Лгунья

На протяжении нескольких миль мы перебрасывались исключительно фразами типа: «На следующей развилке левее» или «На перекрестке – прямо». Я не могла понять, успокаивает меня ее молчание или нервирует. Я видела, что она из разряда тех компетентных людей, которые знают о жизни все: как обогнать грузовик, как заказать завтрак во французском кафе, разбираются даже в особенностях полевых цветов. Я же не могла придумать ничего интересного. То и дело бросала на нее быстрый взгляд. В профиль лицо у нее было резко очерченным, как будто его вырезали с помощью бритвы. Вот как я всегда хотела бы выглядеть. Небольшого роста, со светлыми кудряшками и кожей, плотно обтягивающей красивые скулы и подбородок. Я хотела бы носить потертые джинсы и джинсовую куртку и даже с грязноватой шеей уметь убедить окружающих, что ты – само совершенство.

— Возможно ли, – сказала она после долгого молчания, – перебраться через Луару, не заезжая в крупные города?

Теперь понятно, что подобрала она меня не ради удовольствия поболтать с кем-то в пути, а в качестве штурмана; а поскольку я очень хотела ей понравиться, то подошла к этому вопросу весьма серьезно. Я вычислила, как нам переправиться через реку и снова выбраться на равнинный простор, минуя центральные трассы. Ландшафт изменился. Через несколько миль к югу от реки мы проехали мимо небольшого частного замка, почти полностью утонувшего в зелени деревьев. Только промелькнул в просвете фасад: белый камень, сказочные башенки с серебристыми верхушками.

— Надо же, – я изумленно вытягивала шею и в результате потеряла место на карте. – Налево, – сказала я, имея в виду «направо», и дорога уперлась в мощеный двор какой-то фермы. Я ужасно смутилась, ожидала, что Крис рассердится, но она только пожала плечами, подумаешь, мол, с кем не бывает. Она ловко выехала со двора, подавая назад, а я из-за этой оплошности вспомнила о Тони.

— Все дело в том, – сказала я, – все дело в том, что я только что бросила мужа.

Я услышала, как говорю это вслух, и все у меня внутри оборвалось.

— А я и чувствую, что-то здесь не так, – сказала она. Ну, разумеется, она чувствовала. Такие, как я, не бродят без багажа в шесть утра по заводским трущобам Парижа и не ловят попутку. – У тебя в Тулузе сестра, – добавила она. – Ты думаешь с ней остаться или вернешься в Англию?

— Пока не знаю, – сказала я. – У нее своих проблем хватает. – (И главная проблема в том, что ее не существует.) – У нее трое детей, – добавила я, желая окончательно добить Крис. – Две девочки и мальчик.

— В Тулузе хорошо, – сказала Крис, и мы снова погрузились в молчание и молчали до тех пор, пока локомотив моих мыслей не унесся далеко вперед. И тогда Крис произнесла: – Везучая ты. Я всегда хотела иметь сестру.

— Я тоже всегда хотела, – бездумно отозвалась я.

Она повернула голову и уставилась на меня.

— Так у тебя же есть.

— Нет, я имела в виду еще одну, – сказала я. – Я всегда хотела, чтобы нас было трое.

Это была правда. Когда-то, давным–давно, жили–были три сестры. Младшая была добрая, отзывчивая и послушная, работала не покладая рук, и ножка у нее была маленькая–премаленькая, и, в конце концов, как это всегда бывает, она вышла замуж за принца, и жили они счастливо до конца своих дней в замке с башенками, похожими на солонки. Обожаю эту историю. С детства обожаю.

Примерно в половине четвертого Крис спросила:

— Не возражаешь, если мы ненадолго остановимся?

Дорога становилась все более извилистой, углубляясь в глухую чащу и петляя между низкими горбатыми холмами. Она свернула на песчаную лесную просеку и проехала немного вглубь, пока дорога не скрылась из виду.

— Я почти не спала прошлой ночью, – сказала она. Потом опустила спинку сиденья; свернув куртку, подложила ее вместо подушки под голову, легла и закрыла глаза. – Разбуди меня, если кто-нибудь подойдет.

Я не сразу поняла, что она имеет в виду: если, например, подъедет трактор и понадобится уступить ему дорогу.

— Да, хорошо, – кивнула я.

Уснула она почти мгновенно. Я не знала, чем заняться. Надо же что-то делать, чтобы не думать. Я полистала атлас, а потом принялась изучать лицо спящей. Тушь на ресницах размазалась и собралась жирными черными комочками в складках век. Тони однажды сказал, что под веками у нас живут крохотные создания, или, может, он сказал – в бровях, но как бы там ни было, эти создания настолько велики, что иногда их можно увидеть невооруженным глазом. Я пристально изучала веки Крис, надеясь увидеть какое-нибудь движение, но ничего там не шевельнулось. Я подумала, что люди – как ходячие города, целые континенты, как густонаселенные планеты, вращающиеся в открытом космосе. На блошках побольше сидят блошки поменьше и так далее, ad infinitum [27] по шкале, не имеющей ни начала, ни конца, которая выходит из бесконечности ничтожно малого и исчезает в бесконечности необозримого. И тогда, подумала я, ничто из того, что я сделала или не сделала, что я хотела или не хотела, на чаше весов, возможно, не будет иметь ни малейшего значения. И тот факт, что у меня нет ни паспорта, ни денег, ни конкретного плана, куда идти и как вернуться обратно к реальности, – все это ничто по сравнению с вечностью и слишком тривиально, чтобы вообще обращать на это внимание.

27

До бесконечности (лат.).

Я смотрела, как бегут секунды на электронных часах машины. До чего это долго – секунда. Я зевнула и постаралась устроиться поудобнее. Я убеждала себя, что ужасно устала, но уснуть не могла. Перескакивала с одной мысли на другую. Я могла размышлять о сотне разных вещей, о их всевозможных сочетаниях и метаморфозах, которые могут произойти всего за одну секунду.

Солнце жгло через окно. Я тихонько открыла дверцу и выскользнула из машины. Я чувствовала какую-то одержимость движением, не могла усидеть на месте. Сошла с просеки и направилась в лес, где трава на полянах высокая, мягкая и невероятно зеленая. Надо мной дрожали и сверкали на солнце листья. Я все дальше углублялась в чащу. Трава поредела. Под ногами шуршали сухие листья. Я подумала, что зашла довольно далеко и скоро достигну края леса, но впереди, насколько хватало глаз, убегали белые, стройные стволы. Так что я уходила все дальше, вперед и вперед, тревожа птиц и цепляясь белой юбкой за буйную поросль ежевики, и думала о концах и началах и прочей метафизической чепухе, которая, по крайней мере, отвлекала меня от мыслей о чем-то важном.

Через некоторое время до меня дошло, что иду я довольно долго и, скорее всего, заблудилась. Слово «заблудилась» меня очаровало. Это было путающее слово, завораживающее.

— Я заблудилась, – шептала я, прислушиваясь к нему. Оно меня как бы оправдывало, ибо означало, что моей вины здесь нет. Оно означало немыслимую свободу. И что самое приятное, оно подразумевало возможность быть найденной, когда эта свобода станет в тягость. Какой-нибудь добрый лесничий может найти меня спящей на постели из опавшей листвы, и принести в свой домик, и, укутав в одеяло, накормить хлебом с молоком… И все будут так рады найти меня – под «всеми» я подразумевала Тони, – что забудут спросить, что же, черт меня подери, я делала одна во французском лесу в двухстах милях [28] к югу от Парижа.

28

1 миля – 1,605 км.

Я была погружена в эти фантазии, когда, пробираясь сквозь густые заросли ежевики, внезапно обнаружила, что стою на той самой просеке, с которой вначале сошла. От машины я удалилась всего ярдов [29] на пятьдесят. Трудно сказать, обрадовало меня открытие, что я ходила по кругу, или разочаровало. Крис все еще спала, рот ее был приоткрыт, и на подбородке блестел тонкий серебристый след слюны.

— О господи, – дернулась она, внезапно проснувшись. Она недоуменно мигала, вспоминая, кто я такая. На какой-то миг она здорово перепугалась. – О господи. Сколько сейчас времени?

29

1 ярд – 91,44 см.

— Без пяти семь.

— Черт.

Машина, пятясь, выкатила на шоссе, и мы заехали в ближайший городок перекусить. Крис остановилась у здания, перед которым были припаркованы грузовики. Я сначала подумала, что это гараж, но сбоку прилепилась не внушающая особого доверия забегаловка Релэ Рутье. Крис вошла туда так, будто заходила в подобные места каждый день, всю жизнь, будто она здесь хозяйка, и я последовала за ней. Все головы повернулись к нам. Внутри было полно народу – в основном шоферы, сидящие за длинным, покрытым клеенкой столом. Я никогда раньше не заходила в такие заведения. Мы с Тони посещали рестораны с названиями вроде «Ле Лион Д'Ор», со свечами на столиках и с красными клетчатыми шторами на окнах, со всем тем, что Тони называл «местным колоритом».