Линни: Во имя любви

— Воды, — попросила я по-английски, но вместо воды получила сильный толчок в плечо и услышала звук рвущейся ткани, а затем — странное шипение. В следующий момент мне показалось, что в мое плечо вгрызся какой-то зверь. Я кричала, пока он рвал и терзал мою плоть. Пламя становилось все ярче, пока я не растворилась в его свете.

— Просыпайся, тебе пора вставать, — услышала я и открыла глаза.

В пещере тлели угли костра, отбрасывающие тусклый свет.

— Уже почти рассвело. Я должен уехать прежде, чем они снова примутся тебя искать, — сказал патан.

Я глядела на него, но все казалось нечетким, частично потому, что в пещере было почти темно, а частично — из-за пелены перед глазами. Я моргнула, но веки словно налились свинцом. Мои глаза закрылись.

— Я вынул маленький шарик из твоего плеча. Теперь рана заживет.

Я снова открыла глаза и повернула голову, чтобы посмотреть на плечо. Но даже это незначительное движение отозвалось болью, правда не такой пылающей, как вчера вечером. На моем голом плече спереди и сзади была размазана какая-то масса, похожая на грязь. Рукав свисал разорванными полосами.

— Пойдем, — сказал патан и вывел коня из пещеры.

Я, спотыкаясь, последовала за ним, затем пощупала рукой лицо и ощутила засохшую кровь. Солнце еще не встало, но небо уже начало светлеть.

— Ты должна идти по этой дороге, — сказал он, указывая направление. — Твои люди тебя найдут.

Одним легким движением патан вскочил на коня.

— Здесь недалеко есть река. Ты выйдешь к ней, если будешь идти за солнцем.

Я кивнула. Голова была такой тяжелой, что даже это движение далось мне с трудом. Я зашагала прочь, но мне было трудно сохранять равновесие.

— Нет! — крикнул патан. — Взгляни, где светлеет небо. Ты идешь в неверном направлении.

Я оглянулась на него, пытаясь понять, куда он хочет, чтобы я пошла, но в холодном предрассветном сумраке он вместе с лошадью расплывался, словно находился под водой или в дрожащем пламени. И тут земля поднялась и ударила меня по лицу. В ушах гудело. Шум стал тише, когда патан поднял меня и усадил на коня, легко, как ребенка. Моя юбка задралась до бедер, когда я широко расставила ноги, чтобы обхватить голую спину черного арабского скакуна. Я ухватилась за его густую гриву, пропустив жесткие волосы между пальцами. Затем патан сел позади меня, взяв в руки веревку, привязанную к недоуздку, и придерживая меня с обеих сторон, чтобы я не сползла с лошади.

Мне показалось, что мы скакали размеренным галопом несколько часов. Мысль о том, что меня везут обратно в Симлу, принесла мне такое облегчение, что я позволила себе расслабиться, щурясь от лучей восходящего солнца, окрашивающего все в оранжевый цвет. Голова казалась совсем легкой, но в то же время мне приходилось прилагать немалые усилия, чтобы подбородок не падал на грудь. Но мучительнее всего оказалась жажда: мой язык высох настолько, что я даже не могла облизать губы. Я старалась не думать о Фейт, о том, какие слухи поползут по Симле, и особенно о Чарлзе, доверившем мне свою жену. Почувствовав на щеках влагу, я испытала к себе отвращение за эту слабость и крепко зажмурила глаза. Ты пережила кое-что и похуже, Линни. Гораздо хуже.

Затем мы остановились, и я открыла глаза, ожидая увидеть знакомый пейзаж окраин Симлы. Поддерживая меня за правую руку, патан ссадил меня с коня. Мои ноги подгибались, словно резиновые, а между ними все ныло.

Мы находились в длинной зеленой долине. Везде цвели цветы — дикие тюльпаны, фиолетовые и белые ирисы, желтая горчица. За сосновым лесом, начинающимся на краю поляны, возвышались огромные величественные горы. Перед нами, блестя в лучах солнца, лежала узкая лента реки. Я, шатаясь, подошла к ней и упала на колени на илистом берегу, затем принялась пить, зачерпывая воду правой рукой. Вволю напившись, я осторожно обмыла пострадавший нос, смывая засохшую кровь. Затем я склонилась над водой еще ниже, собираясь смыть с плеча растрескавшуюся грязь.

— Не трогай, — сказал патан, подводя коня к реке. — Рана заживет быстрее, если будет прикрыта.

Пока конь пил, я стояла и смотрела на патана, который опустился на корточки и плескал себе в рот водой. Затем патан смочил шею и волосы, отошел от реки и, повернувшись лицом к востоку, помолился, совсем как наши слуги мусульмане.

— Симла уже близко? — спросила я, когда он поднялся на ноги, хотя, по моим подсчетам, мы должны были бы уже давно туда приехать. Но, возможно, меня сбили с толку жар и невыносимая боль в плече. Может, мы ехали совсем недолго.

— Я не везу тебя в Симлу.

Мои ноги подкосились, и я согнулась, обхватив колени, на твердом сыром берегу.

— Фейт, — прошептала я, закрыв глаза и раскачиваясь взад-вперед. — О, Фейт, что же я наделала?

Я тяжело села, положив правую руку на колени и прижавшись к ней лбом.

— Где мы? — спросила я, не поднимая головы.

— Недалеко от Кулу.

— Кулу.

Я попыталась вспомнить все, что слышала об этом городе, но мои познания в географии северной части Индии ограничивались Гималаями, северо-западной границей и границей с Афганистаном.

— Это еще в Индии? — шепотом спросила я.

— Да, — ответил он. — Кулу находится возле границы с Кашмиром.

— Почему ты меня сюда привез? — Я взглянула на него.

Солнце стояло прямо над головой патана, и я не могла рассмотреть его лицо.

Он не ответил, и я снова опустила голову.

— Я знаю, ты говорила правду, — сказал патан. — Я слышал твой голос, когда сидел в плену у этих ференгхи в красных мундирах; правда, я понял только некоторые слова.

Он замолчал, словно не знал, что сказать дальше.

— Ты пыталась спасти мне жизнь, поэтому я не мог допустить, чтобы ты потеряла свою. Я не мог рисковать и везти тебя ближе к Симле. Но я также не мог бросить тебя, такую слабую и беспомощную. Тебе нужна вода, и ты больна, тебя ранила пуля. Если бы ференгхи не нашли тебя в течение дня или, может, двух… — Патан пригладил конскую гриву пальцем. — В общем, я решил взять тебя с собой в Кашмир, в свой лагерь. Дорога займет остаток сегодняшнего дня и весь завтрашний. В лагере ты наберешься сил, а затем я позабочусь, чтобы ты вернулась в Симлу с кем-нибудь, кто обеспечит твою безопасность.

Я не знала, что ответить. Что мне было известно о Кашмире? Когда-то я читала о его высоких, покрытых снегом горах и дремучих сосновых лесах.

— Тебе нечего бояться, — сказал патан.

— Я и не боюсь, — возразила я громче, чем требовалось.

Он кивнул, затем отвел коня к небольшой роще и привязал. Я услышала, что патан назвал коня Расулом. Потом патан скрылся в кустах и через некоторое время вернулся с грибами и дикими ягодами, сложенными в подол его рваной рубашки. Я заметила, что рубашка была очень хорошо сшита — крошечными аккуратными стежками. Поверх рубашки патан носил яркую вышитую, открытую спереди жилетку. Плетенный из ярко-красных и оранжевых ниток кушак, обмотанный вокруг талии, был толстым и широким. Просторные черные штаны были заправлены в высокие кожаные сапоги.