жизни. Хотя бы на три-пять лет активной деятельности. Так долго думали мы все.

Казалось (так считали советские люди, чье сознание было схвачено обручем марксистского мышления), проживи Ленин еще хоть немного, и он обязательно бы вывел проле­тарский корабль на верный курс. В итоге мы не пришли бы в гавань Исторического тупика. Ленин в своей ослепительной святости, созданной партийной пропагандой, всегда казался нам человеком, у которого судьба не только обидно рано украла жизнь, но и не дала ему завершить им начатое. Дума­лось: Ленину действительно не хватило одного, последнего, но решающего темпа.