Лес шуметь не перестал...

— Дуняшку Самойловны пусть позовет.

— А куда она? — спросила Матрена, поглядывая на сына и сноху.

— В город, к матери, — ответил Кондратий.

— Знаю, зачем ты едешь в город, тебе не мать нужна, — проговорила старуха, когда они остались одни. — Твоя поганая плоть тебе покою не дает.

— Ты мне покою не даешь! Замолчи, а то вот запхну тебе в рот сарафан, может, задохнешься. Надоели вы мне все!..

Елена шагнула к свекрови и бросила ей в лицо сарафан, который вынула из сундука. Багровая, с трясущимися от злости руками старуха Матрена попятилась к двери.

— Чего же ты ко мне пристала, старая карга? Что я тебе плохого сделала? Ты вот колдуешь — я не вмешиваюсь, и ко мне не лезь! — продолжала Елена более спокойно.

— Слышала я, как ты умасливала мужа, чтобы он тебя отпустил одну.

— Ну и что из этого?

Елена опять шагнула к свекрови. Старуха съежилась и притихла. Ее крупная, оплывшая фигура словно уменьшилась, плечи опустились, руки с набухшими фиолетовыми венами беспомощно повисли вдоль тела. Тяжелые веки с реденькими рыжеватыми ресницами часто замигали, словно она собралась заплакать. Подобрав с пола сарафан, Елена повернулась к большому железом кованному сундуку. А старуха выкатилась из горницы.

2

Дорогу еще не успели как следует укатать, и тарантас подпрыгивал на комках засохшей грязи. Перевалив за Ветьке-гору, лошадь пошла веселее. По обеим сторонам дороги тянулись поля. Слева они кончались лесом, а справа уходили вдаль, к присурским пойменным лугам. Там, за Сурой, сизоватой дымкой обозначались невысокие горы, поросшие сосняком и ельником. На полях было еще пусто и голо, и только кое-где виднелись одинокие пахари. По обочине дороги тянулась зеленая лента веселой травки, пестревшей ранними желтоголовыми одуванчиками. В бездонной синеве неба звенели жаворонки. Легкий ветер доносил пряный запах прелой земли и острый, горьковатый — прошлогодней сухой полыни.

Выезжая, Захар хотел взобраться на облучок тарантаса, но Елена велела сесть рядом. Ему было неудобно в тесном кузове рядом с ней. При толчках она наваливалась на него всем корпусом. Захар до мурашек отсидел ноги. Отодвинуться было некуда. Он решил подтянуть чересседельник и немного размяться. Не предупредив Елену, выпрыгнул из тарантаса и чуть было не упал — правая нога совсем онемела. Елена от неожиданности, потеряв опору, повалилась набок.

— Заигрывать вздумал? — засмеялась она.

Захар не ответил. Прихрамывая, он шел рядом с тарантасом, на ходу перетянул чересседельник и вскочил на облучок. Лошадь пошла рысью. Елена, привстав, попыталась отнять вожжи.

— Безбожник ты этакий, растрясешь меня по этим кочкам, — сказала она, как-то по-особенному заглядывая ему в глаза.

Захару даже неловко стало. Он отвернулся и сказал:

— Чего же в тебе трясти-то? Садись, а то лошадь дернет, и вылетишь из тарантаса.

— А я за тебя ухвачусь и уволоку за собой, — сказала она и, схватив его обеими руками за плечи, свалила в тарантас на спину.

— Что делаешь, шайтан-баба?

— А зачем ты от меня убежал? Ты думаешь, я не догадываюсь, почему сел на облучок? — сказала она, низко наклоняясь над ним.

Лицо Захара вспыхнуло. Он притих на минуту, глядя мимо головы Елены в синее небо. Лежать было неудобно: ноги его оставались на облучке, а голова упиралась в задок плетеного кузова. Елена все ниже склонялась над ним, обдавая горячим, частым дыханием. Слегка прищуренные глаза ее блестели. Маленький рот с толстыми губами, чуть приоткрытый, нацеливался в губы Захара. Сзади послышался топот.

— Никак, кто-то едет за нами, — сказал Захар, отстранив ее от себя и приподнимаясь.

Их обгоняла какая-то подвода. Сидящий в телеге мужик взглянул в их сторону, ухмыльнулся криво и стегнул лошадь. Затрусил и гнедой, не отставая от телеги.

— Видишь, как нехорошо, — сказал Захар, когда они немного успокоились. — Пойдут разговоры. Мне-то ладно, а тебе, замужней женщине, каково? Из ничего выйдут неприятности.

— Мужик, кажись, не найманский.

— Явлейский, наверно, — согласился Захар и немного погодя добавил: — Ни к чему все это.

— Люб ты мне, Захар, хоть и молод. А он, какой он мне муж? Года-то идут, а радости не вижу… Мне бы еще поиграть, как молоденькой, пошутить… Как я тебя повалила! Испугался, а?

Захар молчал, опустив голову. Было неловко и непривычно разговаривать об этом. «Люб ты мне… — повторял он про себя ее слова. — Какая уж там любовь…»

Долго ехали молча. Ближе к закату ветер заметно усилился. С северо-востока надвигались темно-синие тучи. Рваные тени их быстро скользили по полям. Елена, казалось, успокоилась и сидела, откинувшись назад, подставляя лицо влажному ветру. Так они проехали Явлей, потом — какой-то небольшой поселок, редко раскинувший избенки посреди пустого поля. Дорога пошла наизволок. Справа и впереди темнел сосновый лес, заметно погружаясь в синеватые весенние сумерки. Неожиданно сверкнула молния, и раздался удар грома. Продолжительным эхом отозвались сосновый лес и далекие холмы за невидимой Сурой. Елена испуганно припала к плечу Захара. Почти сразу же за громом хлынул дождь. Пока Захар доставал из-под тарантаса старый салдинский дождевик, прихваченный на всякий случай, они изрядно промокли. При каждой вспышке молнии Елена закрывала глаза, крестилась и всем телом прижималась к Захару, словно ища у него защиты.

— Надо было переночевать в поселке. Напрасно мы на ночь глядя поехали дальше, — сказал Захар.

Елена поежилась:

— Так ничего бы, вот только дождик.

Наконец дождик начал стихать. Быстро надвигался вечер. Они не успели доехать до леса, как сделалось совсем темно. Лошадь шла неохотно, грязь налипала на колеса, затрудняя движение тарантаса. Ближе к лесу стало холоднее.

— Так ехать нельзя, я совсем продрогла, — сказала Елена, кутаясь в жесткий дождевик.

— Что поделать! Поблизости нет жилья, — отозвался Захар. — Хотя погоди-ка, здесь где-то была лесная сторожка. Дом сгорел, но какие-то постройки вроде осталась. Может, завернем туда?

— Делай как хочешь, я вся дрожу.

Доехав до леса, Захар свернул на просеку. Тарантас покатил легче, колеса очистились от грязи и захлюпали по мокрой прошлогодней отаве.

Ехали довольно долго, но никакой дороги не попадалось.

— Где же твоя сторожка? — с нетерпением спрашивала Елена. — Может, давно уже проехали?

— Может, и проехали, хоть глаз выколи — ничего не видно.

Захар слез с тарантаса и пошел впереди лошади, вглядываясь в темноту. Но лес все тянулся непроницаемой черной стеной и мрачно шумел, нагоняя тоску. Дороги никакой не было.

— Мы, должно быть, ее все-таки проехали, — сказал Захар, возвращаясь к тарантасу.

— Как же быть? — безнадежно отозвалась Елена.

Она вся дрожала, зубы у нее стучали, как в лихорадке. Холодный и мокрый дождевик не грел. Захар стоял возле тарантаса, раздумывая, как быть.

— Делай же что-нибудь скорее, ищи эту проклятую сторожку.

— Сторожка-то ведь тоже не дом родной, и там придется подрожать. Шайтан нас погнал сюда, лучше бы в поселок вернуться, — ответил Захар, поворачивая лошадь.